Александр Афанасьев - Поэтические воззрения славян на природу (Том 1, Главы 1-4)
Гой, земля еси сырая,
Земля матерая,
Матерь нам еси родная!
Всех еси нас породила,
Воспоила, воскормила
И угодьем наделила;
Ради нас, своих детей,
Зелий еси народила,
И злак всякий напоила
Польгой беса отгоняти
И в болезнях помогати.
Повели с себя урвати
Разных надолбьев, угодьев,
Ради полый на живот.
(Нижегор. губ.)
Чтобы нечистая сила не поселилась в нивах и не выжила с пастбища стад (т. е. не повредила бы тем и другим), хозяева в августе месяце выходят раннею зарею на поля с конопляным маслом и, обращаясь на восток, говорят: "мать сыра земля! уйми ты всяку гадину нечистую от приворота и лихого дела"; затем выливают на землю часть принесенного масла. Обращаясь на запад, продолжают: "мать сыра земля! поглоти ты нечистую силу в бездны кипучие, в смолу горючую"; на юг произносят: "мать сыра земля! утоли ты все ветры полуденные со ненастью, уйми пески сыпучие со мятелью" и наконец на север: "мать сыра земля! уйми ты ветры полуночные со тучами, содержи (сдержи) морозы со мятелями". За каждым обращением льют масло, а в заключение бросают и самую посудину, в которой оно было принесено 105. У литовцев в эпоху язычества было обыкновение приготовлять осенью (после уборки хлеба) пиво и часть его выливать на землю с такою мольбою: "Zevenyle ziedekle, pakyiek musu ranku darbus!", т. е. цветущая Земля! благослови дело рук наших 106. Это жертвенное возлияние масла и пива имело символическое значение влаги, проливаемой небом и дарующей нивам урожай; ибо и "масло" и "пиво" были метафорическими названиями дождя. Увлаженная дождем земля сулила обилие, богатство и счастие; потому, при избрании кошевого, если на ту пору случалось быть ненастью, казаки мазали голову избранного грязью, почитая это за доброе предзнаменование 107.
По свидетельству Дитмара (1018 г.), славянские жрецы, нашептывая какие-то слова, раскапывали пальцами землю, и по встречающимся приметам гадали о будущем 108. Народные русские сказки упоминают о старинном обычае: произнося клятву, есть землю, чтобы таким действием еще тверже скрепить нерушимость (75) произносимого обета или справедливость даваемого показания 109. По словам Вадима Пасвека, на Украине бывали примеры, когда клятва скреплялась целованием земли, и такая клятва почиталась самою священною. Он приводит пример, как один украинец требовал от своего сильно обиженного противника: "целуй землю и клянись, что ты не будешь мне мстить и что мы останемся друзьями". Тот поцеловал землю и остался верен своему обещанию 110. Хроника Дитмара говорит, что славяне при утверждении мирных договоров подавали пучок сорванной травы или клок обрезанных волос; трава, как волосы матери-земли, и волоса, как метафора травы, употреблялись здесь за символические знамения самой богини - в удостоверение того, что мир будет соблюден свято и границы чужих владений останутся неприкосновенными 111. В старину на Руси, вместо обыкновенной присяги, долгое время в спорных делах о земле и межах употреблялся юридически признанный обряд хождения по меже с глыбою земли: один из тяжущихся клал себе на голову кусок земли, вырезанный вместе с растущею на ней травою на самом спорном поле, и шел с ним по тому направлению, где должна была проходить законная граница; показание это принималось за полное доказательство. В древлеславянском переводе Слова Григория Богослова, относящемся к XI веку, сделана весьма важная вставка о языческих суевериях, о которых не упоминается в подлиннике; здесь, между прочим, замечено: "ов же дьрьн (дерн) вскроущ (от кроить - резать) на главе покладая присяг творить" 112. Митрополит Евгений указал на свидетельства XVII века из писцовых книг, данных Соль-Вычегодскому монастырю на покосы и пожни: "и в том (споре) им(тяжущим) дан суд, и с суда им учинена вера, и ответчик Окинфенко дал истцу Олешке на душу. И Олешка, положа земли себе на голову, отвел той пожне межу". - "И с суда дана им вера, и ответчик Ерофеенко в том дал на душу старцам и слугам (служкам); и монастырский служка Пронька Михайлов". Память об этом обычае удержалась в народе до позднейшего времени. Покойный Макаров рассказывает такой случай: в Рязанской губ. один простолюдин, оспаривая принадлежность луга, вырезал дернину, положил ее на голову и, оградясь крестом, клялся, перед свидетелями, что если право свое на покос он утверждает ложно, то пусть сама мать родная земля прикроет его навеки 113. Конечно, тот же смысл грядущего наказания (= смерти), насылаемого богинею Землею за ложную клятву, соединялся и с описанным обрядом хождения по меже. За его