Гарри Картрайт - Грязные деньги
Ли имел в виду 10 000 долларов за всех троих, но Питтс его не понял. Он считал себя крупной птицей и решил, что и Чагра, должно быть, важная персона, если запрашивает тридцать "косых". Контрабандист из Теннесси приспустил носок, вынул пачку купюр и бросил их на стол Ли. Тот, не говоря ни слова, сунул деньги в ящик письменного стола. Мозг его в это время лихорадочно работал, а глаза бегали, словно шарики в игральном аппарате.
Ли и полдня не понадобилось, чтобы установить, что ордер на обыск, позволивший поймать контрабандистов из Теннесси с поличным, был оформлен неправильно, и их дело было прекращено. Вскоре у каждого торговца наркотиками в округе появилась визитная карточка Ли Чагры. Многие даже стали хранить крупные суммы в сейфе адвоката на тот случай, если произойдет неизбежное. Чагра и Джек Стриклин стали близкими друзьями и партнерами, учредив компанию под названием "Би-эйч-эс энтер-прайвис", якобы занимавшуюся "импортом и экспортом". По мнению же агентов из Управления по борьбе с наркотиками, эта компания использовалась ими для "отмывания"[33] денег, вырученных от контрабанды. "Я никогда не смогу это доказать, — сказал один из федеральных агентов Дж. Робинсон, — но я твердо убежден, что Ли стал крестным отцом для Стриклина и этих молодых контрабандистов. Конечно же, они делятся с ним деньгами". В 1972 году общий доход Ли превысил 250 000 долларов. В следующем году он уплатил налог с 450 000 долларов, включая 125 000 долларов, заявленных им в налоговой декларации как выигрыш. Именно в том году Ли и Джо-Энни начали строительство своего нового дома на Фронтера-роуд. Этот дом-крепость площадью более 600 квадратных метров имел плавательный бассейн, конюшню, оборудованные электронной системой ворота и мониторы внутреннего телевидения. Ли иногда называл свой дом "крепостью, которую построил Джек".
Ли, должно быть, считал, что напал на золотую жилу. Но это было не так. Скорее он угодил в зыбучие пески. В двух с половиной тысячах километров от Эль-Пасо любитель героина Том Питтс был арестован при попытке продать очередную партию наркотиков и теперь томился в изоляторе федеральной тюрьмы. Он готов был рассказать властям все, что угодно, но пока никак не мог чем-то их заинтересовать. Когда, однако, Питтс упомянул имя Ли Чагры, федеральные агенты стали слушать его внимательнее. Питтс рассказал, как однажды он и еще один дилер договорились о сделке в офисе Ли. Да, Ли действительно получил тогда комиссионные. Позже, правда, выяснилось, что Питтс соврал, но в тот момент эта ложь помогла ему на какое-то время "сорваться с крючка". В тот момент, когда Ли и Джо-Энни переезжали в свой новый дом на Фронтера-роуд, большое жюри в Нашвилле на тайном заседании вынесло вердикт о привлечении Ли и еще сорока человек к суду за вступление в преступный сговор с целью приобретения и распространения марихуаны.
Утром 20 июня 1973 года группа федеральных агентов по борьбе с наркотиками явилась в адвокатскую контору Ли с ордером на арест и увезла его в наручниках. Потрясенный и озадаченный случившимся, Ли находился в полном неведении относительно характера предъявляемых ему обвинений. Его перевозили теперь из тюрьмы в тюрьму, как обыкновенного преступника — одного из тех, кого он в свое время защищал. Один из самых блестящих и уважаемых адвокатов Техаса, Ли в свои 38 лет по непонятным для него причинам оказался вдруг скованным одной цепью с каким-то панком — племянником жены Джорджи Тэйлором. В ту же сеть угодили Джек Стриклин, кое-кто из его дружков (например, Майк Холлидей и Джонни Миллиорн), а также многие другие, с которыми Ли никогда не был знаком и о которых даже не слышал. Ситуация представлялась ему крайне нелепой. Ранним вечером в тот же день Ли предстал перед судьей Джеми Бойдом — знакомым, иногда заходившим к нему в контору, чтобы поболтать о политике. Джо-Энни прибежала в федеральный суд с 50 000 долларов, но Бойд решил, что принимать такой большой залог наличными уже поздно, и Чагра вынужден был провести ночь в тюремной камере. Там к этому времени уже собралась почти вся компания торговцев наркотиками из Эль-Пасо. Газеты по всему Югу США назвали операцию по захвату котрабандистов самой крупной за всю историю Нашвилла (штат Теннесси) — города, в котором Ли не был ни разу в жизни.
