Э. Вагнер - Шерлок Холмс: наука и техника
Прайс вырезал участок кожи трупа со следами от шприца. Вместе с токсикологом А. С. Карри он ввел одной группе мышей инсулин, а другой — вещество, полученное из вырезанной ткани. Обе группы мышей умерли с проявлением идентичных симптомов. Эксперимент повторили несколько раз, и результат все время был одним и тем же.
Кеннет Барлоу был признан виновным в отравлении своей жены и осужден на пожизненное заключение. Для «чистоты эксперимента» присяжным не сообщили о еще одном открытии, сделанном полицией: первая жена Барлоу умерла от сходных симптомов несколькими годами ранее. Ее смерть посчитали естественной. Если бы тело женщины осматривали столь же внимательно, исследуя каждый участок кожи через увеличительное стекло, крошечные отметки, похожие на укус змеи, скорее всего, были бы об- наружен&1. Если бы еще тогда «следователь с поистине необыкновенным зрением» разглядел «два крошечных темных пятнышка», Элизабет Барлоу никогда бы не вышла замуж за змею по имени Кеннет.
Помимо пресмыкающихся и необычных земноводных, которые в древности были самыми распространенными источниками ядов, известно множество растительных ядов. Цикута, олеандр, аконит, чемерица, мак и многочисленные виды ядовитых грибов унесли множество жизней ни о чем не подозревающих жертв отравлений.
Свойства мышьяка были известны еще с давних времен, но характерный привкус ограничивал ere использование в качестве части арсенала отравителей вплоть до 800 г. н. э., когда арабский ученый Джабир ибн Хайам (известный в Европе как Гебер) «облагородил»|Мыщьяк, придав ему вид белого порошка с незначительным привкусом, практически незаметным при добавлении в пищу или напитки. С мрачным юмором мышьяк называли «пилюлей для получения наследства», поскольку считалось, что он эффективно используется в несчастливых семьях. Подозрения об отравлении мышьяком возникали очень часто, но на суде четко доказать его использование было практически невозможно.
В эпоху средневековья всеобъемлющий страх перед отравлениями привел к появлению сложных, но малоэффективных противоядий и суеверных способов обнаружения ядов. Считалось, что черные пятна, возникшие на трупе, свидетельствуют о присутствии яда, т. е. естественные признаки гниения или болезни принимались за свидетельства убийства.
Среди предполагаемых универсальных противоядий были порошок из мумии, «рог единорога», который в действительности оказывался останками невезучего носорога, и териак — варево, содержавшее от тридцати до шестидесяти различных ингредиентов, в зависимости от рецепта аптекаря, который его готовил. Все они были бесполезны для пациента, но существенно улучшали финансовое положение советчика.
Одним из любимых «лекарств» была так называемая уснея, которую готовили из ворсинок, соскобленных с черепа покойника, предпочтительно казненного преступника. Процветала также продажа везоаровых камней — инородных предметов, извлеченных из кишечников или желчных пузырей животных. Их по бешеной цене приобретали легковерные главы многих государств.
Хирург Амбруаз Паре, живший в XVI веке и обладавший научным скептицизмом и духом следователя, достойными Шерлока Холмса, настаивал на том, что везоаровы камни абсолютно бесполезны, и хотел доказать это. Будучи личным врачом короля Франции Карла IX, он мог себе это позволить. Для своего эксперимента Паре выбрал дворцового повара, обвиненного в краже серебра и поэтому томившегося в тюрьме в ожидании казни. Врач предложил дать повару яд, а затем использовать часть дорогого королевского везоарового камня в качестве противоядия. Если заключенный выживет, ему будет даровано помилование.
Ухватившийся за соломинку возможного спасения жизни, повар согласился на эксперимент. Не прошло и часа, как, несмотря на принятое противоядие, он корчился в агонии. Попытки Паре облегчить его страдания не увенчались успехом, а несчастный мужчина скончался после семи часов мучений. В результате Карл уничтожил весь запас своих «волшебных камней», но множество людей, в том числе и судей, все равно продолжали считать, что Паре не доказал бесполезность везоаровых камней, а лишь продемонстрировал, что камень короля был подделкой.
Испытания действия ядов на человеке, проведенные Амбруазом Паре, не были уникальным случаем для XVI века, но они вызывали страх общества, который воплотился в фольклоре. Весьма популярным был слух, что Екатерина Медичи в качестве приданого для французского короля привезла с собой рецепты ядов. Люди шептались, что она посылала беднякам корзины с отравленной едой, а затем приказывала своим слугам на следующий день справиться об их здоровье. Такая процедура позволяла ей обогатиться научными данными и одновременно сократить число нищих гралодан Франции.
