Борис Алмазов - Повести каменных горожан. Очерки о декоративной скульптуре Санкт-Петербурга
Первый — на окраине района, именовавшемся «Пески». Еще в пору героев Достоевского он считался дальним захолустным углом северной столицы. Но в конце XIX столетия стал стремительно застраиваться доходными домами — многоквартирными зданиями, где помещения сдавались внаем. Один из таких домов чрезвычайно примечателен — доходный дом М. Н. Полежаева[113].
Шесть пар в одежде XVI–XVII веков, скорее театральной, чем исторической. Так до сих пор представляют себе принцесс, и особенно принцев, девочки младших классов и режиссеры исторических телесериалов, для которых главное не достоверность, а узнаваемость. С этим все в порядке — Ромео и Джульетта! «Нет повести печальнее на свете…» В общем, В. Шекспир! Однако чудится мне лукавая улыбка архитектора. Ромео и Джульетта — бесспорно, но кто из этих шести пар? Что за вопрос — все! А они все — разные!
Старорусская ул., 5 / Новгородская ул., 3
Вслед за Ромео и Джульеттой на стене под самой крышей доходного дома № 68 (1903 г., арх. П. М. Мульханов) на набережной канала Грибоедова можно увидеть маскарон шута.
На Владимирской площади привычного куроса-атланта сменил не то тролль, не то гном, не то карлик.
Александр Блок считал, что точно найденный образ должен быть «мерцающ», то есть каждый зритель воспринимает его на уровне своих знаний и эмоций, поэтому загадочность, недосказанность только углубляет восприятие.
Таков, например, маскарон недоброго старика со стены дома у Пяти углов. Кто это, шекспировский Шейлок? Что означают его бубенцы, кисти и колокольчики на странном головном уборе и такой же странный орнамент, не орнамент — «сосульки» за его спиной? Это что, Дед Мороз?
Маскароны и барельефы стали особенно изысканно загадочны и глубокомысленны в конце XIX — начале ХХ века. Авторы обращаются к образованному, культурному и эмоционально развитому зрителю. Русское искусство в XVII веке в иконописи уже обращалось к западноевропейской книжной графике. В начала ХХ столетия мы вновь находим примеры использования лучших образцов западноевропейского книжного издательского мастерства, в архитектуре. На доме № 25 по улице Декабристов помещены две доски, на которых из ренессансного плетения арабесок выглядывает не античный бог лесов Пан, а скорее, гётевский Мефистофель. Это не первое его появление. Довольно часто его образ мелькал среди привычных маскаронов сатиров и силенов. Но в маскароне под балконом на Каменноостровском проспекте все-таки расхождение с античным прообразом не столь откровенно, как здесь на мраморной доске, прямо на уровне человеческого роста, помещенного как будто бы для чтения. Автор не скрывает, что позаимствовал изображение из старопечатной немецкой книги. Лист пергамента, украшенный затейливыми арабесками, легко просматривается в барельефе.
Владимирская пл., 19
Наб. кан. Грибоедова, 68
Ул. Ломоносова, 28
Ул. Декабристов, 25
Но если есть Мефистофель, то должен где-то поблизости быть и Фауст. Есть! Архитекторы начала прошлого века строили быстро и много. Я подозреваю, с достаточным числом примеров это доказывающих, что они взаимодействовали, они вели некую игру, разыгрывали захватывающий спектакль, размещая декоративные маски на нескольких близлежащих домах и связывая их общим сюжетом.
Наб. р. Мойки, 102
Недалеко от книжного «Мефистофеля» с улицы Декабристов № 25 на доме по набережной Мойки № 102 в той же стилистике ренессансной книжной графики в кокошниках над «венецианскими» окнами есть миниатюрные головы юноши в берете и человека зрелого возраста. Такое впечатление, что это следующие страницы, написанные и изваянные одной рукой, и что это «История доктора Фауста». Здесь на стенах книжные рисунки обрели объем, а книжные страницы превратились в каменные листы. Формально, это горельеф, но выразительные головы, вырывающиеся за плоскость стены, выглядят уже совершенно объемной скульптурой, классическим бюстом, поставленным в стенную нишу.
Наб. р. Мойки, 100
И если на фасаде, обращенном в сторону Мойки (№ 100), две «книжные страницы» все же рельефы, изображающие традиционных путти в обрамлении стилизованных «немецких» узоров, то рядом с ними — настоящие скульптурные бюсты двух человек в средневековых купеческих одеждах. Кто это?
Один старше, другой, вероятно, его сын или они — братья?.. Соседствующие барельефы с путти весьма многозначительны. Один держит руль или рулевое весло, издали похожее на гитару, и глобус, а второй — рог изобилия, наполненный всевозможными плодами (желающие могут «прочитать», о чем сей натюрморт повествует), и кадуцей Меркурия. То есть перед нами символика торговли и мореплавания. Поэтому возможно предположить, что эти двое — купцы и путешественники.
