Михаил Ромм - О себе, о людях, о фильмах
— Но ведь люди спят.
— Пусть послушают. И вообще, что вы хотите от нас? Вы же ничего не понимаете!
И стайка со смехом убежала, продолжая кричать.
Когда я работал в Париже над дубляжем, я спросил молодого помощника звукооператора, не может ли он устроить меня на какую-нибудь молодежную вечеринку? Мне хочется посмотреть, как они танцуют. Он сказал:
— Боюсь, что вас выгонят. Они собираются здесь, совсем близко, за углом. Но ведь вас надо спрятать. Давайте лучше я покажу вам людей вашего возраста. У нас есть специальный дансинг для пожилых и одиноких мужчин и женщин.
Кстати, дансинг для пожилых и одиноких мужчин и женщин произвел на меня сильное впечатление. Это не относится к теме молодежи, и я прошу извинить меня за короткое отступление.
Мы прошли через какую-то площадь где-то около бульвара Сен-Мишель.
Очень узкая улочка, в которой две машины рядом стоять уже не смогут. Никакой вывески.
В огромном полутемном зале сидели одинокие люди — кто за столиком, кто в маленькой ложе. Когда выступал оркестр, люди вставали, мужчины подходили к женщинам, приглашали их. Кончался танец, и они расходились поодиночке. Было так темно, что первые минут десять я почти ничего не видел. Потом привык, пригляделся. Но лица все-таки были еле видны. Какой-то пожилой человек в морской форме, какой-то приличный господин в белом воротничке. Женщины, одетые в темное, неопределенного возраста. Танцы тоже были немножко старомодные: вальсы, танго, фоксы. Иногда вдруг какой-то современный танец, но его танцевали мало.
Ровно в час ночи хозяин этого дансинга для одиноких громко сказал через микрофон: «Через две минуты конец». И произошло странное: все женщины стремглав ринулись к выходу. Не прошло и минуты, как не было никого. Зал был пуст. Я спросил спутника:
— Почему такое бегство?
Он сказал:
— Сейчас увидите.
Через несколько секунд вспыхнул ослепительно яркий свет.
Никто не хотел показывать лицо при этом свете.
Мы со спутником вышли. Вот эти ушли вдвоем. Вот еще двое ушли вместе. А вот этот еще топчется. И она топчется на той стороне тротуара.
Нет, это совсем не проститутки, и совсем не альфонсы, это просто одинокие люди в огромном городе.
Но вернемся вновь к этому непонятному поколению. Лет пять или шесть тому назад возникло вдруг мощное движение хиппи. Возникло в Сан-Франциско. Сначала все издевались над хиппи. Хиппи раскрашивали себя цветными мелками, одевались самым странным образом, вели себя как блаженные или душевнобольные. Но потом вьіяснилось, что это, пусть нелепая, но все же форма протеста против капитализма. Среди хиппи ecть дети состоятельных родителей, которым предстояла прекрасная карьера и обспеченное будущее. Они убежали из своих домов и скрылись. Они ненавидят город, ненавидят войну, ненавидят насилие, ненавидит буржуазный: уклад.
Когда состоялась первая демонстраций хиппи против агрессии во Вьетнаме, полицейские; как положено, бросились на них с дубинками, но хиппи протягивали им цветы и кричали: «Мы вас тоже любим, не бейте нас».
Оказалось, что у хиппи есть своя идеология. Эта идеология — помесь христианства, толстовства, гандизма, идеология непротивления злу, бескорыстии, презрения к деньгам:
Замечательный эпизод произошел однажды на нью-йоркской бирже в разгар делового дня.
Все знают, что представляет собой нью-йоркская биржа. Эго сумасшедший дом, это каша возбужденных, жестикулирующих, кричащих людей. Стремительные колонки цифр: доллары, доллары, акции, доллары.
Хиппи достали пропуска на нью-йоркскую биржу. На этот раз они не раскрашивали, разумеется, лица мелками и были одеты так, как одеваются все нью-йоркцы. Посетителям положено стоять наверху, на галерее. Биржевая торговля происходит внизу. И вот вдруг десять или пятнадцать молодых людей-хиппи вынули пачки однодолларовых бумажек и стали штука за штукой бросать эти доллары вниз. Бумажки медленно падали на пол. Их не замечали, пока кто-то из биржевых маклеров не крикнул: «Ведь это доллары!» И произошло невероятное: маклеры, которые ворочали тысячами, сотнями тысяч, стали хватать эти доллары. Биржа прекратила работу. Люди ползали на полу, хватали доллары на лету, подскакивали, ловили. А хиппи весело хохотали.
