Борис Виппер - Итальянский ренессанс XIII-XVI века Том 1
Развитие Амброджо Лоренцетти не остановилось на ступени, достигнутой мастером во фресках сьенской ратуши. Работы, исполненные им в сороковых годах, показывают, какое творческое богатство было заложено в таланте Амброджо Лоренцетти. Однако развитие зрелого таланта Амброджо Лоренцетти пошло несколько в ином направлении, чем это можно было предположить на основании его предшествующей деятельности. Можно было думать, что живопись Амброджо пойдет по пути еще более последовательного оптического завоевания действительности, еще большего интереса к овладению глубоким пространством. На самом же деле живописные искания Амброджо Лоренцетти повернули как раз в противоположную сторону: к стилизации, к символике, к орнаментальному укреплению плоскости. С живописью Амброджо Лоренцетти произошло примерно то же самое, что мы наблюдали в эволюции Джотто после падуанского цикла фресок: северный готический дух оказался сильнее южных и национальных стимулов.
Переходное положение в этом смысле занимает алтарная картина «Принесение во храм», исполненная мастером в 1342 году и ныне хранящаяся в Уффици. Правда, в перспективном построении интерьера Амброджо Лоренцетти достигает теперь большей точности: впервые ему удалось свести все ортогональные линии пола к одной общей точке схода. Правда, в картине рассыпаны столь характерные для Амброджо Лоренцетти интимные, реалистические подробности, как острый профиль старой Анны или жест младенца, сосущего палец. Но в целом композиция лишена всякой динамики, приобрела черты торжественной, просветленной гармонии, формы теряют свою прежнюю пластичность, складки падают ровными, прямыми линиями. Наибольшее же внимание мастера сосредочено на орнаментальной и символической стороне картины. Амброджо Лоренцетти хочет восстановить облик Соломонова храма во всем его великолепии. Над колоннами он помещает статуи Моисея и Иисуса Навина; на головном уборе первосвященника имитирует еврейскую надпись, а его грудь украшает двенадцатью бриллиантами, олицетворяющими двенадцать колен племени Израилева. Таким же богатством орнаментальных подробностей отличается и готическая рама иконы.
Окончательного завершения этот орнаментально-символический стиль Амброджо Лоренцетти достигает в алтаре из Massa Marittima, написанном, вероятно, во второй половине сороковых годов. После фресок в сьенской ратуше эта икона производит впечатление определенной архаизации. Амброджо Лоренцетти как будто отказывается здесь от всех своих живописных приобретений в области пространства и композиции и опять возвращается к схеме Дуччо. Пропорции мадонны опять вырастают до отвлеченных размеров, группы святых опять чередуются плоскими орнаментальными рядами, обрамление нимбов носит декоративный характер. Из реальной близости простых человеческих отношений, в которые поставили мадонну Джотто, Симоне Мартини, Пьетро Лоренцетти, Амброджо снова поднимает ее в отвлеченную сверхчеловеческую сферу. К трону мадонны ведут три ст упени, которые олицетворены изображениями теологических добродетелей — Милосердие, Надежда и Вера — с их символическими атрибутами. Мадонна восседает на подушке, которую поддерживают два коленопреклоненных ангела, и их стилизованные крылья образуют как бы спинку трона богоматери.
Последнее документальное упоминание имени Амброджо Лоренцетти относится к 1347 году. Есть основания думать, что уже в следующем, сорок восьмом году он погиб во время страшной чумы, свирепствовавшей тогда не только в Италии, но и по всей Европе. Со смертью Амброджо Лоренцетти великие традиции сьенской живописи треченто внезапно обрываются и художественная гегемония переходит к Флоренции и Северной Италии.
VII
МЫ ОБРАЩАЕМСЯ теперь снова к флорентийской живописи, которую оставили со смертью Джотто. Дальнейшая история флорентийской школы (в атмосфере реакции, усиления монашеских орденов) не дала в продолжении всего треченто ни одного мастера исключительной силы, которого можно было бы сравнить с Джотто, или Дуччо, или Пьетро и Амброджо Лоренцетти. Более того, можно сказать, что она почти не выдвинула новых художественных идей и проблем (все новые живописные проблемы треченто рождались или в Сьене, или в Северной Италии). Тем не менее благодаря разносторонности, последовательности и логичности флорентийского художественного гения, начиная примерно с сороковых годов XIV века, флорентийская школа играет господствующую роль в судьбах итальянской живописи: она чутко подхватывает все новые художественные веяния, подвергает их тщательной переработке, синтезирует их, извлекает из них логические последствия. Именно на флорентийской почве борьба между северным и южным художественным миросозерцанием достигает наибольшей остроты, именно на флорентийской почве национальный стиль получает свою окончательную шлифовку.
