Татьяна Маврина - Цвет ликующий
5.10.68. Ходила в гости к Жегаловой. Читаю «Историю искусств» Дмитриевой. Она нам прислала. Пишет она легко, не слишком увлекаясь марксизмом. Вожусь с альбомом «Городецкие донца». Читаю Камю как в чаду. Хорошо пишет, и мне его философия жизни и смерти нравится.
8.10.68. Дороши приглашали в Загорск на богомолье, но я не в ударе. Не поехала, читала «Улитку на склоне» братьев Стругацких из журнала «Байкал» № 1. Случайно наткнулась и увлеклась, и Н. В. тоже увлекся. Такая богатейшая остроумная чепуха.
4.11.68. На выставку в Югославии не взяли «Суздаль» с Анимаисой и «Городец» с автобусом, где вместо номера Мадонна Литта. Взяли «Кота» и «Медведя». Вечером читала Котляровского о мифологии и фольклоре. Очень интересно. 1862 год. Обзор всего, что вышло за 1861 год. Как богато и как интересно им было тогда жить, открывая русские клады! А сейчас много открытых кладов растаскали на пятачки, и где не встретишь интерпретацию пряничного коня или лубочной фараонки? Все научились.
19.11.68. Днем была Курочкина из Академии. Замоскворецкая бабенка, с сильным бабьим духом, без одного зуба, с гладким, даже немного красивым лицом, не любопытная, а может, и не хитрая. Явно смущалась, может, потому, что Н. В. в Академии чужой, бывший изгой, и никто не знает, как себя с ним вести, заигрывают, заманивают, а может, оттого, что после нашего дома пошла потом к Каневскому, а говорят, он за нее сватается. Ну черт с ними, не все ли мне равно. Вечер опять отъели. Скушные люди.
9.12.68. Поставила пластинку с Марией Фарантури. Когда слушаю ее, на ум все приходит Мария из хемингуэевского романа «По ком звонит колокол». Трогательная, нежная и молодая.
Великая книга голубиная! Отчего у нас начался белый свет? Она поет, и плакать хочется. Ну кончай скорее, а то разревусь!
Когда Енрог-зверь поворотится,
Воскипят ключи все подземельные,
Потому Енрог всем зверям зверь…
19.12.68. Именины Н. В. Анимаису и Михаила пришлось принимать. Тошнехонько! И не могла даже этого скрыть.
27.12.68. Лукоморье заканчивала. Дмитриева о Возрождении. Вот как начнут они все писать про Возрождение, будто на обе ноги стали. Бросили костыли и поплыли лихим кролем. А об иконах — будто на костылях ходят, и приятно и интересно, а не слито и знаний очень мало. У этой тетушки Киры Корнилович собран весь фактический материал. Добросовестно. Но как его мало! У Дмитриевой еще меньше, зато есть интересные определения, обобщения и мысли.
28.12.68. Опять читала Дмитриеву о Рафаэле. Леонардо, Микеланджело, и не могу разделить ее восторгов.
29.12.68. У Н. В. вышла в «Лит. России» статья о Курганове — очень эрудированная.
31.12.68. Новый год не встречали. Нас звали Петровские, но, побоявшись гриппа и по своему убожеству, мы отказались. До утра откуда-то неслась музыка, но сейчас это не болезненно.
1969 год1.1.69. Прочитала в докладе Вебер о современной графике в альманахе «Искусство книги» абзац, меня восхваляющий. Пишу ей письмо.
7.1.69. Читаю «Вся королевская рать» Уоррена в «Новом мире» № 10. Оказалось, на редкость интересно. Это чтение на уровне запросов современного человека. Так что ли сказать, тяжеловесно и стандартно. Если сравнить с писанием Белова о деревне, полном «словечек», деревенских оборотов городской советской речи. Все построено — удивить своей наблюдательностью, славянофильским патриотизмом. У Уоррена — злой молодой человек, злая же и любовь, как у Гамсуна. Много мыслей о жизни, о себе. О людях.
«Друг детства потому остается вашим другом, что вас он уже не видит. А может, никогда не видел. Вы были для него лишь частичка обстановки чудесного, впервые открывающегося мира. А дружба — неожиданной находкой, которую он должен подарить кому-нибудь в знак благодарности…»
«…и пересмешник в зарослях мирта надрывно вещал о непререкаемой красоте и справедливости Вселенной…»
8.1.69. Пришел в 6 часов Мямлин Игорь Гаврилович, восторженно снимал нас, 30 снимков. Вчера Анимаиса принесла «Лубок» Овсянникова — дрянь вопиющая. Крупно сняты фрагменты — чтобы мы видели, как хорошо сработал печатный станок и рисовали на камне через кальку литографы! Всех побил!
16.1.69. Приходила Галина Алексеевна Воронкова, кажется, отбирать для открыток. Дожила до того момента, когда мои картинки нравятся. Надо делать что-то другое, что не нравится никому.
