Григорий Островский - Захарий Зограф
Тырновцы ничего не забывали. Султанов, посетивших город в 1837 и 1846 годах, встречали без энтузиазма, зато горячо поддерживали борьбу писателя и страстного, яростного полемиста Бозвели с доносчиком и гонителем болгарского просвещения митрополитом Неофитом Византиосом, весело распевали язвительную сатиру шестнадцатилетнего даскала Петко Славейкова на владыку Панарета, невежу и врага болгарского просвещения.
Прославилось Тырново
Владыками греческими,
Особо ж прославилось
Панаретом-делием.
Делием-делибашем —
Безумным владыкою.
Он удальцом ходит,
На коне гарцует,
С булавой за поясом
Села объезжает,
Народ обирает,
Всюду деньги грешные
Жадно собирает.
Бывший цирковой борец, Панарет носил расшитые золотом короткий плащ и войлочную шляпу, красные шаровары, за широким поясом пистолет и булаву на золотой цепи. Выезжал он в сопровождении свиты, состоящей из тридцати пяти попов, четырех дьяконов, пятнадцати чорбаджиев, двух писарей, шести конюхов, шести янычар, кафеджия и повара. Предшественник Панарета митрополит Илларион Критский был хорошо образован и даже — большая редкость среди греков — писал по-болгарски, но так же был охоч до вина и веселия и так же алчен: после его смерти нашли два миллиона золотых. Епископом же Илларион рукоположил своего конюха, изгнанного из Валахии и Австрии за разбой, но зато хорошо разбиравшегося в лошадях.
Город жил, умирал и возрождался. Едва оправился от землетрясения 1838-го и пожаров 1845 и 1847 годов, как снова разразился пожар, начисто уничтоживший 5 июля 1849 года шесть ханов, шестьсот десять домов, две греческие и одну болгарскую школу при церкви св. Николая. Но снова приходили сюда зодчие и строители, взбирались по крутым уступам повозки с камнями, и снова вставали церкви, дома, школы.
Далеко за Тырновом разнеслась слава Колю Фичето (Фичева) из Дрянова, ставшего для болгарской архитектуры эпохи национального Возрождения тем, чем был Зограф для живописи. Выдающийся зодчий, он был инженером и строителем, талантливым резчиком и скульптором, работавшим в дереве и камне, возводил церкви и часовые башни, дома и мосты, а между тем читать и писать выучился только на тридцать шестом году жизни, хотя свободно изъяснялся на греческом, турецком, албанском языках. Трудно сказать со всей определенностью, пересекались ли жизненные пути зодчего и художника, но не знать о своем замечательном современнике Захарий, конечно, не мог. В 1836 году Колю Фичето завершил начатое ранее строительство церкви св. Николая и тогда же из калфы, подмастерья, стал мастером, уста. В 1842–1845 годах возвел церковь Рождества богородицы, позднее — церкви и звонницы в Патриаршем и Плаковском монастырях, мосты в Ловече и через Янтру, лучшие тырновские церкви св. Марины, Спаса, св. Атанаса, св. Константина и Елены, великолепный постоялый двор (хан) хаджи Николы, конак. Новые пространственные и пластические решения, высокие, горделивые колокольни, большие окна и легкие, изящные аркады, обилие воздуха и света, жизнерадостный лад архитектурного образа, наконец, соединенная с верностью традициям безусловная оригинальность мастера отличали творческий почерк на редкость талантливого самоучки. «Опыт культивировал в нем логическое мышление, — писал его биограф, — природа одарила его воображением, а героическое время дало ему вдохновение» [77, с. 88]. И далее: он «руководствовался высоким этическим замыслом посредством своего искусства уничтожить у болгарина чувство своей малоценности и поднять его самочувствие в начавшейся борьбе за экономическую, просветительскую и политическую свободу» [77, с. 91]. Захарий любовался последней работой Колю Фичето — только что законченным постройкой домом купца Николы Коюва на Самоводовском базаре. Сложенный из разновеликого кирпича с прокладкой, с лавкой внизу и двумя этажами и эркером над ней, он поднялся над окружающей застройкой, а изысканность утонченных пропорций придала ему стройность и ту прелесть, что свойственна лишь молодой поре искусства. Под эркером уста примостил высеченную им из камня маленькую фигурку сидящего человека, чем-то напоминавшую грустную обезьянку; здание так и называется до сих пор — «Дом с обезьянкой»…
Впереди была еще одна встреча с Колю Фичето: имя зодчего оказалось причастным к одной из самых героических и трагических страниц недавней истории Преображенского монастыря, где предстояло жить и работать Захарию Зографу.
