Марк Хукер - Толкин русскими глазами
По сдержанной оценке Роберта Конквеста за период правления Ленина в России между 1919 и 1923 годами минимум 200 000 человек были расстреляны по официальному приговору и еще, по крайней мере, 300 000 умерли в тюрьмах и лагерях из-за плохого обращения, голода и болезней135. Методы Новой Силы были действительно жесткими. Когда моряки Кронштадта подняли восстание против нового режима в марте 1921 года, одним из поводов для него послужило то, что новый режим "принес рабочим вместо свободы повсеместный страх оказаться в пыточных камерах ЧК, которые во много раз ужаснее жандармских участков царского режима"136.
"Новая Сила" М&К находит отражение в формулировке Волковского: его "новый порядок" не менее красноречив (В ЛК.360). Однако его перевод трех целей несколько напоминает Г&Г.
Неоднозначность толкиновской формулировки трех целей Сарумана оказалась крепким орешком для переводчиков. Их версии разделились на два основных лагеря по принципу передачи слова rule. Вариант перевода Г&Г Rule — с четырьмя поданными за него голосами — представляет самый большой лагерь. К Г&Г присоединились Немирова (Н ХК.304) и Александрова. У них у всех версия трех целей — "Знание, Власть, Порядок" (Г&Г БК.309, Г&Г2002.416). Волковский подал четвертый голос за Власть (В ДК.360). Перевод Rule словом Власть четко фокусирует внимание на значении слова rule в Заклинании Кольца: "One Ring to rule them all" ("Одно Кольцо, чтобы властвовать над ними всеми"), которое совершенно недвусмысленно вытекает из его контекста. Для русского читателя подобный перевод зловеще перекликается с утверждением Толкина, сделанном в одном из писем: ""власть" (power) во всех этих преданиях — слово зловещее и недоброе, за исключением тех случаев, когда оно применяется по отношению к богам" (L.152). Предлагать Гэндальфу объединить силы ради Власти — это уже явно чересчур, и никак не может служить правдоподобным искушением. Учитывая, что Саруман был известен могуществом своих речей, этим переводчикам следовало бы более тщательно выбирать слово для создания наилучшего эффекта. Власть — то, о чем Саруман, возможно, думал про себя, но не то, что произносил бы вслух. Формулировка Толкина, как видно из различных вариантов передачи переводчиками трех целей, достаточно неоднозначна.
Использование Власти как ключевой цеди трех искушений перекликается с переводом названия Кольца Саурона: "the Ruling Ring" (F.340). Пятеро переводчиков назвали его Кольцом Всевластья (M&K Х1982.191, Х1988.320; ВАМ СК.81; В ДК.З60; Н ХК.304; Я Хр.195). У Бобырь, К&К и Александровой похожий вариант: Кольцо Власти (Б.60; К&К СК.389). Это однозначно склоняет чашу весов в пользу власти в толкиновском уравновешенном, сдержанном высказывании о Кольце. В стране, где лозунг Октябрьской революция 1917 года "Вся Власть Советамъ!" ежедневно пережевывался в школах до тех пор, пока государство, пришедшее к власти под этим лозунгом, не развалилось в начале 90-х годов, термин Всевластье имеет убедительную политическую окраску. В русском языке валентность слова власть непосредственно соотносится с правительством и носит отчетливо политический характер. Переводчики, использовавшие это слово, находились скорее, под влиянием русского менталитета, нежели Толкина. Только Г&Г и Грузберг использовали политически нейтральные варианты. Г&Г назвали его Великим Кольцом (Г&Г БК.310, Г&Г2002.416). Грузберг, как всегда верный оригиналу, назвал его Правящим Кольцом.
У Волковского первые две из трех целей абсолютно идентичны варианту Г&Г: "Знание, Власть". Однако его третья цель, похоже, является возвратом к первому изданию М&К: "Мудрость, Всеобщее Благоденствие и Порядок" (М&К Х1g82.191). Саурон Волковского соблазняет Гэндальфа возможностью достижения "Всеобщего Лада" (В ДК.360), что напоминает антиутопию Замятина, где номера Единого Государства работают "в точном механическом ритме (…) с механической четкостью (…) машино-равно", наслаждаясь "математически безошибочным счастьем".
