Шракбек Кабылбаев - Преступления могло не быть!
Выиграть по займу — большая удача. На этот раз счастливчиков в одной из сберкасс Алма-Аты было много. Гражданин в енотовой шубе с довольным видом крепко сжимал в руках двадцатирублевую облигацию.
— Кажется, пять тысяч, — радостно проговорил он, подавая облигацию в окошечко.
— Одну минуточку… — сказала кассирша.
Ждать гражданину в енотовой шубе пришлось недолго: через несколько минут его вызвали к заведующему сберкассой.
За столом сидел сержант милиции и вертел в руках двадцатирублевую облигацию.
— Ваша?
— Моя.
— Нет, не ваша. Вспомните, где вы ее взяли. Это очень важно…
Посетитель тяжело опустился на стул:
— Купил… У Балобана. Принес вечером. А наутро — тираж. Выиграл…
Гражданин в енотовой шубе, назвавшийся Ройтманом, рассказывал Карабаксанову свою неприглядную историю плаксивым голосом:
— Вы знаете, пожадничал. За двести рублей на шесть тысяч облигаций это же дешево…
Все номера и серии облигаций, которые купил Ройтман у своего знакомого Балобана, совпадали с номерами похищенных у Байрумова.
К вечеру сотрудники уголовного розыска отыскали Балобана. Узнав обо всем, он, удивленно разведя руками, пробасил:
— Попросил сосед, Хусеном его звать, продать облигации. У меня денег не было. Понес к Ройтману. Тот взял. Не понимаю, что я сделал плохого?
Ночью был арестован Точиев — низкорослый, широкоплечий человек, с наглыми глазами. Он долго выкрикивал ругательства в адрес сотрудников, которые посмели взять его. Все обвинения отрицал. Отказывался даже от того, что передавал Балобану ворованные облигации для продажи.
А.Б.Автомашина шла на большой скорости, с каждым часом приближаясь к цели. Карабаксанов, казалось, дремал, не обращая внимания на толчки. Но это только казалось. Он вспоминал, анализировал, и стройная цепочка фактов смыкалась. Недавно из одного города был получен пакет, которого он так долго ждал. Прибыли документы и дактилокарта с оттисками пальцев Аушева — матерого вора-рецидивиста. После трех дерзких налетов в Алма-Ате он вместе с двумя сообщниками скрылся в Киргизии, в глухом селе Калининском, куда сейчас мчалась машина с оперативниками.
Двери дома открыл седобородый старик со слезящимися глазами. Он испуганно взглянул на офицера и хотел было броситься назад. Один из сотрудников уголовного розыска схватил его за руку и вывел во двор.
Карабаксанов решительно рванул на себя дверь в следующую комнату.
— А, милиция. Садись, гостем будешь, — пьяным голосом встретил их мужчина, сидящий за столом.
Услышав слово «милиция», его приятели — их было двое — подняли головы, тупо уставились на вошедших и снова уронили их на стол: оба были пьяны до невменяемости.
— Да здесь целый пир, — усмехаясь проговорил майор милиции, поглядывая на батарею опорожненных бутылок.
— Гуляем, — широко осклабившись, промычал сидящий за столом. — Садись, начальник…
Карабаксанов, указывая на пьяных, приказал:
— Вывести их. В машину!
— Суламбек! Магомет! — закричал, вскакивая из-за стола мужчина, приглашавший Карабаксанова.
Те вяло подняли головы и снова опустили их.
— Сидеть, Аушев, — майор милиции направил пистолет на вскочившего. Тот прыгнул в сторону и сунул руку в карман. Шофер Кручинин ловким ударом сбил преступника с ног.
— Обыскать его!
Через минуту из кармана главаря банды был вытащен револьвер системы «наган». В барабане не было одного патрона.
Начался обыск. Через несколько минут Карабаксанову принесли красивые золотые запонки. Осмотрев их, майор милиции удовлетворенно сказал:
— С монограммой А.Б. Именные запонки Байрумова…
* * *После долгого и трудного следствия был суд. За вооруженное ограбление квартир рецидивисты Аушев, Лолохоев, Точиев и Ужахов приговаривались к строгой, долголетней изоляции от общества. Не забыло правосудие и их пособника — шофера Бондарева. Получил сполна.
Последние слова председательствующего замерли под сводами зала. А потом тишина раскололась от аплодисментов: трудящиеся приветствовали справедливый приговор, аплодировали советскому закону.
А. Михайлов.
Так не шутят
Машина медленно двигалась по улице, а они оба смотрели вперед и по сторонам, потому что это была их работа.
По тротуарам шли люди, кутаясь в платки, поднимая воротники. Было холодно. Снег с горных вершин опускался все ниже и ниже, а днем уже выпадал в долинах и белел до самых сумерек.
