Юрий Лотман - Комментарий к роману А С Пушкина Евгений Онегин
Слово «денди» появилось в английском языке в 1815 г. (A. D. R. Cochrane. In the days of the dandies. London, 1906; Lewis Melville, Beau Brummel. His life and letters, 1925). В русские словари попало впервые в 1847 г. (Словарь церковно-славянского и русского языка, составленный Академией наук, т. I, 1847), и еще в начале 1820-х гг. воспринималось как необычный неологизм. Ср. запись в дневнике Байрона в 1821 г.: "Некий щеголь (слово «денди» тогда еще не появилось) пришел в кофейню П[ринца] У[эльского] и сказал жеманно: "Официант, подайте желе и стакан глинтвейна и протрите мою тарелку душистым луком". Какой-то морской офицер немедленно спародировал во весь голос: "Официант, подайте стакан чертовски крепкого грога и потрите мне… кирпичом!" (Байрон. Дневники. Письма. М., 1963, с. 256). П трижды подчеркнул стилистическую отмеченность слова «денди» в русском языке как модного неологизма, дав его в английской транскрипции, курсивом и снабдив русским переводом, из чего следует, что отнюдь не каждому читателю оно было понятно без пояснений. Еще в середине XIX в. слово «денди» воспринималось как отчетливый варваризм. Бегичев во фразе: "Неизвестный мне провинциальный денди" — выделил его курсивом, хотя и дал уже в русской транскрипции (Бегичев Д. Н. Записки губернского чиновника. В сб.: Сто русских литераторов, т. 3. СПб., 1845, с. 405).
9-12 — Он по-французски совершенно… И кланялся непринужденно… Перечислены признаки, по которым светская элита отграничивала людей своего круга от «чужих». Ср. в повести Л. Н. Толстого «Юность»: "Мое comme il faut состояло, первое и главное, в отличном французском языке и особенно в выговоре. Человек, дурно выговаривавший по-французски, тотчас же возбуждал во мне чувство ненависти. "Для чего же ты хочешь говорить, как мы, когда не умеешь?" — с ядовитой насмешкой спрашивал я его мысленно. Второе условие comme il faut были ногти, длинные, отчищенные и чистые; третье было уменье кланяться, танцевать и разговаривать; четвертое, и очень важное, было равнодушие ко всему и постоянное выражение некоторой изящной, презрительной скуки" (глава "Comme il faut"). Интересно полное совпадение неписаного кодекса светского поведения у Толстого и у П.
Значение французского языка как своеобразного социального пароля ясно чувствовал происходивший из крепостных А. В. Никитенко: "…знание французского языка служит как бы пропускным листом для входа в гостиную "хорошего тона". Он часто решает о вас мнение целого общества" (Никитенко А. В. Дневник. В 3-х т. Т. I. M., 1955, с. 11). Показательно, что тот же Л. Н. Толстой, саркастически изобразивший нормы comme il faut, заставил в "Войне и мире" разночинца и семинариста Сперанского "с очевидным затруднением" выговаривать по-французски, "говоря еще медленнее, чем по-русски" (т. II, ч. III, гл. 5). Это тем более любопытно, что французский язык реального Сперанского был безукоризнен. Лично знавший его И. И. Дмитриев отмечал, что он мог "говорить и писать по-французски бегло и правильно, как на отечественном языке" (Дмитриев, т. 2, с. 114).
О значении танцев как социального знака см. с. 79–83. Искусство непринужденных поклонов вырабатывалось в результате длительного обучения. Танцмейстер Л. Петровский в специальной главе о поклонах писал: "При появлении в общество незнакомца, прежде, нежели узнают о его достоинстве, обращают внимание на вид его и движения. — Как в походке, так и в поклонах — разные способы <…> человек благовоспитанный сам знает, где и какой поклон сделать должно. От тех, которые никогда не обращали внимания, как прилично ходить, сидеть, кланяться, ничего приятного ожидать нельзя" (Правила для благородных общественных танцев, изданные учителем танцеванья при Слободско-украинской гимназии Людвиком Петровским. Харьков, 1825, с. 25–26). Далее Л. Петровский обращает внимание на непринужденность, как основное условие светского поклона. Он осуждает и раболепие ("Иные людям кланяются ниже, нежели самому Богу…"), и щегольскую утрировку поклонов ("поклоны, выходящие из меры естественности" — Там же, с. 27). «Натуральный» поклон он определяет так: "Если бы спросили меня, чем должно людям кланяться — спиною, грудью или корпусом? — отвечал бы: должно кланяться головою: это есть честь, которою обязаны старшим, равным и низшим; самая же разность сей чести или уважения покажет и оттенки поклона <…> Мужскому полу, держа себя прямо, поступить сколько нужно вперед, стать в первой позиции, наклонить голову по грудь, сгибая очень мало корпус, опустить свободно руки и приняв прямое положение, стать или пойти далее, смотря по надобностям" (Там же, с. 27–28). Этому же вопросу уделяют большое внимание и другие наставники в области танцев: "Надобно примечать, что при входе производится три поклона один после другого <…> Надлежит примечать также, что при входе в зал, в котором находится великое собрание, не должно отдавать поклона каждой особе порознь <…> Дошедши ж к своему месту, прежде нежели сядешь, следует поклониться особам, кои подле случатся" (И. К.<усков> Танцевальный учитель… СПб., 1794, с. 5–6) (ср.: "С мужчинами со всех сторон Раскланялся…" — I, XXI, 8–9).
