Марк Хукер - Толкин русскими глазами
Параллели между этой главой и советским обществом, несомненно, очевидны любому, кто изучает советскую историю. Однако этого не скажешь о многих современных русских читателях, которые весьма агрессивно реагируют на предположение, что данная глава действительно описывает Сталина. В советское время только ее было бы достаточно, чтобы включить в список запрещенных цензурой книг. Несомненно, это одна из причин, по которым третий том так и не был официально издан вплоть до 1992 года, и появился уже лишь в посткоммунистической России — десять спустя после первой официальной публикации «Хранителей».
Муравьев, который переводил "Возвращение Государя" уже после смерти Кистяковского, даже не попытался сделать свою версию этой главы наполненную реалиями советских времен, более пригодной для прохождения цензуры. Его вариант эпизода, в котором предводитель ширрифов приказывает Фродо сохранять спокойствие, изобилует выражениями ярко стилизованной пародии на жаргон арестов и показательных процессов середины 30-х годов.
Сударь, сударь, одумайтесь. Согласно личному приказу Генералиссимуса вы обязаны немедля и без малейшего сопротивления проследовать под нашим конвоем в Приречье, где будете сданы с рук на руки охранцам. Когда Генералиссимус вынесет приговор по вашему делу, тогда и вам, может быть, дадут слово. И если вы не хотите провести остаток жизни в Исправнорах, то мой вам совет — прикусите языки (МВГ.314–315).
Версия Толкина, для сравнения, совершенно не оказывает столь мощного воздействия на советского читателя. Как всегда, она — воплощение британской сдержанности.
Довольно, довольно, сударь! Сохраняйте спокойствие, так шеф приказал. Мы отведем вас в Байуотер и передадим людям шефа; и когда он начнет разбирать ваше дело, тогда и сможете высказаться. Но если вы не хотите оставаться в Тюремных норах дольше, чем требуется, советую вам говорить покороче (R.346).
Изящное подражание советскому чекисту, производящему арест, у Муравьева не уступает образу копируемого Толкином английского полисмена, выполняющего свои обязанности. Оба они — расхожие типажи для сцены, экрана и литературы. Читатель может идентифицировать говорящего как полицейского просто по манере речи, даже если его профессия не указана в тексте.
Однако политически заряженная терминология в версии Муравьева, придает этому эпизоду более зловещий, специфически советский оттенок. Первый такой термин в эпизоде — Генералиссимус. В Советском Союзе существовал только один Генералиссимус — Сталин. Статья в "Большой Советской Энциклопедии" 1952 года издания, озаглавленная "Генералиссимус Советского Союза"141, занимает четыре колонки и включает портрет Сталина во всю страницу. Статья не оставляет сомнений в том, что, увидев одного советского Генералиссимуса, знакомишься с ним со всеми. Практически каждый советский читатель незамедлительно заменил бы Генералиссимуса на Сталина, и предложение воспринималось бы как: "согласно личному приказу Сталина (…)".
Волковский делает маленький шаг назад от края политического обрыва, к которому Муравьев подвел свой текст. Он использует термин Главнокомандующий (В ВГ.490) вместо Генералиссимуса у Муравьева. В период Второй мировой войны Сталин был Верховным Главнокомандующим и начальником Генерального штаба, что приблизительно соответствует субординации, существующей между президентом и начальниками штабов в США. Это слово придает тексту прозрачный военный оттенок, равно как и многие другие фразы Волковского. В его формулировке содержится намек на Сталина. У Муравьева же этот намек деликатен, как брошенный в окно кирпич.
Слово, которое употребил Толкин для названия этой должности, было просто Chief — Шеф, Начальник, Руководитель, Глава. Все остальные переводчики нашли для него подходящий альтернативный вариант. К&К использовали наиболее распространенный перевод слова Chief. Начальник (К&К ВК.385). Хотя у него тоже есть некоторые ассоциации с советским периодом, они не настолько сильные, чтобы наложить откровенно советский отпечаток на весь эпизод. Г&Г выбрали архаичное слово Предводитель (Г&ГВК.306, Г&Г2002.1000), его же использовала и Бобырь (Б.483). Для русского читателя это слово совершенно свободно от советского багажа. Уманский, который полностью восстановил эту главу в своей редакции сокращенного перевода Бобырь, употребил слово Правитель, которое также имеет некоторые исторические ассоциации (У IV.835). ВАМ изящно обошла проблему, использовав слово Шеф (ВАМ СК.315), которое происходит от французского chef, как и английское chief. По существу, этот вариант не имеет никакого специфически советского контекста. Грузберг полностью избежал всяких потенциально советских ассоциаций, употребив абсолютно иноязычное слово: Шериф. Это не просто транслитерация, но и, как указано в "Советском энциклопедическом словаре" (СЭС, с. 1532), заимствованное из английского языка слово, благодаря которому повествование Толкина остается английской историей английского писателя, а приобретает русский антураж. Александрова заменила Шерифа Грузберга словом Голова, что значит: "человек, отвечающий за что-то", например, городской голова, голова управы. В таком значении оно пришло из досоветского прошлого. В словаре говорится, что это значение было в обиходе до революции 1917 года (БТСРЯ, с. 214). Немирова решила, что Chief должен быть Губернатором, — еще одно слово с иностранными и дореволюционными ассоциациями. Однако она поместила его в кавычки, дистанцируясь, таким образом, от первоначального значения (Н ВК281). Яхнин использует вымышленный титул, словно выпавший со страниц римских хроник. Его перевод слова Chief — "его главенство Капитанус Хоббитанус" (Я ВК.287). С таким, безусловно, широким выбором возможных вариантов более-менее нейтрального перевода слова Chief, решение Муравьева использовать именно Генералиссимуса было принято, очевидно для усиления воздействия на советского читателя.
