Анна Бройдо - Дорга, ведущая к храму, обстреливается ежедневно
Кабардинцы, приехавшие с голыми руками («мужчина добывает оружие в бою!») рассказывали, как они захватили вражеский танк: окружили его — «как пещерные люди мамонта!» — забросали бутылками с зажигательной смесью, выскочивший экипаж расстреляли из единственного автомата, потом дружно потушили огонь и, развернув башню, остановили всю колонну противника. Эту тактику применяли еще в самом начале войны, на сухумском Красном мосту. Наверное, еще и поэтому бойцы с противоположной стороны честят солдат абхазской армии «дикарями» и «индейцами».
Но, пожалуй, самая удивительная история — об «абхазском Сент-Экзюпери»: летчике и поэте Олеге Чанба. До сих пор некоторые считают его подвиги легендой, но одинокий мотодельтапланерист действительно летал через линию фронта в Сухуми, связками гранат бомбил вокзал. Вдвойне горько, что, возвращаясь после очередного вылета, он по ошибке был сбит своими.
* * *Санинструктор Надя Ашуба:
— Для меня на войне самое страшное — ожидание. Мне вообще всегда тяжело чего-то ждать, а здесь это — не дай Бог, кого-то ранят. Был период, когда мы четверо суток вообще нос не могли высунуть из окопов, но ребята все равно умудрялись из окопа в окоп бежать и тут у нас нервы были на пределе, потому что снайпера обстреливают каждый сантиметр, и когда ребята бегут, это страшно. Это очень страшно. Вот сейчас Гена Карданов погиб. Просто обидно, парень в самом деле вояка был…
* * *Гудаута, пустой магазин «Галантерея». Пожилая продавщица в черном платке:
— Купите эти сережки, красивые, их наш местный парень еще до войны делал. А сейчас его убили уже…
* * *Брошюра этнографа Шалвы Инал-ипа «Очерки об абхазском этикете». Издавна в абхазских семьях домом, детьми, огородом, скотиной занимались женщины. А мужчины «весной подрезали лозы, осенью принимали участие в уборке урожая, а в остальное время занимались конем и поездкам к знакомым». Чеченские добровольцы досадуют: «Абхазы такой беспечный народ!». Наверное, трудно ожесточить человека, у предков которого основная часть жизни отводилась на дружеское общение:
— Какие сволочи это грузинское руководство, что войну устроили! Когда мы Гагру освободили, там трупы их гвардейцев валялись. Какие парни — отборные, красавцы! Какое горе их матерям!
* * *С абхазской стороны воевать не заставляют никого — это дело личного выбора:
— Пусть они сейчас где-то заняты своим бизнесом. Но когда война кончится и они вернутся, то поймут, что потеряли право на эту землю. Нет, мы не будем их гнать, но они поймут это сами — по нашим глазам…
Похоже, действительно: после войны Абхазии предстоит пережить период внутренних «разборок». Те, кто это понимает, боятся их больше, чем войны.
* * *Пицунда, российская погранзастава:
— Когда началась война, для обозначения нацпринадлежности мы решили повесить на заставах российские флаги. Вышли на командование: «Вы что — обострит ситуацию!». Буквально через день передумали, пришел новый приказ: повесить. А где взять — это на митингах знамен хватает! — пришлось один переделать из морского вымпела, а другой выкрасть с госдачи. А в Гантиади на заставе ребята сами сшили: простыня, скатерть из красного уголка, да одна отдыхающая пожертвовала голубую юбку. С синей тканью самая проблема — у нас на заставе солдаты нашивки на рукав делали, так, извините, из трусов. С начала войны сидим без газет, а по ТВ видим несоответствие с тем, что на самом деле. Сначала нам казалось, что «Вести» точнее, теперь видно — все одинаковые. А вообще мы тут во всех случаях оказываемся крайними…
* * *Глубокий тыл — от Пицунды до линии фронта километров сто. Местные жители жалуются: «психически страшно» ходить по пустынным улицам:
— Раньше в это время уже всегда отдыхающих в трусах полно было, а теперь: в центре Пицунды, днем — тишина и никого. Так жутко, как на кладбище!