Как это почти всегда бывает с гениальными мастерами, Джотто имел очень много имитаторов (с некоторыми из них мы познакомились по фрескам в церкви Сан Франческо в Ассизи) и очень мало настоящих, сознательных учеников, которые бы продолжали и развивали его художественные идеи. Среди этих непосредственных учеников Джотто цервое место несомненно принадлежит Таддео Гадди. О большой популярности Таддео Гадди у современников мы узнаем из новелл Сакетти. Год рождения художника неизвестен. Впервые художник упоминается в 1327 году. Согласно матрикулам гильдии святого Луки Таддео Гадди умер в 1366 году. По-видимому, одним из юношеских произведений Таддео Гадди нужно считать серию маленьких картинок, иллюстрирующих жизнь Христа и легенду святого Франциска, которая ранее украшала ризничный шкаф в церкви Санта Кроче, а теперь перенесена в флорентийскую Академию. Не трудно видеть, в какой мере близко Таддео Гадци примыкает к Джотто в своих ранних работах: и в типах фигур, и в композиции, и в рисунке архитектурных кулис. Только его рассказ наивнее, элементарнее, ему не хватает джоттовской драматической энергии. Но уже в следующей своей крупной работе (1332–1338), в цикле фресок, украшающем капеллу Барончелли в церкви Санта Кроче, Таддео Гадди делает попытку выйти за пределы джоттовского стиля. В этих фресках, иллюстрирующих легенду богоматери, Таддео Гадди остается таким же наивным, идиллическим рассказчиком, лишенным настоящего драматического пафоса. Но во многих отношениях ему действительно удается развить дальше концепцию Джотто; причем не может быть никакого сомнения, что главный толчок для своих новых живописных исканий Таддео Гадди получил от сьенской школы и более всего от Пьетро и Амброджо Лоренцетти. Таддео Гадди и формально и психологически развертывает свой рассказ не столько в глубину, сколько в ширину — увеличивая число действующих лиц, усложняя архитектуру, обогащая элементы пейзажа. Во «Введении во храм» Таддео Гадди строит очень сложный архитектурный комплекс с пересекающимися лестницами и сквозными портиками, причем смело ставит архитектуру под углом к плоскости картины, сокращая ее пропорции по диагонали. Однако было бы ошибкой видеть в этой диагональной композиции прогресс оптического восприятия пространства, приближение к центральной перспективе. Диагональная ось композиции в живописи треченто есть не что иное, как результат сукцессивных представлений, как развертывание пространства в действии, во времени. Если присмотреться ближе, не трудно найти симптомы той же генетической перспективы, которую мы наблюдали у Амброджо Лоренцетти: масштаб фигур уменьшается не спереди назад, а справа налево и слева направо, причем параллельные линии сближаются то в глубину, то наперед. Еще больше признаков сьенского влияния в композиции Таддео Гадди, изображающей «Обручение богоматери». Перед нами массовая сцена того типа, который охотно культивировался в сьенской живописи, с обилием второстепенных, жанровых фигур, со всеми подробностями сложных модных нарядов. Из Сьены Таддео Гадди заимствует и мотив фигур, рассматривающих главное событие с высоты второго этажа. Но в двух моментах композиции Таддео Гадди идет дальше своих вдохновителей. Прежде всего обратим внимание на две трубы, которые высовываются из-за левого обрамления картины, тогда как сами музыканты еще остаются невидимыми. Это продолжение действия за пределы картины представляет собой одно из важнейших завоеваний европейской живописи эпохи готики. Оно предполагает представление бесконечного пространства, совершенно незнакомое античному мировоззрению. Не менее интересен и другой живописный мотив Таддео Гадди, применяемый им впервые во фресках капеллы Барончелли. Сцена «Обручение богоматери» по джоттовской традиции замыкается сзади светлой стеной. Но Таддео Гадди углубляет пространство и позади стены дает изображение сада, населенного райскими птицами. Однако наибольшую оригинальность и самостоятельность концепции Таддео Гадди обнаруживает в «Благовещении пастухам». Пейзаж трактован чрезвычайно широко, в виде покатых скалистых уступов, поросших деревьями. Явление ангела пробуждает пастухов ото сна; один из них оборачивается и протягивает к ангелу руку, другой закрывает глаза плащом, ослепленный сиянием ангела. Вот эта тенденция к разработке световых эффектов и определяет главную историческую роль Гадди во флорентийской живописи треченто. С проблемой освещения мы сталкивались уже у Симоне Мартини. Но сьенского мастера занимала чисто декоративная сторона светового эффекта. Таддео же Гадди переносит центр тяжести на реалистическую роль света, прослеживая взаимоотношения между предметами и источником света, пользуясь светом как орудием моделировки.