Для тех, кто мог бы пропустить скрытый в Генералиссимусе смысл несколькими страницами дальше Муравьев вслед за Толкином заменил кличку Шефа на другой термин в том же самом ключе, В эпизоде, где рассказывается о первом убитом в ходе Восстания, предводитель бандитов прибывших, чтобы восстановить порядок, говорит: "Босс начинает сердиться" (R.358). Муравьев превращает Босса в Вождя (М ВГ.326), что является еще более распространенным эпитетом Сталина. Генералиссимусом он стал только в 1945 году. Эдвард Радзинский повсеместно в своей книге142 использует по отношению к Сталину именно слово Вождь. В кругах русских политэмигрантов часто было принято с большим восторгом указывать на то, что Вождь — это буквальный русский перевод der Fьhrer — эпитета Гитлера.
Вождь настолько однозначно воспринимается в контексте данной главы, что ни один другой переводчик не осмелился его использовать. ВАМ перевела Boss как Шеф (ВАМ ВК.327), используя то же самое слово, что и для Chief просчет, который никогда не одобрил бы Толкин. Будучи филологом, он подбирал слова настолько тщательно, что, если использовал два различных названия, то и переводить их следует также двумя разными словами. Версия Босса у К&К была такая же: Шеф (К&К ВК.398), что хорошо подходит для второго элемента пары Chief/Boss — Начальник/Шеф. Г&Г избежали проблемы обычным для них способом, попросту опуская фразу со вторым прозвищем (Г&ГВК.317, Г&Г2002.1007), Волковский и Яхнин составили им компанию (В ВГ.510; Я ВК.298–299). Грузберг, оставаясь верным своей цели не русифицировать повествование, употребил еще одно слово, заимствованное из английского, такое, о котором, когда я учил русский язык, все студенты — с напускной серьезностью — говорили: "это — старое русское слово". Перевод Грузберга — Босс. Оно точно соответствует другой половине его пары Chief/Boss — Шериф. Александрова не согласилась с этим и заменила второй элемент пары на Хозяина, слово, которое употребил также и Уманский (У IV.843), что по тону соответствует ее использованию Головы в досоветском значении. В рамках того времени Хозяин был владельцем поместья или состояния. Тем не менее, ее выбор неудачен по нескольким причинам. В контексте Толкина, слово Хозяин уже используется применительно к Тому Бомбадилу и Фродо как хозяину Сэма. Толкин никогда не одобрил бы употребления одного и того же слова в таком двойном назначении. В советском контексте, окружение Сталина называло его не иначе, как Хозяин. Это вновь добавляет политический нюанс, которого однозначно стремился избежать Грузберг. У Немировой «Губернатору» соответствует начальство, существительное, которое обычно означает несколько больших начальников, а в разговорной форме используется в значении босса.
В версии Муравьева следующим политически заряженным словом в эпизоде ареста было конвой (фраза "проследовать под нашим конвоем"). Хотя слово конвой по смыслу не отличается от английского convoy, применительно к военно-морским конвоям периода Второй мировой войны, но "под конвоем" заключенных доставляли в ГУЛАГ. Эта фраза выделяется в описании Надежды Яковлевны Мандельштам того, как НКВД использовало "бессонный режим" и многочасовое ожидание "под конвоем" у дверей следователя в качестве тактики допросов в тридцатые годы143. Примеры, которые предлагает толковый словарь для конвоира и конвоировать, непосредственно относятся к заключенным (БТСРЯ, с. 447–448). "Военный энциклопедический словарь" далее уточняет, что обязанности вооруженного конвоя возложены на специальные милитаризованные части Министерства внутренних дел (МВД), выполняющие задачи по охране и сопровождению (конвоированию) арестованных, осужденных, военнопленных (с. 350) (…) а также находящихся под следствием и судом или осужденных (с.349)144. Для советского читателя слово конвой связано со значительно более мрачными образами, чем эрзац-полисмен Толкина, предлагающий Фродо "сохранять спокойствие".