Длительные тренировки под руководством профессиональных специалистов вырабатывали в воспитанном дворянине умение свободно владеть своим телом, культуру жеста и позы, умение непринужденно чувствовать себя в любой ситуации. Разночинец не был посвящен в тайны искусства свободно выражать движением и позой оттенки душевного состояния, поэтому, попадая в светское общество, чувствовал себя "без языка", преувеличенно неловким, ср. поведение Мышкина (хоть и князя, но не аристократа) в салоне Епанчиных или рассказы современников о застенчивости и неловкости Белинского (например, рассказ Герцена о том, как Белинский от застенчивости перевернул на вечере у В. Одоевского столик и бутылку бордо на белые панталоны Жуковского) ("Былое и думы", ч. 4, гл. XXV).
13-14 — …Свет решил,
Что он умен и очень мил.
Стихи звучат иронически в силу противоречия между характером способностей героя и выводом света о его уме. Вопросу умственного развития Онегина посвящены следующие, V–VII строфы. В кругах Союза Благоденствия, оказавших на П в период работы над первой главой исключительное воздействие, понятия «передовой» и «умный» рассматривались как синонимы (ср.: "Горе от ума", "Общество умных", как называет П Союз Благоденствия в плане романа "Русский Пелам" — "III, 2, 974. курс. П). Ум же ставился в прямую зависимость от степени образованности и просвещенности. Степень просвещенности героя воспринималась как его общественная характеристика. Необразованность, невежество — объекты сатиры. Ум и просвещение — точка зрения сатирика. Оценка Онегина в V–VII строфах — сатирическая.
V — В черновом варианте строфы характер разговоров Онегина был подчеркнут более резко:
[Мы все] учились понемногу
Чему-нибудь, и как-нибудь
И воспитаньем, слава богу,
У нас не мудрено блеснуть
Онегин был по мненью многих
Судей решительных <и> строгих
Ученый малый но педант.
В нем дамы видели талант
И мог он с ними в с<амом деле>
Вести [ученый разговор]
И [даже] мужественный спор
О Бейроне, о Манюэле
О карбонарах, о Парни
Об генерале Жомини
(VI, 217).
Круг перечисленных тем вполне оправдывал определение беседы как «мужественной»: Байрон в 1819–1820 гг., когда Онегин вел споры в петербургских салонах, вызывал воспоминания о «карбонарах», т. е. карбонариях, итальянских революционерах-заговорщиках — в этот период он принимал активное и, вероятно, руководящее участие в их движении. Манюэль, Жак-Антуан (1775–1827) — французский политический деятель левого крыла, в 1818–1823 гг. депутат парламента; факт избрания его в самом конце 1818 г. составлял во время действия первой главы актуальную политическую новость. Однако имена эти сохраняли актуальность и в 1823 г., когда глава писалась: в начале августа Байрон высадился в Греции. С этим, как и с обсуждением греческого вопроса в декабристских кругах, связано колебание в формулировке 15 стиха: "О карбонарах" или "о гетерии". Вариант 12 стиха: "О Benjamin, о Манюэле" — приобретал особый смысл в связи с разговорами в декабристских кругах о необходимости международных контактов. В. С. Толстой на следствии показывал: "Действительно мне аниньков говорил, что наше общество соединено <…> с французским, в котором начальники Manuel и Benjamin-Constant (Декабристы. Новые материалы. М., 1955, с. 131). Жомини Генрих Вельяминович (1779–1869) — швейцарец, военный теоретик, французский генерал, перешел в русскую службу. Жомини ставил перед собой задачу обобщить военный опыт эпохи наполеоновских войн. В 1817 г. в Петербурге вышел русский перевод его книги "Общие правила военного искусства". Книга вызвала отклики в "Военном журнале", одним из издателей которого был близкий П Федор Глинка. Споры вокруг теоретических положений Жомини связаны со стремлением декабристов заменить в армии фрунтоманию интересом к военной науке. Ср. в наброске комедии П:
