Юрий Евич - В окопах Донбасса. Крестный путь Новороссии
А нам поступил новый приказ выдвигаться в Логвиново. Поехал другой мехвод, и я сразу заподозрила неладное — звук работающего двигателя мне не понравился. Но делать нечего, поехали. Получили приказ, забрали в мотолыгу продукты, БК и другие необходимые вещи для минометной батареи, стоящей по дороге на Логвиново, и встретили Капу. Он не долго пролежал в госпитале. Шрам на щеке еще не затянулся, но капитан уже был в строю. Мы должны были вместе с его бойцами выдвигаться в Логвиново. Колонна вышла. Не доезжая до брода, наш МТЛБ все-таки сломался. Полетел какой-то насос, и машина стала. Перегрузили все в другие машины, сами пересели и повели колонну дальше. На попутном транспорте вернулись в Углегорск. Связались по телефону с ротой, сказали, какой нужен насос. К ночи его привезли, и мы уже на другом транспорте выдвинулись за своей мотолыжкой. Ночью кое-как пригнали её в Углегорск. К утру все что нужно было отремонтировано. Мы передремали пару часов, Красненький наш отдохнул и успокоился.
А утром позвонили со штаба и сказали, что на Логвиново раненые и среди них Капа. Прилетели туда, но его уже успела забрать какая-то машина. Я позвонила нашим в медпункт и предупредила, что везут тяжелых. Почти всех ребят мы знали — это были бойцы спецназа, наши друзья и сослуживцы еще с лета. Помогли им съездить и забрать трофеи с подбитого вражеского БТР. Потом один из бойцов позвал нас на другой край деревни, где еще оставались целые дома. Каково же было наше изумление, когда из дома вышли трое стариков — мужчина и две женщины. Погрузили какие-то их немудреные вещи, помогли самим забраться и повезли их в Углегорск. Оттуда их забрали в Горловку. Ребята поделились с нами трофеями, и мы с Юрой привезли в штаб три ПТУРа. Вы себе даже не представляете глаза штабных офицеров, когда Юра вошел в комнату с ПТУРом на плече. В глазах у них читалась мысль: «Господи, когда же вы, наконец, успокоитесь?» Мне в тот момент вспомнились слова из песни Юрия Шевчука: «Чем ближе к смерти, тем чище люди, чем дальше в тыл, тем жирней генералы…» Зато комбат танкачей очень обрадовался такому подарку и немедленно забрал трубы себе.
В медпункте узнали, что Капа тяжело ранен и его уже повезли в больницу. Приехали в госпиталь и мы. На втором этаже стоял столик с фотографиями наших погибших ребят Александра Юдина и Игоря Корнеева. Рядом цветы и свечи. В наше отсутствие в госпитале под видом поминок опять появились эмгэбэшники и обработали коллектив. Устроили безобразную банальную пьянку на глазах у раненых бойцов. С нами почти никто не здоровался. Ротный Мерко появился в госпитале и с видом бурной озабоченности занимался похоронами. Юрий позвонил по телефону женам убитых наших товарищей. Бедный, как же ему было тяжело. Когда-то, когда мы только начали вместе служить, я сказала ему одну фразу: «У каждого настоящего офицера есть свое маленькое кладбище» — но смысл этих слов он понял только сейчас.
Обстановка в госпитале была просто невыносима. На понедельник были назначены похороны наших друзей, и мы с Юрой понимали, что именно там нас и попытаются задержать. Они же понимают, что при большом скоплении народа мы не посмеем применить гранаты или пистолеты. Поймите меня правильно, это не просто страх за свою жизнь, я не боюсь погибнуть в бою, выполняя свой долг. Но попасть «на яму» и умереть там с поломанными ребрами за чьи-то денежные интересы я не хочу. И своему любимому человеку такой участи не желаю. Мы еще повоюем!
В воскресенье Юра созвонился с начальником штаба и обрисовал обстановку. Тот нам предложил «взять отпуск» на недельку, пока не улягутся эмоции. Мы понимали, что на тот момент это было самое оптимальное решение. Заехали во вторую больницу к Капе. Он уже пришел в себя после операции. Когда медсестра подавала нам халаты и бахилы, посмотрела на меня и спросила: «Это вас зовут Ангел?» Я говорю: «Да. А что, он меня звал?» — «Да». Это непередаваемые эмоции! Зашли в палату. Алексей лежал весь перевязанный, с аппаратом Илизарова в ноге. Но уже в сознании. Очень нам обрадовался. Я очень сожалела, что мы не успели приехать и забрать его, что это сделал кто-то другой. Но какая разница, главное, что он жив! Рассказали ему о сложившейся в роте ситуации, и он поддержал наше решение: «Съездить в отпуск». С пожеланиями друг другу здоровья и успехов мы тепло попрощались и поехали в госпиталь. Там собрали самые необходимые вещи, сложили в машину и ночью выехали. Сначала съездили в Углегорск на наш медпункт, убедились, что все в порядке. Поговорили с дежурившими в тот день медиками. Это были волонтеры, которых мы так и не могли ввести в штат. Обсудили сложившуюся ситуацию и уехали в Донецк к своим друзьям.