К началу XIX века монастырь Преображения стоял в запустении. Построенный царем Иваном Александром и женой его Теодорой, он входил в опоясывавшее Тырново кольцо монастырей, ознаменовавших «золотой век» культуры и искусства средневековой Болгарии. В Килифаревской обители в середине XIV века выдающийся философ и писатель Феодосий Тырновский основал знаменитую школу, ставшую средоточием культуры Второго Болгарского царства и всего славянского мира. Одним из воспитанников этой школы (а их было свыше четырехсот!) был последний болгарский патриарх Евтимий, великий патриот, глава тырновской литературной школы, из которой вышли Григорий Цимблак, Киприян, ставший впоследствии митрополитом московским и автором жития своего учителя, многие, многие другие. Деятельность этой школы протекала в стенах основанного Евтимием Троицкого монастыря, отстоящего всего на несколько сот метров от Преображенского, в том же Дервентском ущелье. Очаги болгарской культуры не затухали и в плаковском монастыре св. Ильи, капиновском св. Николая, лясковском Петра и Павла, св. Пантелеймона, св. Архангелов, Сорока мучеников, Богородицы Одигитрии, наконец, Преображенском; здесь создавались новые и переписывались древние и современные книги — не только для Болгарии, но и Сербии, Валахии, Молдовы, Московии, украшались великолепными миниатюрами и окладами. Традиция эта не прерывалась, и в Преображенском монастыре Захарий мог видеть не только старинные книги, но и список «Истории славяно-болгарской» Паисия Хилендарского, «Неделник» Софрония Врачанского и многие другие.
Не раз янычары и кирджалии сжигали и разрушали Преображенский монастырь. Возрождением своим он обязан рильскому иеромонаху Зотику, ставшему в 1825 году настоятелем почти обезлюдевшей обители. Патриот и страстный поборник национальной независимости, выдающийся просветитель, создавший в 1822 году первое в Тырнове болгарское килийное училище, Зотик с помощью и на средства тырновского абаджийского цеха поднял монастырь из руин. В 1832 году он отправляется в Стамбул за султанским фирманом на восстановление старой часовни; под этим предлогом построили новый монастырский храм. (Только за разрешение освятить его греческий владыка Илларион Критский взыскал с монастыря 2200 золотых.)
Работы возглавил зодчий Димитр из Софии, строивший тогда же церковь св. Николая в Тырнове и монастырь в Арбанаси; правой рукой его был Колю Фичето. Около двух тысяч строителей собрал Димитр, но на монастырском дворе и за стенами обители творились порой странные вещи: под покровом сумерек или на утренней заре каменотесы и подносчики орудовали не столько мастерком, сколько ружьями и ятаганами, рассыпались в цепи атак, одолевали преграды. Шла усиленная подготовка к восстанию: вместе с Велчо Атанасовым Джамджиятой, капитаном русской армии Георгием Мамарчевым, игуменом Плаковского монастыря отцом Сергием и другими Димитр Софиялията был одним из его руководителей. Заговор 1835 года, вошедший в болгарскую историю под названием «Велчова завера», был раскрыт по доносу предателя-чорбаджия. Многие были брошены в тюрьмы, отец Сергий погиб от пыток, Мамарчев заточен на острове Самос (русское подданство спасло его от верной смерти). Велчо Атанасова, Димитра Софиялияту и еще двоих пытали и казнили в Тырнове, прах зодчего тайно захоронили на кладбище Преображенского монастыря.
Строительство церкви завершил Колю Фичето; ее-то и предстояло теперь расписать Захарию Зографу.
Договор художника с монастырской управой и иеромонахом Серафимом, преемником скончавшегося в 1837 году от холеры игумена Зотика, был заключен 20 августа 1848 года.
«Извещаем мы, нижеподписавшиеся, — говорится в нем, — о согласии господина Захария Христовича Зографа изобразить нам церковь святого Преображения, алтарь, клирос и притвор с восточной стороны… всем своим искусством, обещании расположить изображение согласно догме и восточному нашему вероисповеданию… и все венцы золотом покрыть, самой тонкой работой, которой до сих пор работал.
А мы, духовники, обещаем контрактом, печатью монастырской и нашими собственноручными подписями подтверждаем, что заплатим ему за его труд и расходы, краски, золото и все прочее, что нужно, только монастырской будет вера и пищу будем давать сообразно его деликатному желудку.
