Роланд Пенроуз - Пикассо
Вместе со всеми французами призывного возраста художники также оказались в рядах армии, а многие иностранцы, осевшие в Париже, добровольно записались в Иностранный легион. Брак, Дерен и Леже были призваны в первые дни войны и тут же отправлены на фронт. Канвейлер и его немецкие друзья, чтобы избежать интернирования, нашли убежище в нейтральных странах, в то время как другие, Грис например, оказались никому не нужными во Франции, без гроша в кармане. Аполлинер, желая доказать свою любовь к Франции и вместе с товарищами разделить их судьбу в тот горький для страны час, обратился с просьбой предоставить ему французское гражданство. Преодолев бюрократические препоны, он попал в артиллерию.
Пикассо вместе с Евой вернулся в студию на улице Шельше. Париж предстал перед ним совершенно иным: с улиц исчезло веселье, и парижане с тревогой следили за приближением немецких армий. Жизнь, какой он знал ее всего лишь несколько месяцев назад, угасла и на смену ей пришел порядок, обычно наступающий с началом любой войны. У Пикассо, который в периоды бед находил утешение в работе, разразившаяся трагедия вызвала лишь разочарование от проявления человеческой глупости. Но в отличие от Аполлинера он не считал, что должен принять активное участие в разразившейся катастрофе. Он полагал, что война — это дело военных.
Зимой Пикассо пережил личную трагедию: последние силы оставили хрупкую, очаровательную Еву, и она скончалась после непродолжительной, но мучительной болезни. В письме Гертруде Стайн, которая в то время проживала в Испании, Пикассо сообщал, что половину своего времени он проводит в метро на пути в больницу к Еве. Но даже в это время, в таких условиях он продолжает создавать полотна, на которых главной фигурой выступают Арлекины. Письмо он заканчивал словами: «…Короче говоря, я занят все дни от начала до конца и, как всегда, не перестаю работать». На похоронах присутствовало лишь несколько близких друзей. Находившийся среди них Хуан Грис писал Рейналю на фронт: «На похороны пришли семь или восемь друзей. Это было горькое зрелище, если не считать попыток Макса поднять дух присутствовавших каламбурами, что еще больше подчеркивало трагедию случившегося».
«Кристальный» период
Пессимизм, испытываемый в то время многими друзьями художника, не мог не передаться и Пикассо. Выплеснувшийся в предвоенный период накал чувств нашел выражение в «кубистском рококо». Теперь сомнения охватили и его и сделали невозможным следование по старому пути. Разлученный с Браком, Пикассо не нашел другого художника, с которым он мог бы разделить свои звездные часы откровений. Матисс проводил большую часть времени в своей квартире на набережной Сен-Мишель. И хотя они часто встречались, война не приглушила их былого соперничества с Браком. Кубисты меньшей величины, такие, как Глейзес, Мецингер, Северини и многие другие, не создали ничего, что могло бы привлечь его внимание.
Но переломный момент, произошедший в творчестве Пикассо в этот период, нельзя объяснить только войной. Внутреннее развитие созданного им направления требовало или дальнейшего продвижения к абстрактным формам, или поисков иных форм выражения. Теоретики утверждают, что любой возврат к классическим формам реакционен и свидетельствует об упадке. Однако Пикассо, по-прежнему отказываясь ограничивать себя какими-либо канонами, продолжал, с одной стороны, создавать полотна, отличавшиеся простотой и точностью геометрических форм, и, с другой стороны, к удивлению и неодобрению более консервативных, но менее талантливых художников, писать картины, напоминавшие почти фотографии окружающей его природы.
В течение первой военной осени и зимы эти изменения проявились еще не столь очевидно. Обнаружилась лишь тенденция к более устоявшимся композициям. Форма и пространство стали передаваться более простыми способами; связь между ними часто осуществлялась прямыми линиями. Кривые линии в силу редкости их использования приобрели еще большую рельефность. Крупные прямоугольные предметы содержали теперь более однородный цвет, причем располагались они рядами, как на тканях. В большинстве случаев в центре композиции помещался человек, гитара, сидящая в кресле женщина или натюрморт на столе. Аналогичность скульптур и предметов подчеркивалась иногда трудно различимыми, переходящими один в другой мазками кисти.
