Константин Симонов - Сто суток войны
91 «Когда Стршельницкий был свободен от вахты, мы подолгу разговаривали с ним. До войны он работал… в Соединенных Штатах…»
О старшем лейтенанте Юрии Александровиче Стршельницком мне потом говорили, что он погиб, перейдя после Л-4 на другую подводную лодку.
Как выясняется по документам, хотя Стршельницкого действительно нет в живых, дело обстояло не совсем так. Хочу привести некоторые подробности биографии этого многообещавшего морского командира, почерпнутые мною из папок Военно-морского архива.
Попав на лодку, я был отдан под опеку Стршельницкого, и это свело меня с ним короче, чем с другими. Под его опеку я попал, как выясняется, не случайно. С 1940 года он был флагманским артиллеристом бригады подводных лодок, а незадолго до войны стал слушателем курсов командного состава подводного плавания. В поход на Л-4 он ходил старшим помощником в качестве стажера, перед тем, как получить под свое командование другую лодку. На него как на человека, находившегося на лодке сверх комплекта, и была взвалена дополнительная обуза — возня с корреспондентом.
Стршельницкому в 1941 году было двадцать восемь лет. Он пошел во флот добровольно с девятнадцати лет. За пять лет до войны закончил Высшее военно-морское училище, владел двумя языками — английским и немецким, — и 1937 год провел в США в качестве секретаря нашего военно-морского атташе. Как указано в его личном деле, после возвращения из Соединенных Штатов он с 1938 по 1939 год был «вне флота». «Уволенный по болезни», он служил в каком-то гражданском учреждении радистом. К счастью для Стршельницкого, в 1939 году он смог вернуться во флот и накануне войны, в мае 1941 года, вступил в партию.
Перейдя с лодки Л-4 на лодку Д-5 командиром, Стршельницкий совершил на ней несколько походов; об одном из них стоит сказать подробнее.
В период начавшейся под новый, 1942 год высадки наших десантов в Керчи и Феодосии «Красная звезда» направила меня туда. Когда я добрался до Новороссийска и пришел там к Азарову, который стал к тому времени членом Военного Совета Черноморского флота, он укоризненно сказал мне, что я поздновато явился; теперь мне придется идти в Феодосию на крейсере «Красный Кавказ», а явись я пораньше, он мог бы послать меня с подводной лодкой, которая пошла высаживать десант в Коктебеле. Я был раздосадован и, наверное, досадовал бы еще больше, если б знал, что командиром этой высаживавшей в Коктебеле десант подводной лодки был мой старый знакомый — Стршельницкий.
В те дни все казалось радужнее, чем вышло на деле. Никто не думал тогда, что мы надолго зацепимся только за Керчь, а Феодосию нам придется вскоре снова оставить. Маленький коктебельский десант был одним из тех, которые, высадившись в тылу у немцев, по плану должны были соединиться с нашими войсками, шедшими от Феодосии. Но план рухнул, десант погиб, и теперь в Коктебеле стоит хорошо известный всем, кто туда приезжает, памятник сражавшимся до конца морякам-десантникам.
Десант был высажен с подводной лодки Д-5, которой командовал Стршельницкий. Вот как выглядит эта высадка в вахтенном журнале лодки:
«28. XII. 3.30. Получен приказ Военного Совета Черноморского флота о выходе в море. Задача: выйти в район Коктебеля, высадить диверсионный десант в Коктебеле, после чего отойти на позицию в район Судака для прикрытия операции, где находиться до особого распоряжения.
6.07. Прошли кромку своих минных полей.
10.36. Два самолета.
10.37. Срочное погружение.
11.30. Всплыли.
14.48. Бреющим полетом на нас два самолета. Срочное погружение.
15.18. Всплыли.
15.19. Один самолет. Срочное погружение.
15.50. Всплыли.
16.15. Прямо по носу показался берег. Погрузились для скрытого подхода.
18.24. Всплыли.
18.39. Идем по бухте Коктебеля.
19.17. Вспышки орудийных выстрелов.
19.35. В районе Феодосии зарево.
19.45. Там же большое зарево.
19.45. В районе Феодосии зарево и взрывы большой силы.
29. XII.
2.45. Вошли в бухту Коктебеля. Ветер четыре балла. Пасмурно. Береговая черта не различается. Определяем место высадки десанта.
3.10. Ветер стал крепнуть.
3.30. Начали выгружать десантную группу на палубу подлодки.
