Георгий Санников - Большая Охота. Разгром УПА
— Но вы уловили, товарищи, — продолжал рассуждать полковник Полищук, — на основании тех данных, которые нам дал Стефко, ясно, что Игорь очень скоро сможет не только связаться с Шуваром, Уляном, с Лемишем. Он, может быть, даже раньше, чем Лемиш, найдет самостоятельные пути ухода на Запад. И это он сам сказал своим боевикам. Вот ведь мерзавец какой! Как это говорил нам Стефко: Игорь поклялся перед ними: «Ну, хлопцы, Советы долго будут помнить нас. Мы перед уходом на Запад ликвидируем Червоненко, Супруна и приехавшего к ним представителя Киева». Нам еще этого теракта не хватало! Тебя, Михаил Петрович, особо касается, ты уже однажды пережил свою смерть.
Офицеры долго обсуждали полученные от Стефка новые для них данные и пришли к единогласному выводу: оставлять «в живых» явившихся с повинной Грицька и Стефка оперативно нецелесообразно. В «живом» виде они окажут меньшую помощь госбезопасности, так как Игорь не будет в дальнейшем использовать те связи, которые были известны сдавшимся бовикам. Их надо ликвидировать, но как? Надо сделать так, чтобы сохранить им жизнь и в то же время убедительно продемонстрировать их смерть местному населению, от которого Игорь обязательно и скоро получит точную и достоверную информацию о «гибели» в бою своих товарищей — Грицька и Стефка.
Полковник П. Г. Полищук, известный в госбезопасности Украины мастер оперативных комбинаций, предложил остроумную комбинацию, основанную на психологическом эффекте. Он предложил поискать по местным областным моргам трупы молодых мужчин, внешние данные которых могли бы соответствовать Олексе и Ильку. Одеть их во френчи и галифе, фуражки, но без сапог. Сапоги на мертвецов не натянешь. Подгримировать. Да так положить тела на землю, чтобы лица не очень-то просматривались. Время выбрать сумеречное, под вечер. И самое главное — в ногах якобы убитых в бою бандитов поставить известный всему селу керосиновый бачок яркой окраски. Ни Маращуков, ни Мотри, живущих на окраинах села, на опознание решили не приводить. Тем более что никто и никогда из селян добровольно на опознание не идет. Все знают, какое это неприятное мероприятие, и селянину, выгнанному солдатами из хаты, ох как не хочется смотреть на убитых.
Через два дня, имитировав около села бой с бандой, в Пидднестряны чекистами на грузовике были доставлены два трупа «убитых» бандитов для опознания. Их положили рядом с сельсоветом под березами. На улице быстро темнело. Лицо одного из «убитых» было «разбито», залито «кровью». На голове его была зимняя шапка с прикрепленным к ней трезубом. На голове другого — фуражка военного образца и тоже с трезубом. На офицерском советского образца ремне четко виднелся вместо звезды латунный трезубец. В ногах «убитых» стоял, распространяя запах пролившегося из него керосина, вероятно недавно полученного бандитами у жителей этого села, известный на все село, много раз и в разные времена наполнявшийся керосином жестяной бачок, сохранившийся у хлопцев с незапамятных времен. Ни головные уборы «убитых», ни офицерский ремень с пряжкой-трезубом, так хорошо известные селянам, а яркой окраски такой знакомый керосиновый бачок вызвал у селян мгновенную реакцию:
— Они это, они. Наши хлопцы, сельские, Олекса Звирышин и Илько Иванив. И посуда эта ихняя, керосин они у народа брали.
Потревоженных солдатами и оперативниками селян было человек десять из близлежащих хат. А больше и не надо было — все село по своему сельскому телеграфу будет через полчаса оповещено о случившемся, тем более пару часов назад слышны были выстрелы и разрывы гранат. Чекистская операция по «опознанию» прошла блестяще. Теперь можно было спокойно работать по связям Игоря и ждать конкретных результатов…
Не удалось чекистским медикам сохранить жизнь Олексы. Его долго лечили во Львовском окружном военном госпитале, давали ему самые современные противотуберкулезные препараты. Он в течение нескольких месяцев находился в специализированном санатории, что в Крыму, Симеизе, доставляя немало хлопот местным чекистам, на которых возлагалась ответственность за него, организация постоянного агентурного наблюдения. На всякий случай, мало ли чего. Он умер через два года на руках у Илька в выделенной ему КГБ однокомнатной квартире в новостройке на окраине Львова. Врачами по согласованию с КГБ предлагалось Олексе постоянно проживать в Крыму, а не в сыром климате Западной Украины. Не захотел этого Олекса, так и заявил: «Если суждено умереть, так лучше на своих родных землях».
Спустя много лет товарищи мне рассказывали, что Илько какое-то время жил с возвращенными из Сибири родителями в другом селе и под другой фамилией, а потом учился во Львове, женился и работает инженером на одном из львовских предприятий, воспитывает троих детей.