Официальное обвинение было сформулировано настолько туманно, что его невозможно было даже понять, не говоря уже о возможности наметить линию защиты. Адвокаты Ли Сиб Абрахам и Билл Маркиондо из Альбукерке внесли более 150 ходатайств с требованием конкретизировать предъявленное обвинение, однако ответ федеральных властей оставался невнятным. Тогда адвокаты внесли еще пять ходатайств, требуя, чтобы власти либо соблюли право обвиняемого на быстрое судебное разбирательство, либо прекратили дело. Никакого вразумительного ответа, однако, вновь не последовало. В течение последующих двенадцати месяцев обвинение прекратило дела примерно половины первоначально арестованных людей, но по делу Ли Чагры отказывалось идти на какие-либо уступки.
Все это продолжалось почти два года. Когда наконец выдвинутые против Ли обвинения были сняты, средства массовой информации заявили, что это было сделано из-за нарушения права обвиняемого на быстрое судебное разбирательство. В действительности же дело было прекращено прежде всего потому, что выдвинутые обвинения не были подкреплены доказательствами. Судья Фрэнк Грей, главный судья Среднего округа штата Теннесси, в марте 1975 года оформил представление, в котором в резких выражениях назвал обвинительный акт "явно и прискорбно юридически порочным" и составленным так, что он стал "совершенно бессмысленным, а значит, не содержащим ровным счетом никаких обвинений". Судья Грей набросился на агентов из Управления по борьбе с наркотиками, заявив, что ограничение свободы обвиняемых и "атмосфера беспокойства, подозрений, а зачастую и враждебности", в которой они были вынуждены жить в течение двух лет, нарушают элементарные принципы правосудия. Много позже Ли Чагра узнал, что единственным доказательством против него было "признание", сделанное наркоманом Томом Питтсом.
"Поднятый шум почти погубил адвокатскую карьеру Ли, — вспоминал Джо Чагра, его младший брат, который к этому времени уже тоже работал в адвокатской конторе Ли. — Охотников нанимать адвоката, который сам привлекался к судебной ответственности, теперь было мало". Репутация Ли оставалась запятнанной даже после того, как были сняты все предъявленные ему обвинения. Все считали, что Ли удалось избежать ответственности на чисто формальном основании. Теперь все газетные сообщения о Ли неизменно начинались так: "Ли Чагра, которому было предъявлено обвинение в торговле наркотиками…"
Ли ничего не забыл и никому не простил. Его ненависть к федеральным агентам, особенно к провокаторам, переросла в столь сильное чувство, что подчинила себе всю его личную и профессиональную жизнь. Он стал записывать на магнитофон все свои телефонные разговоры, скрупулезно собирая информацию, которая содержала хотя бы намек на неправомочные действия властей. "Теперь дело называется так: "Ли Чагра против Соединенных Штатов Америки", — говорил он своим друзьям, и те понимали, что он не шутит. Сославшись на свободу информации, он потребовал от властей представить ему все документы, относившиеся к проведенному в отношении его расследованию, и вскоре два тяжелых шкафа были забиты увесистыми папками. Документы показали, что почти каждую неделю какой-нибудь агент наводил справки о личной жизни Ли Чагры. Власти затребовали квитанции о всех телефонных разговорах, которые он вел из дому и из конторы начиная еще с 1968 года, равно как и все документы об уплате подоходного налога. Почти все клиенты Чагры, оказавшиеся в тюрьме, были допрошены агентами из Управления по борьбе с наркотиками, которые выспрашивали у них информацию о Чагре и предлагали всякого рода поблажки за уличающие его сведения. Время от времени агенты-провокаторы под видом клиентов приходили к нему в офис для обсуждения какого-нибудь несуществующего дела, а затем пытались провернуть через него сделку с наркотиками. В таких случаях Ли поступал одинаково: он незаметно записывал всю беседу на магнитофон, а потом давал агенту номер телефона "настоящего босса". Это был домашний телефон местного шефа Управления по борьбе с наркотиками, не указанный в телефонном справочнике.
7В 1969 году администрация Никсона объявила войну торговцам наркотиками. В дальнейшем, однако, эта акция вылилась в нечто большее и, как это ни парадоксально, нечто меньшее. Дело в том, что Никсона в то время волновала не столько проблема наркотиков, сколько приближавшиеся выборы в конгресс. До этого администрация, столь громогласно ратовавшая за обеспечение "закона и порядка", мало что сделала для снижения уровня преступности. Вину за это сам Никсон и его министр юстиции Джон Митчелл возлагали на суды, конгресс и бюрократические правительственные учреждения. Им срочно нужна была какая-нибудь острая проблема, кризис или даже эпидемия, на которую можно было бы все свалить. Гордон Лидди предложил использовать для этого проблему наркотиков.