Нам предоставили квартиру, где мы просто отдыхали. Спали, смотрели телевизор и пытались забыть те события, которые происходили с нами крайний период времени. Телефоны свои мы выключили. И я, Красный, и Юра. Поскольку после медпункта на Углегорске нас больше никто не видел, а мы всем сказали, что едем ближе к Логвиново искать место для нового медпункта, сразу никто не обеспокоился нашим отсутствием. У нас появилось свободное время, которого до этого не было практически совсем. Смотрели новости и по телевизору, и в Интернете. Юрий записал по свежим следам и впечатлениям все, что с нами произошло за крайнее время, в виде докладной записки и разослал всем нашим друзьям, которые за нас переживали в России. На всякий случай записали видеообращение. Если бы с нами что-то случилось, его бы передали куда нужно. Но постепенно злость и обида проходили. Мы все чаще думали о том, как там дела в Горловке. Ведь госпиталь — это наше детище, и душа болела за наших друзей и за раненых ребят. Связались с нашим помощником Кумарычем. Он сказал, что вроде бы ситуация с командованием утряслась и мы можем вернуться.
Приехали мы в воскресенье. Приятно было видеть, что очень многие люди в нашем госпитале были искренне рады нашему возвращению. Правда, не все. Хватало и кислых рож. В понедельник утром, как обычно, в кабинете Юры собрался весь коллектив на планерку. Юрий Юрьевич обратился к коллективу с предложением определиться каждому и ответить на вопрос — кто будет выезжать на боевые, а кто нет. Не с целью репрессий, просто чтобы самим знать, на кого можно рассчитывать в сложной ситуации, чтобы потом не возникали вопросы как с гибелью доктора Юдина и Игоря Корнеева. Хотя сама ситуация по своей сути абсурдна — люди пришли служить и обязаны выполнять приказ командира. Люди могли занять гражданские должности — тогда ездить на боевые они не обязаны. Но они сами рвались на военные — поскольку там выше зарплата. При этом водители и некоторые медики, врачи и медсестры честно выполняли свой долг. А когда не желающим ездить в опасные места сотрудникам предложили перейти на гражданские должности (были у нас в госпитале и такие), никто не захотел. Там ведь жалованье в два раза меньше. Вот здесь коллектив проявил себя полностью. Людям дали время подумать до 14 часов, и командиру роты было поручено проконтролировать выполнение. Я понимаю, что это не по уставу, но лучше у нас будет десять человек, в которых мы уверены, чем целая рота, на которую нельзя положиться. Когда мы возвращались с Юрой, все-таки думали, что сможем наладить службу как раньше, что в коллективе восстановится та атмосфера, которая была раньше, когда все были дружным коллективом. Но к сожалению, страх за свою жизнь и страх потерять службу и заработок оказался сильнее совести и чувства собственного достоинства у многих.
Ротный после совещания бегом побежал в штаб, видимо жаловаться на «самоуправство» Юрия Юрьевича. Наши «клеопатры», сплошь посерев, стали звонить своим мужьям.
А вечером Юрич в штабе получил от сочувствующих нам офицеров информацию, что, если в ближайшее время он не покинет Горловку, нас ждёт судьба начальника службы тыла бригады, которого с его супругой посадили в подвал по нелепым обвинениям и уже давно держат там, выбивая из них самооговорные показания. Мы поняли, что ничего у нас не получится. Поехали мы с Юрием в штаб и подали рапорты об отставке. Может быть кто-то скажет, что мы зря сдались, надо было бороться и отстаивать свою правоту. Но, видимо, пришел некий предел, за которым уже было просто равнодушие. Надоело, что каждый в этой войне преследует свои какие-то цели. Чаще всего они очень далеки от защиты Родины. Кто-то пришел получать жалованье и ничего не делать, а тут злой начмед заставляет идти под пули. Кто-то пришел украсть гуманитарку, а тут злая Ангел и старшина Надежда Дмитриевна, у которых не забалуешь. Кто-то решил сдать наших ребят, получить за это бабки, а тут приперся этот чертов медицинский экипаж и испортил всю малину. В общем выбесили мы всех окончательно. Крайней точкой, подтолкнувшей нас к окончательному решению, был звонок нашего высокопоставленного друга из Донецка с просьбой немедленно уезжать из Горловки: «На вас поступил приказ на обнуление!» В этот раз мы уже собрали все свои вещи. Как оказалось, за время службы немного обросли вещами. Несколько комплектов формы, снаряга, рюкзаки, медицинская сумка. Личные вещи. Все это было упаковано и уложено.
