Генрих Волков - Тебя, как первую любовь (Книга о Пушкине - личность, мировоззрение, окружение)
Пушкинский стих выковался, конечно, на русской национальной почве, но, он впитал в себя и достижения поэтической мировой культуры.
Свое высокое предназначение как национального поэта Пушкин видел в том, чтобы не только образовать русский литературный язык, но и показать на собственном опыте, что языком этим возможно создавать произведения, не уступающие величайшим шедеврам мирового искусства.
Пушкина нередко обвиняли в подражании западным образцам: Вольтеру, Байрону, Шекспиру... Но Пушкин никогда не сводил дело к рабскому копированию, эпигонскому подделыванию под образец. Усваивая творческую манеру того или иного мастера, он стремился идти дальше его, своим собственным путем.
Сам поэт вполне определенно высказался об этом: "Талант неволен, и его подражание не есть постыдное похищение - признак умственной скудости, но благородная надежда на свои собственные силы, надежда открыть новые миры, стремясь по следам гения, - или чувство, в смирении своем еще более возвышенное: желание изучить свой образец и дать ему вторичную жизнь".
Открыть новые миры, стремясь по следам гения! - вот кредо Пушкина в его отношении к шедеврам мирового искусства, вот тайна всемирности и всечеловечности его собственного гения. Пушкин перепробовал свои силы не только в разных жанрах, но и в разных национальных стилях поэзии, усвоил великое разнообразие направлений, методов творчества, технических приемов, манер, композиций, представленных в мировой литературе.
Все это он усердно стремился перенести на родную стихию русского языка.
И не просто перенести, а творчески преобразовать в соответствии с природой этой стихии. Валерий Брюсов, специально проанализировавший эту сторону деятельности поэта в статье "Пушкин - мастер", верно подметил, что Пушкин, встретившись с тем или другим литературным направлением, словно задавался вопросом: "А можно ли это же самое сделать по-русски?" И делал. Именно по-русски.
В самом деле можно, как показал Брюсов, обозреть всю историю человечества, весь цикл разноязычных литератур и почти отовсюду найти отголоски в творчестве Пушкина.
Древний Восток звучит в подражаниях "Песне песней", в "Гавриилиаде", в "Юдифи", в библейских сюжетах.
Античный мир, помимо того, что уже говорилось, представлен подражаниями Анакреону, Афинею, Ксенофонту, Ювеналу, Катуллу, Горацию.
Средние века - стихами, навеянными "Божественной комедией" Данте, а также "Сценами из рыцарских времен", рядом набросков.
Восток выступает с разных сторон: здесь и Турция ("Стамбул гяуры нынче славят..."), и арабская, персидская поэзия, "Подражания Корану", и "Татарская песня" из "Бахчисарайского фонтана", и даже Китай ("Мудрец Китая...").
О Франции говорить пришлось бы долго: Пушкин знал ее искусство досконально. Он вникал в творческую манеру Вольтера, Шенье, знал Мериме, Гюго, Мюссе и многих других.
Англия отозвалась в произведениях Пушкина духом творчества Шекспира, Байрона, Корнуолла, Вальтера Скотта.
Италия - это Ариосто, Альфьери, Пиндемонте, Мадзони.
Испания, Португалия - в ряде баллад, песен, в "Каменном госте".
Германия - это соперничество с Гете (например, в сценах из "Фауста"), с Шиллером, Гейне.
Много у Пушкина попыток творческого воссоздания духа сербской, польской, украинской, молдавской поэзии.
Все это богатство Пушкин усвоил, преобразовал, сделал достоянием русской поэзии. Все эти тропинки он ей проложил, все возможности открыл.
Дальше можно было уже уверенно двигаться в любом направлении. Русская поэзия не только выступила наследницей всей мировой культуры, она с именем Пушкина сама стала величайшим ее завоеванием. Пушкин пришел к глубокому убеждению в самобытности русского народа, черпающего из недр своей жизни все богатство родного языка с его образностью и песенностью, с его многокрасочностью. И он первый все это выразил.
С детства очарованный этим языком, его неисчерпаемыми возможностями, Пушкин, как Аладдин в пещере сокровищ, по-настоящему сумел увидеть, ощутить, насладиться этими несметными богатствами, полной горстью зачерпнуть их. Он огранил, отшлифовал некоторые из драгоценных камней народной сказки, песни, былины, и они засверкали перед изумленным человечеством как шедевры мирового искусства.
В Пушкине соединились, сплавились, слились органически и естественно в животворное начало два чужеродных до того потока - самобытная, глубинная, национальная, подлинно русская духовность и духовность западноевропейской культуры, имеющая истоком своим ценности античной цивилизации.
