Валерий Касатонов - Мы из подводного космоса
И такие огромные жертвы при форсировании этой небольшой речушки! Значит, плохи были дела Наполеона!
Оркестр снова заиграл, на этот раз военный марш. Чётким строевым шагом оркестр и приглашённые гости направились к памятникам русских солдат, расположенным рядом с французским обелиском.
На первом было написано: «1812–1962. Во время переправы наполеоновской армии через реку Березина 26–28 (14–16) ноября 1812 года русские войска в сражениях у г. Борисова и у д.д. Студёнки и Стахово завершили разгром остатков армии наполеоновских захватчиков».
На втором, находящемся рядом: «Разобран в 1920 г. Восстановлен в 1992 г. Доблестным предкам егерям 7, 10, 12 полков, павшим в сражениях на реке Березина 15, 16, 17 ноября 1812 г. Благодарные потомки». Посол, работники французского посольства, гости в молчании склонили головы. Это был великий акт примирения. Прибывшие на это трагическое место люди сегодня, через 194 года, отдавали дань общечеловеческим ценностям. Они скорбели по тысячам человеческих жизней. Они чтили их память. Березина – это место печали и русских, и французов. Это страшный урок истории для всего человечества. Но вот беда. Как сказал один учёный: «Люди не хотят учиться на чужих ошибках. Они хотят делать свои ошибки». Оркестр играл траурную мелодию. Печально, тяжело, тоскливо. Пасмурно. Низкие тучи, холодный ветер. Влажный промозглый воздух. Хотелось по русскому обычаю выпить чашу горького вина…
Господин посол махнул рукой. Музыканты заиграли что-то мажорное, бодрое. Минуты скорби закончились. Обстановка стала непринуждённой. Гости расслабились. Моряк подошёл к господину послу и его жене, чётко по-военному поздоровался, поцеловал руку женщине, как это принято во Франции. Посол Франции, сам в молодости морской офицер, и его супруга с восхищением осмотрели морскую форму русского офицера, они ещё не видели своего знакомого в шинели и в фуражке. Видимо, остались довольны, заулыбались. Алексей Иванович поблагодарил их за персональное приглашение, сказал, что для него большая честь присутствовать сегодня здесь, на этом историческом месте. Тем более, что со времён адмирала Чичагова П.В., вероятно, он единственный моряк, прибывший сюда на Березину. Высокие французские официальные лица заулыбались, им понравилась шутка. Господин посол вежливо пригласил своего морского коллегу на бивуак, показав глазами на огромную палатку, возле которой дымились полевые кухни, сновали официанты и к которым уже потянулись наиболее нетерпеливые гости. Видимо, наступило время, как говорили древние греки, собирать камни…
В.Верещагин. Наполеон и маршал Лористон («Мир во что бы то ни стало!»). – Наполеон в России
Моряк примкнул к группе «минских наполеоноведов». Среди них выделялся маленьким ростом, но очень умными и живыми глазами известный писатель Семён Владимирович Б… Оказывается, он написал книгу о переходе Наполеона через Березину, но никогда не был здесь. Он был во Франции, в Париже, в Версале, в Доме Инвалидов, на Мальте, и даже на острове Святой Елены. А на Березине – первый раз. Он спрашивал, где деревня Студёнка, где правый берег Березины, где – левый, где Москва, где Вильно? Моряк, как опытный штурман, давно уже определился на местности, поэтому чётко отвечал на все его вопросы, что вызвало уважение у «наполеоноведов». Они приняли его в свою стайку.
Первая рюмка конька, поминальная, прошла отлично. От закусок ломился стол. Опытный в делах фуршета моряк даже внутренне пожалел, что много продуктов останется не тронутыми. Замёрзший организм стал отогреваться. Лица начали багроветь и принимать кирпичный оттенок. Заявление морского волка, что «между первой и второй – пуля не должна пролететь», было встречено с восторгом. Мгновенно разлили по второй. Чем-то хорошим закусили. Поговорили «за жизнь».
Потом Семён Владимирович отвлёк внимание Алексея Ивановича своим рассказом, что где-то здесь закопано золото Наполеона. «Может быть, поищем вместе, вы хорошо ориентируетесь на местности». После третьей, а может быть, даже четвёртой писатель признался, что об этом написал в своей книге ради красного словца, но, честно говоря, не знает, было ли это на самом деле. Интеллигентные люди-«наполеоноведы» заулыбались, никто не выразил порицания, но что возьмешь с писателя! Имеет право на художественный вымысел! В это время как-то зашумели, задвигались, сразу стало тесновато. Когда моряк оглянулся, бутылок на столе возле них уже не было. «Ну и хорошо. Нам достаточно!» Когда он через какое-то время снова оглянулся, уже и закусок не было. Куда же они девались? Ведь их было так много? Алексей Иванович усилием воли сконцентрировался, внимательно посмотрел вокруг. Его осенило. В число гостей влился армейский военный оркестр, сорок пять молодых здоровых мужчин и пять красивых женщин. Когда моряк в третий раз осознанно посмотрел на стол, то уже и тарелок не было. Всё сметено. Это естественно, очень трезво рассудил правнук Чичагова, здесь же прошла голодная французская армия. Конечно, ничего не останется…
Потом он помнит, как обсуждал с главным режиссёром столичного драматического театра проблемы театральной жизни. И они понимали друг друга! И соглашались! Расстались друзьями. Затем разговаривал с десятком военных атташе разных стран, которые с удовольствием потянулись к пиратоподобному интеллигентному моряку, столь необычному среди белорусских лесов. Потом его плавно качало в мягком автобусе. Весёлые французы, видимо, работники посольства обращались к нему: «Адмирал!» Это было приятно. Автобус доставил всех прямо к французскому посольству в Минске. Капитан 1 ранга Алексей Иванович Игольников совершенно трезвый со всеми радушно попрощался, каждой женщине поцеловал ручку.
