Альфред Теннисон - Поэтический мир прерафаэлитов
Моррис мечтал о гармоничном соединении труда физического и духовного и искал свой идеал в Средневековье — и со свойственной ему неугасимой энергией взялся за пропаганду социалистического учения, которое, как он надеялся, должно было положить конец «железному веку». В 1861 г. Моррис с несколькими друзьями-художниками основал компанию, которая занималась ручным производством предметов декоративно-прикладного искусства. В конце 1880-х годов Моррис создал издательство «Келмскотт-пресс», целью которого было возрождение средневековых традиций книгопечатания.
В сотрудничестве с Эйриком Магнуссоном переводил исландские саги; перевел также «Энеиду» Вергилия и «Одиссею» Гомера и ряд средневековых рыцарских романов со старофранцузского языка. Считается основоположником жанра фэнтези, оказал непосредственное влияние на мастеров жанра XX века, в частности К. С. Льюиса и Дж. Р.Р. Толкина. Написал ряд романов и повестей со сказочно-фантастическим сюжетом, стилизованных под средневековые рыцарские романы либо скандинавские саги.
Поэтические книги Морриса «Защита Гвиневры», «Земной рай» (The Earthly Paradise, 1868) и «Стихи мимоходом» (Poems By the Way, 1891) вошли в золотой фонд британской поэзии.
PRAISE OF MY LADY
My lady seems of ivory
Forehead, straight nose, and cheeks that be
Hollow’d a little mournfully.
Beata mea Domina!
Her forehead, overshadow’d much
By bows of hair, has a wave such
As God was good to make for me.
Beata mea Domina!
Not greatly long my lady’s hair,
Nor yet with yellow colour fair,
But thick and crisped wonderfully:
Beata mea Domina!
Heavy to make the pale face sad,
And dark, but dead as though it had
Been forged by God most wonderfully
— Beata mea Domina! —
Of some strange metal, thread by thread,
To stand out from my lady’s head,
Not moving much to tangle me.
Beata mea Domina!
Beneath her brows the lids fall slow,
The lashes a clear shadow throw
Where I would wish my lips to be.
Beata mea Domina!
Her great eyes, standing far apart,
Draw up some memory from her heart,
And gaze out very mournfully;
— Beata mea Domina! —
So beautiful and kind they are,
But most times looking out afar,
Waiting for something, not for me.
Beata mea Domina!
I wonder if the lashes long
Are those that do her bright eyes wrong,
For always half tears seem to be
— Beata mea Domina! —
Lurking below the underlid,
Darkening the place where they lie hid —
If they should rise and flow for me!
Beata mea Domina!
Her full lips being made to kiss,
Curl’d up and pensive each one is;
This makes me faint to stand and see.
Beata mea Domina!
Her lips are not contented now,
Because the hours pass so slow
Towards a sweet time: (pray for me,)
— Beata mea Domina! —
Nay, hold thy peace! for who can tell?
But this at least I know full well,
Her lips are parted longingly,
— Beata mea Domina! —
So passionate and swift to move,
To pluck at any flying love,
That I grow faint to stand and see.
Beata mea Domina!
Yea! there beneath them is her chin,
So fine and round, it were a sin
To feel no weaker when I see
— Beata mea Domina! —
God’s dealings; for with so much care
And troublous, faint lines wrought in there,
He finishes her face for me.
Beata mea Domina!
Of her long neck what shall I say?
What things about her body’s sway,
Like a knight’s pennon or slim tree
— Beata mea Domina! —
Set gently waving in the wind;
Or her long hands that I may find
On some day sweet to move o’er me?
Beata mea Domina!
God pity me though, if I miss’d
The telling, how along her wrist
The veins creep, dying languidly
— Beata mea Domina! —
Inside her tender palm and thin.
Now give me pardon, dear, wherein
My voice is weak and vexes thee.
Beata mea Domina!
All men that see her any time,
I charge you straightly in this rhyme,
What, and wherever you may be,
— Beata mea Domina! —
To kneel before her; as for me,
I choke and grow quite faint to see
My lady moving graciously.
Beata mea Domina!
ХВАЛА МОЕЙ ГОСПОЖЕ
Обличьем госпожа бледна —
Слоновой кости белизна
В ее чертах заключена.
Beata mea Domina!