Образ женщин-убийц был тесно связан со страхом перед чародейством и магией. В XVII веке предприимчивая Дама по имени Теофания ди Адамо продавала жительницам Рима и Неаполя флаконы с прозрачной жидкостью под названием «Манна Святого Николая из Бари». Официально эта жидкость считалась косметикой, но говорили, что крошечная ее доза вызывает быструю смерть, кажущуюся естественной. Жидкость стали называть aqua tofana. В результате среди супругов покупательниц участились случаи смертельных заболеваний органов пищеварения.
Когда подозрение властей наконец-то жало на Теофанию, она нашла убежище в монастыре, из которого ее со временем выгнали. Будучи подвергнутой жестоким допросам, она созналась в более чем шестистах, убийствах и вскорости была повешена. Считалось, что ее дочь Джулия продолжила семейное дело. Последовательницей Теофании в ее вероломных занятиях можно считать и француженку мадам де Бренвилье, из-за которой распрощалось с жизнью множество ее родственников и любовников прежде, чем ее поймали и казнили.
Ватсон упоминает aqua tofana и мадам де Бренвилье в повести «Этюд в багровых тонах», когда язвительно резюмирует газетную статью:
Бегло упомянув германский фемгерихт, aqua tofana, карбонариев, маркизу де Бренвилье, теорию Дарвина, теорию Мальтуса и убийства на Рэтклиффской дороге, автор статьи под конец призывал правительство быть начеку и требовал усиления надзора за иностранцами в Англии.
Вплоть до начала XIX века обвинения в отравлении зависели от случайных улик и признаний, вырванных под пытками. Когда в 1752 г. некую Мери Бланди осудили и приговорили к повешению за отравление своего отца, единственным медицинским свидетельством против девушки было то, что ее видели подсыпающей белый порошок, напоминающий мышьяк, в еду своего отца, и что органы желудочно-кишечного тракта покойника были воспалены.
К 1814 г. в этой области начали появляться успехи, значительной частью благодаря усилиям Матео Жозе Бонавентура Орфила, родившегося на испанском острове Минорка в 1787 г. Будучи блестящим студентом, изучавшим медицину и химию, в восемнадцатилетнем возрасте он переехал из Испании в Париж, чтобы продолжить обучение.
В ходе своих исследований Орфила обнаружил, что многие примитивные проверки на наличие ядов и противоядия никуда не годятся, поэтому он приступил к разработке собственных методов.
В первой своей публикации, «Трактат о ядах», Орфила определил новую науку токсикологию как неотъемлемую часть судебной медицины. Проводя опыты на собаках, он продемонстрировал влияние мышьяка и других ядов на же- лудочно-кишечный тракт и разработал новые способы выведения мышьяка из тканей.
Основываясь на трудах Орфила, химик с Британских островов Джеймс Марш изобрел первый тест для обнаружения отравления тяжелыми металлами, который предоставлял достаточно веские результаты, чтобы убедить присяжных. Устройство для проверки было простым. Изготавливалась U-образная стеклянная трубка, один конец которой был открыт, а второй закрывался помеченным наконечником. Цинк располагали на помеченном конце, а с другой стороны исследуемую жидкость смешивали с кислотой. Когда жидкость и цинк встречались, то при наличии мышьяка в жидкости через наконечник выделялся арсин — чрезвычайно опасный и ядовитый газ. У места выхода газа помещали источник открытого огня. В момент возгорания над пламенем устанавливали холодную фарфоровую тарелку. В результате на фарфоре образовывался темный, блестящий нагар, называемый мышьяковым зеркалом. Это зеркало свидетельствовало об убийстве. Метод Марша позволял обнаружить даже крохотные дозы мышьяка или сурьмы, и он был достаточно эффективен, чтобы убедить судей.
Благодаря этой методике была получена ключевая улика по делу Мари Лафарж, которую в 1840 г. обвинили в отравлении мужа пирогом, напичканным мышьяком. Мари родилась в 1816 г., а ее родители, по слухам, имели кровные связи с французским дворянством. Девушка рано осиротела, и ее воспитанием в Париже занимались дядя и тетя. Она получила образование в дорогих школах, у нее были друзья среди знатных семей, но из-за скромного приданого девушка не могла считаться привлекательной партией.
