Владимир Хрусталев - Первая мировая. Во главе «Дикой дивизии». Записки Великого князя Михаила Романова
Твой Миша.
ГА РФ. Ф. 622. Оп. 1. Д. 20. Л. 33–34 об. Автограф.
Великий князь Михаил Александрович – Н.С. Брасовой
15 фев[раля] 1915 г. – г. Стрый.
2 ч. 30 м. дня.
Моя родная Наташа,
Пользуюсь случаем, чтобы послать тебе эти открытки. Молю Бога, чтобы Он помог нам встретиться как можно скорее. Не падай духом моя нежная, горячо любимая девочка. Мысленно я всегда с тобою, живу и люблю тебя всем существом. Только всегда верь моей любви и знай, что мне нет жизни без тебя. Постараюсь как можно скорее узнать, возможно ли будет на этих днях еще раз приехать, – но самое главное, конечно, будет выхлопотать отдых более продолжительный недели через три, т. е. к шестой неделе поста; я думаю, что это удастся и будет необходимо. – Я благодарю Бога за те два дня, которые я провел с тобою, и, кроме того, я был счастлив, видеть тебя веселой и оживленной. – После этой проклятой войны я сделаю все для нашего обоюдного счастья – обещаю тебе это сделать! – Теперь прощай, мой Ангел нежный, милый дорогой. Да хранит тебя Господь. – Обнимаю и целую тебя страстно нежно и много.
Весь твой мальчик Миша.
[На конверте имеется надпись: ] Наталии Сергеевне Брасовой.
Ягеллоновская 20/22. Львов.
Квартира Градоначальника.
ГА РФ. Ф. 622. Оп. 1. Д. 20. Л. 36–37 об., 38. Автограф. Карандаш.
Великий князь Михаил Александрович – Н.С. Брасовой
16 февраля 1915 г.
8 час. утра.
Моя ненаглядная Наташа, посылаю тебе сегодня утром эти строки, чтобы сказать тебе, как обстоит дело.
Идут бои, сколько времени они будут длиться, нельзя сказать, может быть, 5, а может быть, и больше 10-ти дней. Ввиду этого я не могу просить тебя оставаться во Львове, а предложу уехать теперь же. После теперешнего боя нам должны дать отдых, о чем я напишу ген. [Н.И.] Иванову. Вчера были большие потери во 2-й бригаде, смертельно ранен Мирский, убит Скрябин, еще ранено 7 офицеров – выбыло из строя 200 всадников. – Дела идут успешно. Беспокоиться обо мне не надо, потому что я вне боя, далеко.
Мысленно я все время с тобою, мой нежный Ангел, крещу тебя, целую и ласкаю. Да хранит тебя Бог.
Весь твой Миша.
P.S. Вчера ехали всю дорогу на автом[обилях] и приехали в 8¼ ч. веч[ера]. – Шлю всем привет.
М.
Курьер может уехать.
1. Прошу с Кокой выбрать и обдумать подарки для Г.А. Бантле.
2. Прошу с Кокой проверить отчет денежный и узнать точно, сколько я получил денег, и сколько тебе перевело Управление [уделов]. – С отъезда Коки я денег не требовал.
Государю я написал.
Victoria о лекарстве также написал.
Царьков будет принят к нам.
М. М. М.
ГА РФ. Ф. 622. Оп. 1. Д. 20. Л. 39–39 об., 43–43 об. Автограф. Карандаш на телеграфном бланке.
Великий князь Михаил Александрович – Николаю II
22 февраля 1915 г. – г. Станиславов.
Дорогой Ники,
Ввиду того, что 1 марта нового стиля наступил срок платежа арендной платы за 2-е полугодие нанятого мною имения в Англии (за 1-е полугодие я заплатил при составлении контракта, еще будучи в Англии), я прошу тебя приказать моему Управлению выслать для этой цели Toria две тысячи пятьсот тридцать фунтов стерлингов (2530). Я не могу уплатить этой суммы из того, что получаю ежемесячно, т. к. те деньги, которые я даю моей жене, почти целиком идут на содержание наших трех лазаретов для раненых.
Моя дивизия работает хорошо, как офицеры, так и всадники беззаветно храбры и, к сожалению, потери очень большие: убитых офицеров 13, раненых 9, а всадников 78, 354, 33. Вчера утром 3-я бригада кн. [П.Н.] Вадбольского, первая вошла в Станиславов. Бой был накануне, а в город вступили без стрельбы. Отряд ген. [Л.Л.] Байкова, понес большие потери, но благодаря такому упорному бою, австрийцы ночью очистили все свои позиции, отойдя на юг и юго-восток. Наш 2-ой кавалерийский корпус переходит в Буковину, куда именно неизвестно.
Прощай, дорогой Ники, шлю лучшие пожелания, обнимаю тебя и Аликс.
Сердечно любящий тебя Миша.
ГА РФ. Ф. 601. Оп. 1. Д. 1301. Л. 139–140 об. Автограф.
Великий князь Михаил Александрович – Николаю II
14 марта 1915 г.
Дорогой Ники,
От всей души благодарю тебя за твое письмо и за присланный Георгиевский крест, присылка которого меня очень тронула; извиняюсь, что не успел раньше ответить.
