Михаил Грабовский - Плутониевая зона
Несколько раз начальник станции подбегал к группе важных людей, в центре которой молчаливо поблескивал стеклами очков великий человек в черной шляпе, с мерзнущими ушами.
— Сейчас-сейчас… Сию минуту будет, товарищ Берия, — подобострастно шептал начальник станции.
Когда подали вагон и Берия уже встал одной ногой на высокую подножку, станционник услужливо попытался придержать тяжелого Берия под локоть.
Удар ботинка пришелся ему прямо в зубы.
Немой удар, без слов и объяснений. И потому тем более обидный.
Паровоз загудел и натужился. Берия улыбнулся и поднял мясистую ладонь в знак прощания с руководителями плутониевой зоны.
Те в ответ срочно приподняли зимние шапки и замахали руками.
Как только короткий состав покинул платформу, все начальники, удовлетворенные окончанием инспекции, пошли к машинам.
На платформе стоял одинокий человек.
Смотрел вслед уходящему поезду. Когда последний вагон скрылся из виду, он приложил платок к кровоточащим деснам и пошел в станцию…
Сытно пообедав и отдохнув на любимом диване с резьбой несколько часов, Берия мысленно принялся за неотложные дела.
Славского с должности надо убрать. Перевести куда-нибудь. Можно в главные инженеры. А директором комбината, наверное, надо назначить более дисциплинированного человека, с военной закалкой. Например, Музрукова. И хозяйственный опыт есть: директор Уралмаша. Борис… как его… Борис Глебович. Да, надо сразу по приезде в Москву оформить это дело. Их всех надо периодически трясти и трясти. Засидятся — успокаиваются. Надо, надо трясти.
И еще. Почему из ПГУ наезжает в зону только Завенягин? А Ванников? А Курчатов? Надо гнать их туда, в зону, немедленно. На постоянное место работы, вплоть до отбоя. Хватить им сидеть в теплых московских кабинетах.
Пожелания Берия, высказанные вслух или зафиксированные в виде кратких резолюций на отчетах или докладных записках, немедленно трансформировались в протокольные пункты решений СК или в приказы Ванникова.
29 ноября 1947 года директором комбината № 817 был назначен Герой Социалистического Труда, директор Уральского машиностроительного завода генерал-майор Борис Глебович Музруков. Славский был переведен на должность главного инженера.
В декабре 1947 года Курчатов провожал с Казанского вокзала спецсостав, состоявший из товарных и пассажирских вагонов. В плутониевую зону отправлялись ближайшие помощники Игоря Васильевича по лаборатории, непосредственно участвовавшие в 1946 году в пуске первого в Европе экспериментального уран-графитового реактора. Они везли с собой электронные приборы и лабораторное оборудование, необходимое для проверки на месте чистоты и качества поступающих урановых блочков и графита. Кроме того, была погружена в специальные ящики и опломбирована пусковая аппаратура, необходимая для контроля нейтронного потока при разгоне реактора с нулевого уровня мощности, т. е. фиксирующая начало цепной реакции.
Курчатов трогательно прощался с друзьями, обещая подъехать к ним для помощи и научных консультаций в ближайшее время. Он думал, что его участие в пуске комбината ограничится научными командировками в зону.
Однако Берия смотрел на этот вопрос по-иному.
Из протокола № 55 заседания Специального комитета от 27 февраля 1948 года:
«1.1. Для обеспечения на месте всех мероприятий по подготовке к пуску и пуска в эксплуатацию комбината № 817 в установленные Правительством сроки командировать начальника Первого главного управления т. Ванникова и акад. Курчатова на комбинат № 817 на период подготовки и пуска комбината.
Поручить т. т. Ванникову и Курчатову решение совместно с т. Чернышевым всех технических, организационных и прочих вопросов, связанных с выполнением указанных задач…».
Отныне рабочим местом Ванникова и Курчатова становилась плутониевая зона.
Борис Львович был слаб после недавно перенесенного инфаркта. Чтобы не утруждать себя ежедневными утомительными поездками от жилого поселка к объекту «А», Ванников с Курчатовым временно устроились на житье в холодном и неуютном вагончике возле станции Кыштым. Но уже через месяц их переселили в удобный трехкомнатный коттедж, хорошо отапливаемый, обставленный мебелью, с душем и туалетом.
С приездом в зону ежедневные утренние оперативки со строителями и монтажниками Ванников начал проводить лично.