Ну, разумеется, движение хиппи бесперспективно, и это только одно из уродств капиталистического мира. Но это движение перебросилось из Америки в Европу, в латиноамериканские страны (правда, там оно нашло менее благоприятную почву). Появились хиппи в Лондоне, даже в Голландии. Некоторые из них носили на шее [нечто] вроде коровьих колокольчиков, другие — венки или ожерелья из цветов.
К сожалению, практика хиппи очень скоро оказалась связанной с наркотиками, в частности — с ЛСД. Этот препарат дает мирные, блаженные галлюцинации, а изготовить его может любой студент в химической лаборатории своего университета. Формула препарата очень проста. Выяснилось также, что шкурка банана тоже дает наркотик. Вокруг хиппи выросла целая кустарная промышленность. Торговцы обдирали бананы, сушили шкурки, толкли их в порошок и извлекали наркотик. А сама мякоть бананов расходилась в детские дома или просто выбрасывалась.
Но как бы ни был странен этот зигзаг пути современной молодежи, все же в нем есть презрение и ненависть к доллару, к буржуазному укладу, к наживе, к войне, к насилию.
Я намеренно подчеркиваю молодежные экстремы 50-х — 60-х годов. Но рядом с этим росло прогрессивное движение здоровой, прекрасной, морально чистой молодежи. Эта молодежь спасает из грязи и нефти сокровища Флоренции, восстанавливает разрушенный землетрясением Скопле, организует совместные интернациональные молодежные кемпинги, едет в слаборазвитые страны мира, чтобы помогать и учить, как когда-то шли в народ наши народники. В Западной Германии студенток называют «дочерьми революции».
Эта молодежь оптимистична. Она не боится полиции, дубинок и слезоточивых газов. Кипящие и задорные толпы таких юношей и девушек я видел в Париже во время разгона демонстрации на бульваре Сен-Мишель.
Вплоть до 1968 года социологи гадали о дальнейшем пути молодежи. Протесты против вьетнамской агрессии, борьба за гражданские свободы, походы молодежи в негритянские районы юга — это были важные этапы, предвестники революционного взрыва.
В 1968 году разразилась буря — буря в Сорбонне, во всей Франции, в Западном Берлине, в ФРГ, революционный взрыв в Мексике. К этому нужно прибавить Италию, Испанию, США, Японию. Только в этих странах студенческое движение охватило уже не сотни тысяч, а миллионы бунтарей, и этот бунт теперь уже нельзя назвать бессмысленным.
В США прогрессивная революционная молодежь, к которой примкнула часть преподавателей, выдвинула лозунг новой демократии и новой организации американского общества, выдвинула лозунг революционного преобразования классических устоев капиталистического государства. Студенты научились работать конспиративно. Готовить выступления организованно.
Мексиканские студенты создали агитбригады и направились к рабочей молодежи; в Испании студенческое движение приобрело такой размах, что было объявлено чрезвычайное военное положение. Все лозунги революционного студенчества стали антибуржуазными и революционными. Студенты, даже не члены Коммунистической партии, выдвигали даже такой лозунг, как «вся власть Советам», в частности в Западной Германии. Это новый этап молодежного движения.
В любом номере газеты рядом с сообщениями о забастовках, о политических выступлениях трудящихся вы встречаете упоминание о революционном студенчестве. Совсем недавно в «Правде» была заметка о том, что фашиствующие организации в Турине подложили бомбу замедленного действия в зале, где должна была выступать греческая певица Мелина Меркури. В результате произошла демонстрация, перешедшая в сражение с силами реакции.
Бок о бок шли студенты и рабочие.
В свое время Ленин высоко оценивал революционное движение русского студенчества, хотя далеко не все оно было большевистским. Но оно расшатывало устои империи и готовило революцию. Сейчас студенты наиболее развитых стран Европы и Америки, тех стран, где, казалось бы, материальное изобилие очевиднее всего, студенты даже этих стран выступают застрельщиками борьбы с основными устоями буржуазного мира, борьбы подчас вооруженной. В Японии студенты изготавливают для себя дубинки и шлемы: они хотят сражаться с полицией на равных. Нужен только один шаг: соединение революционного студенчества с пролетарским движением для того, чтобы зашатался мир эксплуатации и бесправия.
Современное общество нуждается в науке и нуждается в ученых. Глупый бургомистр западного Берлина воображает, что можно обойтись без студентов. Нет, он не обойдется без студентов. Их будет все больше.