— Скоро домой, — сказал Добромыслов и потянулся.
Он представил уют теплой и светлой квартиры, ванну перед сном, ослепительные простыни. Потом вспомнил, что надо закончить очередную контрольную по английскому, И вздохнул. Сын, вероятно, спит. А жена проверяет тетради и ждет его.
— Опять будет сегодня бессонница, — сказал водитель, нарушая течение его мыслей. — Последнее время часто заснуть не могу. Силы как будто есть, а устаю…
Большие руки водителя лежали на баранке руля. Руки с обкуренными желтыми ногтями, с крупными вздувшимися венами.
Добромыслов взял микрофон:
— «Переменный!» Я — «Седьмой». Следую по маршруту. Все в порядке. Как поняли? Прием…
Рация тихо гудела чуть потрескивая. Усталый голос ответил сквозь шум:
— «Седьмой»! Вас понял, для вас ничего нет, выполняйте маршрут.
И опять спокойное монотонное гудение. Темно-синий «газик» с красными полосами на дверцах был сейчас их рабочим кабинетом. Тепло мотора приятно согревало, знакомо пахло бензином.
— Тихое дежурство сегодня, — сказал Добромыслов.
— И вчера было спокойное, и позавчера, и завтра будет, — отозвался водитель. Он закурил и закашлялся. Красный огонек сигареты отражался в темном стекле. — Год назад было не так…
— Хорошо, — сказал Добромыслов. — Значит, люди становятся лучше.
— Дружинники «хлеб» отнимают, — усмехнулся водитель.
— Почему отнимают, — рассеянно сказал Добромыслов. — Помогают… — Он вспомнил недавнее. Час назад дружинники сдали им пьяного парня, сквернословившего и пристававшего к пассажирам в зале ожидания вокзала. Когда его посадили в машину, парень грозил расправиться и с Добромысловым, и с водителем, и даже с машиной, в которой его везли.
— Дружинники помогают, — снова сказал он.
Они ехали, сворачивая то в одну улицу, то в другую. Деревья густыми тенями опустились на дорогу, листва колыхалась под тихим ветром, тени на земле двигались, казалось, что асфальт неслышно колеблется.
— Владимир Петрович, давно хотел спросить, вы ведь в угрозыске начали, а сейчас — шофер, — сказал Добромыслов. — Почему?
Водитель взглянул на Добромыслова и пожал плечами.
— Это давняя история, Костя. В сорок восьмом я начал в угрозыске, да в том же году и кончил… Брали мы одного. Тогда вообще был тяжелый год для меня. Только из армии — и сразу в угрозыск! И сразу же дела — одно за другим. Через месяц нож в бок получил. Но не очень крепко. А в этот раз утюгом по спине!
— Чем?
— Чугунным утюгом. Мы с напарником вошли в коридор, а бандит за дверью стоял. Был такой — Прудаев, убийца, сволочь большая. Напарник прошел вперед, я замешкался, зацепился за порог, споткнулся, он из-за двери меня и ахнул между лопаток! Второй раз не успел. Напарник не дал…
— Взяли?
— Конечно, взяли. Таких разве можно упускать?!
На перекрестке они остановились. Оживленные люди переходили улицу. Быстрые тени сопровождали их. Лица мужчин и женщин в темноте казались мягкими и веселыми.
— Суббота… — сказал водитель.
— Ну, а дальше? — спросил Добромыслов, желая продолжить разговор.
— А дальше? Пролежал в госпитале. Перелом позвоночника, еле вылечили. Сначала корсет носил, потом окреп. Из угрозыска, конечно, перевели. Решили на пенсию отправить по здоровью — не захотел. Работу подыскали полегче. Сейчас вот езжу. На шофера выучился, все ближе к живому делу! Тогда и кончился я как оперативный работник. Еще тогда. Ты на каком курсе-то? — внезапно спросил он.
— На четвертом.
— А я из-за войны не кончал ничего. И потом все недосуг. А как надо бы! Вот и езжу в старшинах. И в армии был старшина, и сейчас…
Они долго ехали молча. Добромыслов думал о том, как завтра выкроить время на новый фильм, который хвалят и на который зовет жена, о том, что нужно посидеть за учебниками, пойти на тренировку, потому что скоро среда, и ребята ругаются, если не придешь.
А водитель думал о том, что скоро уйдет на пенсию и посадит сад, а потом вспомнил о комиссаре, новом начальнике управления.
— Костя, — наконец не выдержал он, — на совещании-то вчера был? Что комиссар говорил?
— Призывал, чтобы милиционеры были образцом дисциплины. Сказал, что вежливость должна быть главной чертой, что неряхе и грубияну не место в милиции.
![Сергей Бетев - Без права на поражение [сборник]](/uploads/posts/books/242828/242828.jpg)