В сонме великих первооткрывателей и землепроходцев, а также мореплавателей только одну знаменитую пару составляли отец и сын: итальянцы Поло. Особенно знаменит Марко Поло (1254–1324), совершивший в 1271–1275 годах путешествие в Китай, где прожил 17 лет и в 1292–1295 годах морем вернулся в Италию. Написанная с его слов в 1298 году книга стала первым источником сведений для европейцев о Центральной, Восточной и Южной Азии.
Известно, что путешествие он начал с отцом Николо и дядей Маттео, но отец отправился из Китая раньше Марко и погиб в пути. Эти два скульптурных портрета — классические бюсты. Их создатель — Давид Иванович Иенсен. К нашему стыду, большинству петербуржцев его имя мало что говорит, а ведь один перечень его работ соперничает с каталогом огромной выставки целого художественного объединения. Сотни его произведений на площадях и на стенах петербургских домов…
Давид Иванович Иенсен (Йёнсен)
Обучался в Королевской Копенгагенской Академии художеств во время директорства там знаменитого скульпора Б. Торвальдсена, был учеником Х.-Е. Фройнда, работал в мастерской Х.-В. Биссена (1840–1841). За время учебы награждался двумя серебряными медалями, первой — за рельеф «Христос в доме Марфы и Марии» (1841 г., гипс. Нов. Глиптотека, Копенгаген).
В 1841 году приглашен в Петербург для оформления Мариинского дворца, выполнил рельефы и кариатиды. В 1843–1847 годах преподавал скульптуру в рисовальной школе для вольноприходящих учеников Российской Императорской Академии художеств. В 1845 году признан неклассным художником за барельеф «Кентавр Хирон обучает Ахиллеса стрелять из лука». По принятии русского подданства в 1857 году получил звание академика за рельеф «Ахиллес влачит тело Гектора». В 1868 году удостоен звания профессора за статую «Диана» (гипс, НИМ PAX). Совместно с архитектором А. И. Штакеншнейдером выполнил памятник лейб-медику Я. В. Виллие перед зданием Петербургской медико-хирургической академии (1859 г., бронза, гранит) и фонтан «Гигея» перед зданием Михайловской хирургической клиники баронета Виллие (1871 г., бронза, гранит); все в нынешней Военно-медицинской академии.
А вот что для нас особенно важно. В 1845 году, совместно с художником И. И. Реймерсом, основал художественную мастерскую «Заведение для наружных украшений зданий» по изготовлению скульптуры из терракоты, просуществовавшую до 1895 года.
Давид Иванович Иенсен работал над скульптурным декором интерьеров Зимнего дворца (1840-е гг.). Сотрудничая с многими архитекторами, оформлял дворцы, общественные и частные дома в Санкт-Петербурге. По проектам Штакеншнейдера создал все скульптурное оформление дворца Белосельских-Белозерских (1847–1848 гг., Невский пр., 41), собственной дачи Александра II и церкви (1856 г., Старый Петергоф), Ново-Михайловского дворца (1858–1860 гг., Дворцовая наб., 18), дворца великого князя Николая Николаевича (1860 г., пл. Труда, 4).
Совместно с архитектором П. Ю. Сюзором работал над пластическим украшением доходного дома М. С. Воронина (1874 г., наб. р. Мойки, 82), гостиницы А. М. Ушакова (1880 г., Невский пр., 49, ныне гостиница «Рэдиссон САС Ройял Отель Санкт-Петербург»), доходного дома Е. С. Егорова (1884 г., ул. Восстания, 35), здания Первого Общества взаимного кредита (1890 г., при участии А. М. Опекушина; наб. кан. Грибоедова, 13).
Выполнил модели 17 статуй для здания Нового Эрмитажа (1846–1847 гг., цинк, совместно с И. И. Реймерсом, К. А. Клейном).
Кроме того, Давид Иванович создал весь скульптурный декор особняка И. К. Мясникова (1858 г., ул. Восстания, 45, арх. А. П. Гемилиан); доходного дома И. О. Утина (1859–1860 гг., Конногвардейский бульвар, 17, арх. Р. И. Кузьмин); Конюшенного музея (1857–1860 гг., Конюшенная пл., 4, арх. П. С. Садовников, совм. с A. М. Опекушиным); особняка Э. П. Казалета (1866 г., Английская наб., 6, арх. B. Е. Стуккей); гостиницы «Европейская» (1877 г., Михайловская ул., 1, арх. Л. Ф. Фонтана, ныне «Гранд Отель Европа»); доходного дома Г. Г. Елисеева (1890 г., наб. р. Фонтанки, 64, арх. Г. В. Барановский); здания Консерватории (1893 г., Театральная пл., 3, арх. В. В. Николя,).