31.1.69. В Третьяковке выставка приобретений. Сначала иконы собрания Корина, потом свои. От Корина взяли лучшее. Но я бы и еще кое-что взяла. Очень хороши у него «Похвала Божьей матери» и «Сретенье», особенно первая, болотно-зеленого колорита, охряного, чуть золота. Я думаю, ему было очень жаль с ней расставаться, когда он умирал, что-то дивное по нежности. Встретила Стацинского с Ю. Кр., называют Н. В. — «дедом», я им сделала выговор за это. Дела его неважны. Работы нет.
4.3.69. Ездили на выставку Кустодиева в Академию художеств, там рисунок Н. В. к Витушишникову подписан «Кустодиев 1906 г.»!!! Выставка большая, скучная. Привезли отовсюду массу хлама. Хороша картина «Извозчики» — сочная, цветная, бледные аккуратные два базара хороши сказкой, «Купчиха с кошкой» хоть и зализанная, но интересная. Хорошие театральные декорации к «Левше». Вот и все. Художник иногда громыхающий, но чаще ползущий.
Потом поехали на маленькую выставку на Кузнецкий, 11, из частных собраний. Б. Григорьев и Судейкин. Судейкин очаровал неожиданной очень красивой нежностью, цветением, волшебствами. Б. Григорьев сначала ему подражает, но грубо, а потом делается сам собой, жесткий, эротично грубый. Остался в памяти Судейкин.
15.3.69. Были в гостях у Дорошей. В доме все патологически прибрано, а на письменном столе еще и эстетическое крохоборство, не напоказ, а для себя. Книги блистают целлофановыми суперами. Куда нам с нашим хламом. А журналист напишет одинаково.
16.3.69. Разбираюсь и пощадила то, что хотела выкинуть. Может, зря. Очень всего много. Это с детства у меня всего много. Мыслей, вещей. Лекарств, кремов, трикотажных кофт.
15.4.69. Получила тираж «Азбуки». Хорошо напечатали.
27.4.69. Никуда не едем. Как длинен день! Лежу, и из меня, как метлой, выметает все, что называется «жизнь». Сейчас это в основном работа. Осталась Истра, луга, только это и вспоминается. Думать больно, говорить больно. Равеля слушать невыносимо.
15.5.69. Ездила на Льве на Юго-Запад на выставку Тышлера. Много работ последних трех лет. «Ад и Рай», «Вельзевул притворился мертвым» — несут его девки-ангелы без животов. У Вельзевула рога, хвост и нет половых органов. Что-то вроде «Восстания ангелов» Анатоля Франса. «Набат» — дева с крыльями звонит в колокола. Какой интересный художник и вся его жизнь! Почему не на щите?
22.5.69. Читаю Тургенева с удовольствием. Начала макет «Золотого петушка». Собираюсь понемножку на дачу.
27.5.69. Читаю Тургенева. Помещик с холодной душой, изъясняющийся по-французски. Даже иногда пошловат и безвкусен. Рассказы по одной схеме, от автора-рассказчика, с эпилогом. Но! Сцены с натуры, живые люди, слова, фразы — лучше ни у кого нет. Дар занимательности и дар меры — не насилует читателя и ничто ему не навязывает. Человек он легкомысленный. Смерти у него легкие. Как-то сразу, без особых эпопей. Сравнивая с Толстым. Интересно, как он сам-то помер?
2.6.69. Духов день. Поехала в Загорск. Площадь истерзана постройками, потеряла свой уют. В церкви светлые глаза у баб и девиц. В музее проверила надписи на донцах. Приехав домой, написала легко и быстро первую в этом сезоне и после очень большого перерыва картинку.
25.6.69. Жара. Пишу ночной Углич с дамой и кавалером. Сижу на улице за беличьим столиком. Из Нижнего Фарбер, которому я послала «Загорск», прислал свои книжечки, где про отца «Окружение Горького». В письме, кроме комплиментов — что Загорский — это псевдоним партийного товарища Дубина — сына нижегородского раввина.
14.8.69. С утра жара. Читала и больше ничего не делала. Поползень таскал семечки, а белкам и нет ничего. Вспоминала 1937, 1938 годы, лето в Грибанове, другое в Ивановском. Живы еще отец и мать, Юрка маленький под названием Кот. Ловля бабочек. Мой азарт и жизнь вдвоем.
21.9.69. Импрессионисты, а за ними и следом идущие так разработали формальную сторону живописи, что ничего и не добавить. Целая школа, которую, по-моему, надо очень хорошо знать и любить, чтобы что-нибудь получилось из задуманного, а повторять их скучновато. Мне не 20, не 30, не 40 — а все 70 скоро.
Сожгла масло: «Автопортрет в желтом халате», 1935; «Букет гладиолусов», 1935, Качаброво; «Мессалина на клетчатой тахте», «Полину толстую», «Полину бочком» — 1935; «Пейзаж на Истре».