По игре, завязанной с Игорем тогда же осенью 1953 года, когда он и Роман расстались с Грицьком и Стефком, чекистам удалось выйти на ранее неизвестные каналы связи и успешно завершить операцию по уничтожению опасных государственных преступников, бандитов ОУН — надрайонного провидныка СБ Игоря — Степана Иосифовича Климишина, 1923 года рождения, и его верного боевика Романа — Ивана Кашубы, сына Марьи, 1932 года рождения[183].
Это произошло в одном из сел Дрогобычской области глубокой осенью 1954 года, когда они оба пришли передать «грипс» к своей, как им казалось, самой надежной связи в ответ на ранее полученную здесь же записку от уже ликвидированного органами госбезопасности Шувара и его боевиков. Записка была специально изготовлена КГБ, чтобы заманить Игоря с Романом в последнюю для них смертельную западню. Когда Игорь и Роман теплой осенней ночью появились в известное чекистам время во дворе хаты, в небо ушла осветительная ракета, разорвавшая ночь ослепительным белым светом, и одновременно раздался окрик: «Сдавайтесь, бросай оружие». Принимавшие участие в операции чекисты были уверены в бесцельности этих последних услышанных бандитами в их жизни слов. Но все-таки, чем черт не шутит, возьмут да и сдадутся, бросят на землю свои автоматы, поднимут вверх руки. В ответ мгновенно оба ответили огнем. Звонко защелкал «шмайсер», и гулко затрещал ППШ. Они стояли спиной к спине, принимая свой последний бой. Чекисты ударили из восьми стволов, свалив их на землю, порезав тела тяжелыми свинцовыми струями. Для верности дали еще несколько очередей по уже лежащим. Кто их знает, рванет перед смертью гранату. Запрыгали лучики карманных фонариков. Чекисты подошли к посеченным десятками пуль телам. Они лежали друг на друге, широко раскинув руки и ноги.
Как бессмысленно ушла жизнь из молодых и здоровых парней! За какую идею погибли они? Какой им виделась Украина в темной и днем и ночью глубокой и вонючей яме схрона? За что и во имя чего и кого отдали свои жизни эти украинские парни? Могилы их неизвестны, подвиг их остался невостребованным…
Весной 1954 года были захвачены Лемиш — Васыль Кук и его жена — Уляна Крюченко. Несколько раньше член провода ОУН Орлан (он же Зенон) — Василий Галаса и его жена Маричка — Мария Савчин. На свободе оставалось несколько небольших вооруженных групп, а из руководства ОУН — окружной провиднык Улян, чекистская петля вокруг которого затягивалась все туже. Он укрывался где-то в районе Здолбунове, Ровенской области, около Гурбенского леса. Жить ему осталось чуть больше года…
* * *Из многочисленных сотрудников, окружавших меня во время работы в оперативной группе, более всех запомнился майор Селиванов.
Учитель химии по образованию, он и внешне напоминал учителя. Во всяком случае он никак не походил на боевого офицера-чекиста, ничего героического в его внешнем облике не было. Между тем Анатолий Иванович рассказывал о себе прелюбопытнейшие вещи. Перед самой войной его, только что окончившего химический факультет пединститута, направили на переподготовку в качестве младшего лейтенанта в одну из частей Красной Армии, дислоцированной в Западной Украине, где он принял свой первый бой.
В 1942 году он попал к знаменитому партизанскому командиру Великой Отечественной Сидору Ковпаку. Был начальником конной разведки одного из отрядов соединения. Зимой 1943/44 года оуновцы захватили спящими в селе нескольких ковпаковцев и зверски замучили их. Узнав об этом, Сидор Артемьевич пришел в ярость: «Какие-то там бандеровцы пленных моих хлопцев мучали, пытали, звезды вырезали на груди, языки отрезали. Селиванов! Делай что хочешь, но чтобы больше ни одного случая подобного с моими хлопцами не было!»
Разведка у Селиванова была поставлена на широкую ногу, как и полагалось конной разведке. Почти в каждом селе имелись свои люди. Они и донесли своевременно о заночевавших в селе нескольких оуновцев. Все было сделано один к одному, как и с нашими партизанами. Бойцы Селиванова захватили спящими оуновцев. Те и протрезветь не успели, как их обезоружили, ручки за спиной связали и увели в лес. На большой поляне рядом с селом штаны с них сняли, а в задницы по толовой свече вставили с бикфордовым шнуром в 20 сантиметров. Сами на коней и вскачь от обреченных. Ровно через 20 секунд прогремели взрывы по числу захваченных. На шее одного из казненных таким способом повесили хлопцы Ковпака дощечку с надписью: «Так будет с каждым, кто убивает партизан Ковпака». В этой зоне отрядов Ковпака больше не было случаев зверских расправ УПА с советскими партизанами. Стычки и потери с обеих сторон были, но без прежнего накала с оуновской стороны. «Сила наказала силу, победил сильнейший», — любил повторять Селиванов…