религиозный характер прямо говорит та замена, упоминаемая в юридических актах XVI века и узаконенная потом в Уложении, следуя которой обход спорных полей совершался с иконою на голове, а не с землею и дерном. Преимущественно носили иквну Богородицы, которая в христианскую эпоху сменила в народных верованиях древнюю богиню земного плодородия, и это технически называлось: "отводить землю по речистой" 114. Обычай присягать, держа на голове кусок земли, известен и у других племен. Существование его в Венгрии засвидетельствовано документом 1360 года, где он так описан: "Фома и Михаил Ханы, разув ноги и распоясавшись, положили себе на голову глыбу земли и клятвенно подтвердили, что та самая земля, которую они обошли и отвели по означенным межам, принадлежит к их владению". В Оппельн(76)ском земском уставе 1562 года сказано: присяга должна быть принимаема на межах по древнему обычаю, и затем постановлено для крестьян: "крестьяне должны раздеться до рубахи, стать на колени в яме, вырытой на один локоть в глубину, держать на голове дерн, не иметь при себе ни ножа, ни оружия, и таким образом произносить присягу". Взятая с поля глыба и дёрн были символами матери-земли, а с тем вместе и поземельной собственности; по всему вероятию, как было у других народов, так и у нас - при уступке и продаже полей и пашней кусок земли или дерн передавался из рук в руки от продавца покупщику, как видимый знак перехода права владения от одного лица к другому. На это указывает старинное выражение: продать в дернь или одерень, т. е. продать в полную и вечную собственность. У римлян, в случае тяжбы о поземельном владении, противники отправлялись на спорное поле, брали из него глыбу и приносили к претору, который должен был рассудить их; у германцев в подобном случае также вырывали глыбу из спорной земли, приносили пред феодала и, вступая в судебный поединок, прикасались к ней своими мечами 115. От общего представления о Земле народ земледельческий переносит свое религиозное почитание на отдельные родовые участки, подобно тому как культ огня склонился к обоготворению домашнего очага; земля, на которой селился род, которая возделывалась его руками и которая действительно была его кормилицей, становилась ему родною. Уходя на чужбину, древние предки наши брали с собою горсть родной земли и хранили ее, как святыню: обычай, доселе соблюдаемый болгарами 116. К ней тяготели общие интересы родичей; даруя им необходимые средства жизни, она тем самым привязывала их к определенной местности и теснее скрепляла семейный союз. Самая торжественная клятва побратимства у скандинавов произносилась с коленопреклонением под полосою вырезанного дерна: чрез этот обряд чужеродцы становились братьями, как бы вскормленные одною матерью. С словом земляк до сих пор соединяется у нас что-то родственное, близкое. (77)
1 М. Мюллер: Чтения о языке, 288; Полев. Опыт сравнит, обозр. древн. пам. нар. поэзии, II, 49. Назад
2 Пам. отреч. лит., II, 350. Назад
3 D. Myth., 753-4. Назад
4 Щапов, статья 3-я, 89; Кирша Дан., 8. Сравни в Одиссее, IV, 45 - 46, и VII, 84 - 85: "все лучезарно, как на небе светлое солнце или месяц, было в палатах царя Менелая (Алкиноя)". Назад
5 D. Myth., 535 - 6. Будда создал небо из великанского черепа. Назад
6 Приб. к Ж. М. Н. П., 1846,55 - 56. Назад
7 Толков, слов., I, 876. Назад
8 Ж. М. Н. П. 1846, VII, 46. Назад
9 Г. Буслаев (О влиян, христ. на сл. яз., 27) производит слово бес от санскр. bhas - светить; но Пикте (II, 639) указывает другой корень bht timere, bhtshay - terrere, откуда bhtsha - ужас, bhishana - страшный, bhishma - злой дух, литов. besas. Назад
10 Доп. обл. сл., 58. Существует поверье, что во время сильных морозов должно насчитывать как можно более плешивых и лысых, чтобы "мороз треснул" (Нар. ел. раз., 149; Номис.). Назад
11 Нар. белор. песни, собр. Е. П., 79 - 80. Назад
12 Сахаров., II, 94. Назад
13 Успенского: Опыт о древн., 1,53. Назад
14 Терещ., Ill, 95. Назад
15 Оренбург. Г. В. 1851, 9. Назад
16 Снегир. Рус. в св. посл., II, 47; Вест. Евр. 1810, VII, 225; Москв. 1855, III, 49. Назад
17 D. Rechtsalt., 147. Назад
18 Ч. О. И. и Д., год 3, IX, 188; Калеки Пер., II, 355-6. Назад
19 О влияй, христ. на сл. яз., 77,84; архив ист-юрид. свед., I, 21 - 22; Пам. отреч. лит., II, 433,444. Назад
20 Калеки Пер., II, 307,330,355. Назад
21 Доп. обл. сл., 113 - 5; Толков, слов., I, 1030. Назад
22 D. Myth., 533. Назад
23 Терещ. II, 470. Назад
24 Семенов., 41. Назад
25 Приб. к Изв. Ак. Н., 1,59. Назад
26 D. Myth., 213, 312. Назад
27 Тульск. Г. В. 1852, 26. Назад
28 Пам. отреч. лит., II, 64; Пам. стар. рус. литер., III, 136. Назад