Вся солнечность, лучезарность поэзии и прозы Пушкина идет от свежего, светлого, утреннего ощущения молодости, мощности пробуждающихся сил России, от гордости за ее историю и уверенности в ее великом будущем. Его рождение как поэта совпало с духовным рождением нации. Великая общенациональная встряска 1812 года застала его еще подростком и опалила его воображение. После Лицея обстоятельства складывались так, что он постоянно был в кругу самых талантливых людей своего времени.
Родись он десятилетием позже, мы имели бы в нем, быть может, талантливого писателя, но не такого масштаба и значения. Он захватил раннюю весну русской культуры.
"То было ранней весной, - писал А. В. Луначарский, - такою ранней, когда все еще покрыто туманом, когда в воздухе с необыкновенной силой кружились и роились болезнетворные микробы, - весной ветреной, серой, грязноватой. Но те, кто пришли раньше Пушкина, не видели весеннего солнца, не слышали журчанья ручьев. Не оттаяли их сердца, косны были их губы и бормотали в морозном воздухе неясные речи. А те, что пришли после Пушкина, оказались в положении продолжателей, ибо самые-то главные слова Пушкин уже сказал"31.
В воспоминаниях А. С. Андреева о Пушкине есть любопытнейший эпизод, относящийся к 1827 году. Автор был свидетелем того, как поэт на художественной выставке рассматривал одну из картин и принялся проводить параллели между живописью и поэзией:
"В Италии дошли до того, что копии с картин столь делают похожими, что, ставя одну оборот другой, не могут и лучшие знатоки отличить оригинала от копии. Да, это как стихи, под известный каданс можно их наделать тысячи, и все они будут хороши. Я ударил об наковальню русского языка, и вышел стих - и все начали писать хорошо"4.
Это верно не только по отношению к подражателям, эпигонам, которых расплодилось великое множество уже при жизни Пушкина и которые писали гладенькие, вполне приличные вирши. Это верно и в другом, более широком смысле. С Пушкина, повторим, начинается эпоха русской поэзии и русской литературы вообще, как великого явления общемировой культуры.
"...КЛИМ СТРАШНЫЙ ГЛАС)
...Глядит задумчивый певец
На грозно спящий средь тумана
Пустынный памятник тирана,
Забвенью брошенный дворец
И слышит Клии страшный глас
За сими страшными стенами...
(А. ПУШКИН. "ВОЛЬНОСТЬ", 1817 г.)
Начиная с юношеского "Воспоминания в Царском Селе" (1814 год!), голос Клии (Клио) - богини истории, одной из девяти муз, покровительниц искусств и наук, - постоянно звучит в творчестве Пушкина. К нему, к этому "страшному гласу", он прислушивается всю свою жизнь, стремясь постигнуть ход истории, причины возвышения и падения, славы и бесславия великих полководцев и мятежников, законы, управляющие судьбами народов и царей.
Поражаешься, как много у него произведений исторического звучания.
Вся наша история проходит перед читателем Пушкина: Русь древнейшая, старинная открывается нам в "Песне о вещем Олеге", в "Вадиме", в сказках; Русь крепостная - в "Русалке", в "Борисе Годунове", восстание Степана Разина - в песнях о нем; великие деяния Петра - в "Медном всаднике", в "Полтаве", в "Арапе Петра великого"; восстание Пугачева - в "Капитанской дочке"; убийство Павла I, правление Александра I, война 1812 года, история декабризма - в целом ряде стихотворений, эпиграмм, в последней главе "Евгения Онегина".
События европейской истории, особенно связанные с Французской революцией и войнами Бонапарта, также все время в центре поэтических размышлений Пушкина.
Наконец, он заявляет о себе и как профессиональный историк. Плодом его тщательных архивных изысканий, поездок, расспросов бывалых людей, изучения мемуарной литературы явилась "История Пугачева".
Вслед за "Историей Пугачева" последовала работа над "Историей Петра" грандиозная по замыслу и объему. Работу эту прервала роковая дуэль. Кроме того, в бумагах Пушкина остались наброски истории Украины, истории Камчатки. Пушкин намеревался написать также историю Французской революции, историю Павла I - "самого романтического нашего императора". Сохранились наброски, относящиеся к истории допетровской России.
Пушкин внимательно изучал исторические труды как отечественных авторов (Феофана Прокоповича, Татищева, Голикова, Болтина, Щербатова, Карамзина), так и зарубежных (Тацита, Вольтера, Юма, Робертсона, Шатобриана, Гиббона, Сисмонди, Лемонте, Вильмена, Тьерри, Гизо, Минье, Баранта, Тьера, Нибура). В его библиотеке хранилось более четырехсот книг по истории!