Густою тенью вкруг чела
Змеясь, волна волос легла, —
На радость мне сотворена!
Beata mea Domina!
Не длинны кудри госпожи
И не оттенка спелой ржи,
Но прядь волнистая пышна, —
— Beata mea Domina! —
И затеняет бледный лик,
Печалью омрачив на миг,
Рукой Господней создана, —
Beata mea Domina!
Господь сплетал за нитью нить,
Лоб госпожи моей обвить —
В их сеть душа завлечена!
Beata mea Domina!
Взмах томных век — неспешно-тих;
Какой соблазн для губ моих —
Тень от ресниц, темным-темна!
Beata mea Domina!
В ее глазах отражены
Души видения и сны;
Их непостижна глубина;
Beata mea Domina!
В них — состраданье и печаль,
Они глядят куда-то вдаль,
Ждут не меня, а даль — темна.
Beata mea Domina!
Что ясные мрачит глаза?
В них словно бы дрожит слеза —
Уж не ресниц ли в том вина?
Beata mea Domina!
Тень — влажным бликом на щеке:
Слеза — под веком в уголке;
Прольется ль обо мне она?..
Beata mea Domina!
Гляжу, бледнея, на уста —
Их вдумчивая полнота
Для поцелуев создана.
Beata mea Domina!
Увы, нескор к блаженству путь,
И губы дуются чуть-чуть —
Когда ж придет для нас весна?
Beata mea Domina!
Нет слов, как их изгиб мне люб!
Я знаю: нега этих губ
Меня вознаградит сполна!
Beata mea Domina!
Они любовную мечту
Смеясь, поймают на лету —
Чуть мотыльком порхнет она.
Beata mea Domina!
А подбородок! Он так мил:
Когда б меня он не прельстил,
Моя была бы в том вина —
Beata mea Domina!
С таким старанием Господь
Облек в обличье эту плоть —
Черты, и контур, и тона.
Beata mea Domina!
А шея! Гляну — и замру:
Как тонкий стебель на ветру,
Над стройным станом взнесена.
Beata mea Domina!
А пальцы рук! Язык мой слаб
Их форму описать! Когда б
Я ласку их вкусил сполна!
Beata mea Domina!
Беда, коль умолчу, смутясь,
Как вдоль запястья разлилась,
Изящных вен голубизна,
— Beata mea Domina! —
И как их росчерки тонки
На хрупкой белизне руки.
Прости мне: речь моя бедна.
Beata mea Domina!
Да будет обращен мой стих
Ко всем мужам, сподвигнув их
Везде, в любые времена, —
— Beata mea Domina! —
Служить ей преданно: она
Столь многих совершенств полна,
Что я, взглянув, лишаюсь сна.
Beata mea Domina!
ERROR AND LOSS
Upon an eve I sat me down and wept,
Because the world to me seemed nowise good;
Still autumn was it, and the meadows slept,
The misty hills dreamed, and the silent wood
Seemed listening to the sorrow of my mood:
I knew not if the earth with me did grieve,
Or if it mocked my grief that bitter eve.
Then ’twixt my tears a maiden did I see,
Who drew anigh me on the leaf-strewn grass,
Then stood and gazed upon me pitifully
With grief-worn eyes, until my woe did pass
From me to her, and tearless now I was,
And she mid tears was asking me of one
She long had sought unaided and alone.
I knew not of him, and she turned away
Into the dark wood, and my own great pain
Still held me there, till dark had slain the day,
And perished at the grey dawn’s hand again;
Then from the wood a voice cried: ‘Ah, in vain,
In vain I seek thee, O thou bitter-sweet!
In what lone land are set thy longed-for feet?’
Then I looked up, and lo, a man there came
From midst the trees, and stood regarding me
Until my tears were dried for very shame;
Then he cried out: ‘O mourner, where is she
Whom I have sought o’er every land and sea?
I love her and she loveth me, and still
We meet no more than green hill meeteth hill.’
With that he passed on sadly, and I knew
That these had met and missed in the dark night,
Blinded by blindness of the world untrue,
That hideth love and maketh wrong of right.
Then midst my pity for their lost delight,
Yet more with barren longing I grew weak,
Yet more I mourned that I had none to seek.
ЗАБЛУЖДЕНИЕ И УТРАТА