3.42. Ветер дошел до шести баллов. Волна четыре балла. Волны стали перекатываться через палубу, смывая за борт не уложенные в шлюпки сумки и ранцы с боезапасом и питанием диверсионной группы. Налетевшим шквалом сорвало за борт две надутые шлюпки. Пытавшийся задержать шлюпки краснофлотец Кривошеин Н. А. накатившейся волной был сбит с ног и упал за борт. В течение одной минуты Кривошеин утонул. По приказанию капитана 2-го ранга Бук высадка десанта прекращена.
3.57. Выходим из бухты. В районе Феодосии гул интенсивной артиллерийской стрельбы.
4.10. Дана радиограмма на имя начальника штаба Черноморского флота: „По состоянию погоды ветер шесть море четыре высадку произвести не могу. Утонул один краснофлотец. Иду на позицию“.
11.25. Получена радиограмма: „Высадку произвести при первой возможности. Азаров, Елисеев“.
15.10. Самолет типа „хейнкель“. Срочное погружение.
18.01. Всплыли.
20.57. На берегу слышны и видны вспышки ружейной стрельбы.
21.12. На берегу пулеметные очереди.
З0.ХІІ.
1.02. Вошли в бухту Коктебель.
1.07. Определяем место высадки десанта. Ветер четыре балла, накат около 3–4 баллов. Пасмурно. Идет снег.
2.18. Глубина под валом четыре метра. Начали высадку десантного отряда».
Дальнейший ход событий с большей краткостью, чем в журнале, изложен в донесении Стршельницкого:
«…Накат представлял значительные затруднения, вследствие которых часть людей высадиться не смогла. Одна шлюпка с двумя бойцами перевернулась. Однако можно предполагать, что ее добуксировали до берега. Всего высажен двадцать один человек во главе с главстаршиной тов. Елькиным. На борту осталось десять человек во главе с политруком тов. Гусевым. Поднявшаяся пурга и сильный норд-ост вынудили прекратить дальнейшую высадку. Сквозь пургу виден был ряд белых ракет, пущенных вверх с берега, и была слышна короткая очередь из пулемета. После этого ни ракет, ни стрельбы не было. Считаю, что наши сняли ракетчика и заняли село.
На следующий день вошел в бухту под водой для осмотра. На берегу, так же как и в самом селе, следов боя не обнаружено. На улицах села никого не видел. Выполняя приказ, лег на курс отхода на позицию…»
Дальнейшая история сначала успешных действий десанта, а потом его гибели, связанной с общим трагическим ходом событий в районе Феодосии, выходит за пределы моих комментариев. Об этом уже писали и будут писать еще. Мне хотелось лишь привести некоторые данные о действиях лодки, которой командовал Стршельницкий, и о том упорстве, которое проявили подводники в тяжелейших условиях высадки этого десанта.
В апреле 1942 года Стршельницкому было присвоено звание капитан-лейтенанта и он был назначен начальником штаба Первого дивизиона подводных лодок.
В заключение хочу привести две выдержки из аттестаций Стршельницкого, которые рисуют привлекательный и своеобразный характер этого человека:
«…Как моряк вынослив. Морской болезни не подвержен. В сложной обстановке разбирается хорошо. Обладает чувством долга. Для пользы службы пренебрегает личными выгодами и удовольствиями. Морально устойчив. Работоспособен. Вынослив. Абсолютно здоров. Быстро осваивает каждую новую отрасль знаний. Сообразителен. Находчив. Хладнокровен. Отлично ориентируется в простой и сложной обстановке. Обладает силой воли. Энергичен. Решителен. Смел…»
«…Инициативен, по страдает в этом отношении особенностью: проявляет много инициативы в придумывании многих различных и зачастую фантастических способов использования своего оружия. Инициатива же в использовании этого оружия уже проверенными способами недостаточна. Море любит. Морскую службу и специальность подводника высоко ценит. Тяги к берегу не имеет. Оперативно-тактическая подготовка хорошая. Очень начитан. Хорошо знает морское дело».
Эта последняя из двух аттестаций датирована февралем 1942 года.
А в конце личного дела Стршельницкого я вдруг прочел неожиданную, как шальная пуля, фразу: «12 мая 1943 года исключен из списков флота, как умерший после операции».
Мои попытки найти историю болезни ни к чему не привели. Да и что бы это изменило? Сами попытки эти были вызваны ощущением неожиданности и нелепости этой смерти. Когда вспоминаешь войну, никак не можешь привыкнуть, что, кроме всех остальных смертей, людей иногда подстерегала и та смерть, о которой на войне отвыкали думать: просто-напросто смерть от болезни, от неудачной операции, от того, от чего умирает большинство из нас в те годы, когда не бывает войны. А мог бы человек еще плавать, совершать подвиги, жить, работать, и шел бы ему сейчас, через двадцать пять лет после нашей встречи тогда, в сорок первом, всего-навсего пятьдесят третий год…