Господин посол и его супруга, рядом с «капитаном Немо».
Ещё один день франко-белорусской дружбы заканчивался. Утренний туман, окутывавший город, исчез, тучи развеялись. Первые яркие звёзды появились на небе. Заметно потеплело. Сама природа как бы говорила, что ничто не омрачает нашего взаимного стремления к дружбе. «Да здравствует Франция! Да здравствует Беларусь!» Как говорят у нас на флоте: «Честь имею!»
70. Один день в Москве
«И может быть, на мой закат печальный
Блеснёт любовь улыбкою прощальной …»
Резкий телефонный звонок прервал ночной сон. По выработанной годами флотской привычке Игорь Алексеевич мгновенно проснулся, взял трубку и четко сказал: «Слушаю вас». Дежурный оператор городского центрального телеграфа представился и зачитал срочную телеграмму. Как будто что-то обрушилось на Игоря Алексеевича, он, видимо, на минуту потерял сознание, как говорят медики, «впал в ступор». Он сидел, ничего не видя и не слыша. Наконец, сознание стало постепенно возвращаться к нему. Он услышал как бы издалека короткие гудки в телефонной трубке, потом через мгновение гудки стали реальными, и Игорь Алексеевич пришел в себя. Он положил трубку на телефон, поднялся с кровати и пошел на кухню. И только выпив стакан минеральной воды, которую всегда держал дома, начал быстро обдумывать ситуацию и принимать решения. Погиб друг юности Егор, Георгий Петрович. Его дочка, Ирина, сообщала, что похороны завтра. Времени в обрез. Через час Игорь Алексеевич, надев морскую форму и взяв все имеющиеся деньги, был на вокзале, благо бриться не надо было. По многолетней привычке, как рекомендовали в своё время французы, он брился с вечера. Женщина в кассе, восхищенная его сединой, аккуратной подтянутой фигурой и интеллигентной бледностью лица, мгновенно нашла билет на ближайший проходящий поезд. Ещё через полчаса поезд помчал его в Москву. «Успеваю, успеваю, успеваю…», – стучало у него в голове под равномерный стук колёс.
Он сидел, уставившись в окно, но видел только Егора. Картины юности, сменяя друг друга, проходили у него перед глазами. Воспоминания… «Нам, пятидесятилетним, только и остаётся, что вспоминать и переживать заново свою жизнь», – шутили они с Егором при встрече в последний раз. Семнадцатилетними курсантами военно-морского училища подводного плавания они спали на соседних койках. Георгий Устинов, родом с Волги, с Жигулевских просторов, сухощавый, но жилистый и сильный, как-то сразу проникся расположением к Игорю Воропаеву, коренному ленинградцу. Они почувствовали взаимную симпатию и начали дружить, «корешить», – как тогда говорили. Помогали друг другу в учебе, постигая азы навигации и кораблевождения. Оба учились хорошо. Занимались спортом, тогда это было престижным. Егор отлично плавал, играл в водное поло, входил в состав сборной училища. Игорь с удовольствием водил его по театрам и музеям Ленинграда.
Егор, с глубинки России, впитывал культуру с восхищением. Игорю нравилась его наивность и страстное желание постичь все, чего он не знал. Это сплачивало и укрепляло их дружбу. После окончания училища пути юношей, увы, разошлись. Лейтенанта Устинова Георгия Петровича, как одного из лучших математиков, направили в ракетные войска стратегического назначения. Никто не спрашивал его желания. Министр Обороны приказал направить с флота во вновь создаваемые ракетные части наиболее подготовленных моряков. Лейтенанта Воропаева Игоря Алексеевича, как представителя морской династии, направили на Северный флот на подводную лодку «С-338». Хотя бы здесь у кадровиков хватило мудрости. Егор хорошо рос по службе. Закончил армейскую академию. Послужил в войсках. Затем его перевели в Москву в Генеральный штаб. Быстро достиг звания полковник. Друзья периодически встречались. Были на свадьбах друг у друга. Растили детей. Общались на юбилейных встречах выпускников училища. Каждые пять лет такие встречи проходили в Питере, в их родном училище подводного плавания имени Ленинского Комсомола.