Я в настоящее время с дивизией направляюсь к Днестру около мес[течка] Залещики. В наших боевых действиях был перерыв, самый короткий, за который дивизия, после выпавшей на ее долю большой работы, не вполне оправилась. Следовало бы, по правде сказать, дать более продолжительный отдых для того, чтобы она могла как следует привести себя в порядок. Был бы очень благодарен, если бы ты нашел возможным обратить твое внимание на это важное обстоятельство. Это, конечно, будет возможно только позднее, но необходимо.
Теперь должен обратиться к тебе со следующими просьбами.
1. Прошу к дню Св. Пасхи наградить саном протоиерея священника моей дивизии и моего духовника Петра Поспелова за его труды в военное время, этого он вполне заслуживает. Он уже 17 лет служит церкви Божией: 5 лет в духовной семинарии и 12 лет священником. На войне он постоянно со мной и я имел время хорошо его узнать, чтобы просить за него. Награждение его будет очень приятно мне. Нужно для этого, чтобы В.К. Саблер посмотрел на это, как на твое желание, поэтому прошу тебя сказать об этом Саблеру.
2. В апреле 1913 г. состоявший тогда в моем распоряжении ген. Клевезаль был твоим [указом] отчислен от занимаемой должности с назначением в распоряжение в Военное министерство. Курьезнее всего то, что жалованье он и на этой должности продолжает получать из моего Управления, а не по месту службы, а потому мне не понятно, почему все это было тогда сделано с Клевезал[ем].
Не нашел ли бы ты возможным восстановить Клевезал[я] в его прежнем положении при мне. За исполнение этих двух просьб я буду тебе очень благодарен.
Весть о падении Перемышля нас всех очень обрадовала.
Шлю тебе и Аликс поздравление и лучшие пожелания с наступающим светлым днем Христова Воскресения.
Сердечно любящий тебя Миша.
P.S. Меня очень огорчает то обстоятельство, что при встрече в январе, а равно и в своем письме ты ничего не ответил на мою личную, очень для меня существенную, просьбу – об узаконении моего сына. Вспомни об этом в Пасхальные дни.
Целую всех твоих детей.
Миша.
ГА РФ. Ф. 601. Оп. 1. Д. 1301. Л. 141–143 об. Автограф.
Великий князь Михаил Александрович – Н.С. Брасовой
14 марта 1915 г. – Тлустое Миясто.
Моя родная Наташа,
Прости меня за коротенькое письмо, но по многим обстоятельствам свободного времени у меня сегодня совсем не осталось, и теперь уже поздний вечер, а я начал только тебе писать; курьеру же приходится ехать обратно сегодня ночью, иначе он приедет в Петроград слишком поздно. – Моя нежная девочка, хорошо ли ты доехала до Гатчины, о твоем приезде туда еще не получал известья. Мне очень тяжело было узнать из твоей московской телеграммы о болезни Веры Сергеевны, Бог даст, не будет никаких осложнений. Я запросил об ее здоровье у Алексея Сергеевича [Матвеева], но ответа еще не было. Эти дни от детей я получал известья, и, слава Богу, Беби много лучше и теперь он вне опасности. Из письма Ризочки я узнал сегодня, что положение Беби, было в продолжение нескольких дней очень тяжелое. – Я даже немного прослезился, читая это письмо. Он страшно хвалит Елизавету Николаевну, впрочем, я пошлю тебе часть его письма. Поблагодари еще раз Елиз[авету] Ник[олаевну] за ее заботу и дивный уход за Беби во время его тяжелой болезни. Тебе, конечно, лучше знать, что потребуется сделать для здоровья детей, т. е. нужна ли перемена воздуха вообще и куда ехать, непременно ли на юг или же можно ограничиться ближайшей переменой воздуха. Решай этот вопрос вместе [с] докторами, а если же у меня, в конце концов, и будет маленький перерыв, который, мне кажется, должны будут дать, после (примерно) трехнедельной работы, из-за конского состава, который сильно подорван, то я в таком случае приеду к тебе, где бы ты ни была, и проведу с вами мое свободное время. Доехали мы в Чертков благополучно, но везли тихо. Времени свободного у меня почти не было, а вчера до отъезда оттуда я был на станции и раздал медали на Георгиевской ленте (за храбрость) [Н.М.] Стрижевскому, сестрам и санитарам, т. к. накануне ночью, когда они в г. Залещик принимали раненых, то их поезд довольно сильно обстреливался австрийцами с трех сторон. Сюда мы перешли вчера к 6 ч. вечера и, вероятно, еще несколько дней останемся на месте. Кавалерии у Хана [Нахичеванского] теперь огромное количество. В следующем письме обо всем этом тебе напишу. Теперь же приходится торопиться. – Наташа, я так счастлив был быть с тобой эти десять дней; мне, конечно, ужасно хотелось ехать домой из-за Беби, и будь одна телеграмма от Вяжлинского или Елиз[аветы] Н[иколаевны], которая бы нас звала, то, верь мне, я немедленно выехал бы. – Мне грустно, что ты меня так напрасно огорчила и сделала мне так больно в тот вечер. – Как грустно было вернуться в пустую квартиру, где все еще пахло тобой. – Князь [В.А. Вяземский] и я очень грустили по своим дорогим женам. – Обедали в тот вечер ген. Артамонов и Скалон. – Да хранит вас всех Господь. Один Он знает и видит, как я грущу, что не встречу Св. Пасху с тобой – но все мое существо всегда с тобой, целую и обнимаю тебя с любовью и нежностью.