Присутствие на них Музрукова, Славского, Курчатова, Царевского и Шутова было обязательным. По своему характеру эти оперативки напоминали штабные заседания перед началом армейского наступления. Все выступавшие обязаны были говорить коротко, четко и только по существу порученного дела.
Дела в зоне быстро продвигались к началу монтажа графитовой кладки.
Берия не забыл и об укомплектовании низового звена комбината рабочими кадрами.
Протоколом № 55 заседания СК от 27 февраля 1948 года планировалось произвести срочное «выделение 2700 человек молодых рабочих из числа специального набора (военнообязанных) и окончивших школы Ф30».
Отдельный пункт протокола касался будущего эксплуатационного персонала радиохимического завода «Б».
«1. в) Поручить т. т. Ванникову, Мешику и Борисову в суточный срок уточнить количество специалистов из числа оканчивающих техникумы по химическим машинам, аппаратам и установкам, подлежащих откомандированию в Первое главное управление от министерств химической промышленности, сельскохозяйственного машиностроения и Главного управления кислородной промышленности…
Председатель Специального комитета
при Совете Министров СССР Л. Берия».
Поскольку Ванников и Курчатов, а в качестве приглашенных — Музруков, Чернышев и Царевский, обязаны были периодически присутствовать на заседаниях СК, Берия обязал «министра путей сообщения т. Ковалева выделить один специальный пассажирский вагон… с передачей его на баланс Первого главного управления… для обслуживания научных работников».
В связи с планируемым в начале января 1948 года резким увеличением на комбинате количества вольнонаемных рабочих и служащих Мешик инициировал обсуждение в СК вопроса «об организации политуправления в Первом главном управлении и политотделов на его предприятиях и в учреждениях».
Из протокола № 51 заседания СК от 12 января 1948 года:
«IV… Считать необходимым на ближайшем заседании СК более подробно обменяться мнениями по данному вопросу.
Поручить т. т. Первухину, Завенягину, Мешику дополнительно проработать вопрос об обеспечении руководства партийными организациями предприятий и учреждений Первого главного управления через систему парторгов ЦК ВКП(б)».
10
Март 1948 года…
Метель слепила глаза… А днем было так тепло, что снежные сугробы начали бурно подтаивать. Кое-где появились ручейки. Но для настоящей весны было слишком рано. Николай Михайлович поежился и в первый момент потянулся обратно в свою натопленную комнату. «Дрянная погода, — подумал он, — схожу в другой раз». Но потом взял себя в руки, натянул пониже ушанку. Решил, значит, решил. Надо выполнять. Тем более, доверили.
Настроение у Кузнецова с приближением монтажа графитовой кладки и других конструкций реактора улучшалось день ото дня. Его включили в наладочную бригаду механиков. Монтажный аврал захватил его, как вихрь. Несколько дней назад его «наградили» почетной партийной нагрузкой: поручили шефство над женским общежитием № 2.
В зону начали завозить девушек после окончания химических вузов и ребят-механиков после техникумов. На объекте «Б» начал формироваться коллектив эксплуатационников: аппаратчиц, операторов, ремонтников. К пуску завода их ожидалось около двух тысяч.
— Молодежи надо помочь, — наставлял Николая Михайловича партгрупорг Серегин, — осесть на новом месте, обжиться… потом, нельзя же выпускать их из-под контроля, понимаешь? Чем они дышат, их настроение, досуг — надо знать все. Мы же за них в ответе.
Кузнецов и сам прекрасно понимал: за неуравновешенной современной молодежью нужен глаз да глаз. Вот и вышел в воскресный вечер на первый обход, произвести разведку.
Общежитие находилось в том же квартале, в одноэтажном бараке. Кузнецов распахнул входную дверь в торце, ввалился в общий коридор, оттопал снег с ботинок, энергично помахал ушанкой над полом. Огляделся. Обстановка просматривалась с трудом через тусклое свечение одинокой сорокаваттной лампочки.
В дальнем углу — печка, рукомойник и узенькая дверь в туалет. По правую руку, у стены — напиленные дрова, ведра, тряпки. У печки на трех веревках — женское белье.
Слева — четыре одинаковые двери. За каждой из них устроились по две-три девушки из Воронежа или Горького. Первые две комнаты Кузнецов посетил мимолетно, несколько смущаясь своей роли. Обежал быстрым взглядом общую обстановку и сделал несколько заготовленных замечаний. В третьей Николай Михайлович, осмелев и освоившись, решил задержаться. Разведать все поосновательнее.