Многолюдно лишь у кинотеатра: сегодня здесь премьера художественно-публицистического фильма «Свидетель», посвященного абхазской истории и культуре — от первобытных времен до наших дней. Режиссер-постановщик фильма — Михаил Мархолия:
— Я работал в Абхазском научно-исследовательском институте — том самом, который сейчас сожгли — изучил массу архивных документов, и постоянно слышал из уст грузинских историков, что абхазы — не нация, а просто какое-то племя. При «реставрации» Пицундского храма IX века взламывались полы, под которыми обнаружили тайники: древнее оружие и книги из них были вывезены в Тбилиси. Материала для фильма было собрано достаточно, однако тогда, при советской власти, особенно при нашем режиме, снять его было невозможно. Я обивал пороги и в обкоме, и в Совмине, убеждал, что наша древняя архитектура постепенно разрушается, потом будет поздно, нужно срочно выделить деньги. Никто не отказывал: мол, прекрасная идея — но никто ничего и не делал.
— В фильме — да и в только что прозвучавших ваших словах — отчетливо прослеживается: Грузия присвоила абхазскую культуру. Возможно, это и так, но не боитесь ли вы впасть в противоположную крайность, способствовать возникновению в Абхазии явления, которое у нас когда-то называлось: «Россия — родина слонов»?
— Понимаю. Однако судите сами: грузинская национальная одежда — «черкеска», национальный танец — «лезгинка». Я старался избегать крайностей, пригласил в качестве научного консультанта профессора Георгия Шамба, в Москве «Свидетеля» просмотрел грузин, академик Гиви Цулая, сотрудник Общества содействия культуре при ООН. Я попросил его честно сказать, какие из моих выводов выглядят надуманными. Он ответил: «Вы шли по такому лезвию ножа, по такому канату — я все время ждал, где же свалитесь. Но вы ловко вышли из этой сложной ситуации». Единственное замечание, которое он сделал — о гипотезе происхождения названия «Колхида» от абхазского «Колхста». Он уточнил, что это — спорный вопрос, существуют различные точки зрения, ибо никто из нас не слышал, как точно предводитель аргонавтов Ясон называл эту землю.
— И все-таки трудно отрицать, что именно пробуждение национального самосознания — особенно в результате войны — становится почвой для появления национализма. Ведь, как ни печально, на бытовом уровне появились случаи недружественного отношения абхазов к живущим в республике людям других национальностей.
— Я надеюсь на благоразумие своих сограждан. Может, вы не поверите, но эти случаи — тоже порождение грузинского шовинизма. Видите ли, когда один народ начинает уничтожать другой, доказывать: вы — ничто, а моя раса — гениальная, то национальное чувство у оскорбленного народа порой принимает болезненный характер. Я уверен, что истинная интеллигенция Грузии сейчас загнана в подвал, не имеет права голоса — его имеет только автомат. Я даже не уверен, управляет ли Грузией сам Шеварднадзе, его ли это дипломатия и политика или его окружения? Поэтому я ни в коем случае не стал бы обвинять в случившейся трагедии грузинский народ, и уверен, что в будущем разум победит, настанет мир и нормальные взаимоотношения. Но, конечно, на то, чтобы забыть кровавые вещи, которые здесь натворили эти тюремные молодчики, нужны года…
* * *По улице в окружении стайки пацанов идут два автоматчика:
— Дядя, дядя, дай патрон!
— Зачем тебе патрон, слушай!
— Грузинов убивать!
— Что ты такое говоришь! Нельзя людей убивать!
— А-а, а ты же убиваешь?
Примет мира на абхазской земле пока не видно.
Июль. 1993
Наверное, каждый из моих ровесников хоть раз в жизни да досадовал, услышав от старших их вечное: «Только бы не было войны…» Впрочем, все мы, побывавшие на какой-нибудь из войн, расплодившихся на территории бывшего великого и могучего, рискуем прослыть такими же безнадежными занудами.
* * *Приехав в Гудауту, первым делом обегаю друзей, читаю свежие списки на стене морга гудаутского госпиталя. Слава Богу, почти все «мои» живы. Только Сережки с Урала уже нет — погиб при Цугуровке.
Июльское наступление абхазской армии — бои за стратегические высоты, с которых контролируется лежащий в долине Сухум: Шрома, Цугуровка, Одиши. Там погиб парень из армянского батальона, а через неделю, в день взятия Шромы, у него родился сын. Мальчика назвали Аиааира — что по-абхазски значит «Победа».
* * *В бою за СухумГЭС абхазскими бойцами была захвачена в плен группа грузинских солдат во главе с генералом Мамулашвили. Честно говоря, все время нашей беседы в гудаутском госпитале с одним из них — раненым тбилисцем Георгием Дзебимашвили — меня не покидало ощущение, что пытаюсь бить лежачего. Впрочем, к этому моменту Георгий уже понимал, что на абхазской территории он в безопасности. И после неоднократных интервью с журналистами, похоже, самое страшное, что ему грозит — обмен.