В контексте с rule&order (право и порядок) слово rule (право) может напоминать о выражении общественный правопорядок, что является синонимом законности и правовой нормы. Подобные выражения часто встречаются в религиозных текстах — то есть в таком контексте, в котором Толкин чувствовал себя как дома — где право и порядок появляются вместе настолько часто, что их можно рассматривать как устойчивую идиому. Такую фразу, например, дважды находим в проповеди Джона Оуэна (1616–1683), в которой он говорит: "Следуйте церкви усердно и по правилам. Когда я говорю о правилах, я имею в виду жизнь по правилам. Ничто так не гнетет меня, как подозрение, будто бы Господь отошел от собственных установлении из-за грехов людских, оставив нам лишь каркас мирских правил и законов. Зачем ему делать это? Ради нас самих? Нет; но для того, чтобы мы могли облачиться в любовь и веру, смирение духа и сострадание, бдительность и усердие. Уберите их — и можете прощаться со всеми мирскими правилами и законами, каковы бы они ни были"137. Аналогичные взгляды выражает в своем эссе и современник Толкина, Г. К. Честертон (1874–1936). В книге «Ортодоксия», в 6-й главе "Парадоксы Христианства", Честертон138 пишет139: "[С наступлением христианской эры] мы должны возмущаться кражей сильнее, чем прежде, и быть добрее к укравшему, чем раньше. Гнев и милость вырвались на волю, где смогли разгуляться без оглядки. И чем больше я присматривался к христианству, тем яснее видел: оно установило правила и порядок, и целью этого порядка было выпустить на волю все добродетели, где они смогли разгуляться без оглядки" (использован перевод Н. Л. Трауберг)140.
В своем переводе «Ортодоксии» Честертона, Н. Л. Трауберг, успешно и профессионально справилась с фразой rule&order… order, игнорируя право и оставляя только порядок. Ее версия звучит так: "И чем больше я присматривался к христианству, тем яснее видел: оно установило порядок, но порядок этот выпустил на волю все добродетели".
Именно с этой точки зрения К&К, ВАМ и Грузберг подходят к искушениям, которые предлагал Саруман. К&К и ВАМ перевели Rule словом Закон, как в словосочетании власть закона (К&К СК.388; ВАМ СК.296). Грузберг выбрал Право, как в слове правопорядок. Хотя закон — более буквальное значение rule, чем то, которое выбрал Грузберг, тем не менее, его выбор более привлекателен с философской точки зрения, как политическая система, при которой предстоит жить. Такая цель показалась бы более привлекательной и в глазах Гэндальфа. Симпатии Сарумана больше склонялись бы к жесткому правопорядку (закону).
Версия Грузберга лучше и с лингвистической точки зрения, поскольку наиболее близко передает неоднозначность и повторы толкиновского оригинала, где Право — одно из трех искушений ("Знание, Право, Порядок"), перекликается с Заклинанием Кольца: "One Ring to rule them all", и с формулировкой "Правящее Кольцо". В версии Грузберг-А, перевод Rule словом Право отлично вторит его Заклинанию: "Одно Кольцо, чтобы править всеми ими", и его переводу "the Ruling Ring" как "Правящее Кольцо" (F.340). Никому из остальных переводчиков не удалось повторить это достижение. В более поздних версиях перевода Грузберга Заклинание изменено, и связь ослабляется. В версии Грузберг-В, перевод rule в Заклинании по-прежнему основан на том же корне, но с приставкой, которая изменяет его значение: "Одно Кольцо, чтоб ими управлять".
Эта сцена, восстановленная в версии Уманского, предлагает читателю совершенно оригинальный, необыкновенно меткий перевод высокой конечной цели, достижением которой Саруман искушает Гэндальфа: "Знание, Принципы, Порядок" (У II.382). В некотором смысле, Уманский присоединяется к К&К, ВАМ и Грузбергу в том, что принципы являются по сути своей неписаным законом, по которому живут люди. Для Гэндальфа это было бы мощным стимулом объединить свои силы с Саруманом. Этот стимул не настолько жесткий, как закон (устав или право), поскольку принципы могут быть более гибкими. В то же время, это очень двусмысленный термин, потому что принципы исключительно индивидуальны. Принципы Сарумана никак не подходят Гэндальфу. Это, несомненно, более подходящий перевод слова Rule, чем Власть, и он обладает определенной привлекательностью по сравнению с изданными переводами, но перевод Грузбергом Rule как Права остается лучшим из всех.
Глава VII. ОДИН ДЕНЬ ФРОДО ДРОГОВИЧА:
Сталин и Ежов в Шире
Засыпал (Иван Денисович] Шухов вполне удоволенный.
Прошел день, ничем не омраченный, почти счастливый.
А. Солженицын.
Один день Ивана Денисовича
В своем первом примечании к восьмой главе шестой книги ("Беспорядки в Заселье") К&К пишут, что, по единодушному признанию исследователей, эта глава — пародия на социализм в стиле таких антиутопий, как «1984» и "Скотный двор" ("Звероферма") Джорджа Оруэлла и описания муравьиной цивилизации в "Короле былого и грядущего" Теренса Хэнбери Уайта. Они также ссылаются на общеизвестное, крайне отрицательное мнение Толкина о такой политической системе, цитируя его письмо Кристоферу (L.64) от ноября 1943 года. "У Толкина, — пишут они, — никогда не было никаких сомнений по поводу истинного лица социалистической утопии, вторую пытается внедрить Лотто Саквиль-Бэггинс" (К&К ВК.647).