К весне 1916 года Пикассо создает несколько крупных полотен, наиболее значительными из которых являются «Человек, опирающийся на стол» и «Гитарист». Они впечатляют не только размерами, но и угловатостью составляющих их элементов. «Гитарист» примечателен новым, драматическим, использованием света. Голова гитариста, изображенная в виде продолговатого четырехугольника упрощенной формы с маленьким круглым глазом, резко выделяется на светлом фоне. Внизу расположилось массивное тело, которое создает ощущение большой высоты за счет прямоугольников, освещенных точками, похожими на окна небоскребов в ночи. Еще ниже, в расположенной горизонтально белой полосе, изображена рука, держащая гитару.
Все сведенные в этой картине элементы получили еще большее развитие в последующих натюрмортах. Рейналь назвал этот период в творчестве Пикассо «кристальным».
Порой кое-кто не без злого умысла утверждал, что Пикассо готов заимствовать у других художников все, что хоть в какой-то степени привлекло его внимание. Так, заявляют они, во время его тесного сотрудничества с Браком он часто спешил к себе в студию, чтобы как можно быстрее перенести на полотно идеи, подсказанные ему работами, которые он только что увидел. Эти слухи приняли такие масштабы, вспоминал Кокто, имевший обыкновение заимствовать идеи у других, и прежде всего у Пикассо, что менее крупные художники-кубисты обычно прятали свои любимые полотна перед приходом Пикассо, опасаясь, как бы он не присвоил идею, которая, как они полагали, принесет им славу. Использование чужой идеи — а мир идей не должен знать границ — не самое важное. Более важным является ее реализация. Когда Пикассо говорил: «Копировать других необходимо, копировать самого себя — трагично», — он предупреждал о главной опасности, подстерегающей художника, — бесплодии.
Назад к Энгру
Он понимал, что на мир можно смотреть по-разному. Его преклонение перед великими мастерами, такими, как Энгр, тщательное изучение его полотен в Лувре в ранний период пребывания в Париже на первый взгляд могут показаться несовместимыми с кубизмом. Но даже в пору расцвета созданного им направления в живописи он, как и великие мастера прошлого, не порывал с реальностью.
Тех, кто не был хорошо знаком с образом мыслей и вкусами художника, поразила его способность создавать реалистические рисунки карандашом, которые отличались точным воспроизведением окружающих вещей. Они посвящены самым различным темам: иногда это просто изображение яблок, чаш с фруктами, иногда сидящий на стуле человек или танцующая пара. Летом 1915 года он удивил друзей созданием тщательно выполненного карандашом портрета своего старого агента Воллара. На нем линии и тени почти с фотографической точностью воспроизводили его образ. Рисунок резко отличался от созданного в кубистской манере за пять лет до этого полотна. Это мастерский портрет, безупречно выполненный в академической манере. Линии настолько точны и так ощутимо передают объект, что критики не замедлили провести сравнение с работами Энгра.
Вслед за портретом Воллара последовали карандашные портреты его друзей — Макса Жакоба и Аполлинера. Последний позировал во время возвращения в Париж после серьезного ранения в голову, потребовавшего трепанации черепа. Пикассо сделал несколько портретных зарисовок поэта. На одной из них он показан сидящим в военной форме с наградами на груди, с забинтованной головой после ранения, которое и свело его впоследствии в могилу. Критические отзывы ярых кубистов по поводу этих рисунков нисколько не трогали художника. Он продолжал идти своим путем, создавая реалистические карандашные рисунки и одновременно углубляя приемы кубизма.
Будни войны
Для тех, кто мерз в окопах и траншеях, ухудшение военного положения и приближение фронта к Парижу имело и положительную сторону они могли, находясь в кратковременном отпуске в столице, быстро окунуться в иную обстановку. К этому времени центр интеллектуальной жизни города переместился с Монмартра на Монпарнас. Именно здесь приехавшие с фронта художники и поэты имели возможность встретиться со своими друзьями. Кафе, расположенные неподалеку от квартиры-студии Пикассо, заполнились неожиданно хлынувшими с фронта отпускниками. Среди них можно было встретить облаченных в военную форму Леже, Рейналя, Брака, Дерена, Аполлинера, Модильяни, Кислинга, Северини, Липшица, Архипенко, Бранкузи, Дализе. Их встречи заставляли на время забывать о непрекращающейся канонаде и сопутствующей ей смерти в каких-нибудь ста километрах от Парижа. Витавший на этих встречах дух бесшабашной бравады заслонял все остальное. Социальные и политические вопросы мало интересовали их. Пикассо как-то заметил; «Можно ли представить себе что-либо ужаснее, чем Брак и Дерен, и всех остальных, положивших на стул деревянные протезы и рассказывающих о войне».
