Валентин Катаев - Алмазный мой венец (с подробным комментарием)
608
Кроме Н. В. Гоголя в «соседях» у К. (Бачея по матери) и М. Зощенко оказался великий украинский философ Григорий Сковорода (1722–1794).
609
Группе петроградских писателей, образованной в 1921 г., в которую входили Мих. Слонимский, Вс. Иванов, Конст. Федин, Мих. Зощенко, Ник. Тихонов, В. Каверин, Ел. Полонская, И. Груздев, Лев Лунц и Ник. Никитин. Расцвет группы приходится на 1921–1924 гг., в дальнейшем Серапионы собирались редко, но ежегодно праздновали годовщины своего литературного рождения.
610
Серапионы регулярно устраивали литературные вечера, на которых читали свои произведения. Сведениями о посещении одного из таких собраний Ю. Олешей мы не располагаем. Ю. В. Томашевский датой знакомства Олеши и М. Зощенко считает 14 марта 1928 г.[710] Отметим также, что с одним из Серапионов (Михаилом Слонимским) Олешу в самом начале 1924 г. познакомил К., что отчасти противоречит рассказу из «АМВ» об авторе «Зависти», как о «посреднике» между «Серапионовыми братьями» и писателями-москвичами.[711]
611
Имитирующим устную речь человека, не умеющего, но очень любящего рассказывать о себе и своих приключениях. О зощенковском сказе см., например, у М. О. Чудаковой.[712]
612
Едва ли именно Ю. Олеша, даже если он побывал на вечере Серапионовых братьев, открыл москвичам новую звезду литературного Петрограда. Скорее, это заслуга М. Горького, который очень тепло относился к Серапионам и пропагандировал их творчество как на Западе, так и в России. Особенно часто Горький хвалил произведения М. Зощенко. Он даже предполагал выпустить альманах Серапионов «1921 год», где собирался поместить три рассказа Зощенко, но издание это в итоге не осуществилось.[713]
613
М. Зощенко действительно иногда останавливался в маленьких гостиницах, но это было вызвано не столько «скромными привычками», сколько желанием спрятаться от людей, особенно во время приступов хандры и меланхолии. Ср. с воспоминаниях К. И. Чуковского: «По словам В. Стенича, однажды в Крыму Зощенко прожил целый месяц инкогнито, под прикрытием фамилии „Бондаревич“, спасаясь от докучливых поклонников обоего пола».[714]
614
По адресу: Охотный ряд, д. 7. Когда, в декабре 1943 г., М. Зощенко вывели из редколлегии «Крокодила» К. явился к нему со словами: «Ну, Миша, ты рухнул».[715] Этот же эпизод описывает в своих воспоминаниях Л. Чалова.[716]
615
Мы не располагаем сведениями о подобных подарках. Ср., однако, в воспоминаниях Ю. П. Анненкова: «Зощенко <…> никогда не расстававшийся с живописной табакеркой времен Екатерины Великой, сразу же выделялся из этой группы [Серапионовых братьев — Коммент. ] своим редким и едким остроумием <…> Зощенко пользовался большим успехом среди женщин и был всегда окружен молодыми девушками интеллигентской среды. Смущенно Зощенко говорил, что им, вероятно, больше всего нравится его табакерка».[717]
616
Ср., например, у В. А. Каверина, отмечавшего, что М. Зощенко «любил женщин, к которым относился по офицерски легко <…> Эта легкость не мешала ему, однако, нежно заботиться о них после неизменно мягкого, но непреклонного разрыва. Он <…> оставался другом семьи, если муж не был человеком особенно глупым. Женщины были хорошенькие, иногда красивые, но, за редкими исключениями, средние, без блеска ума или чувства».[718]
617
М. Зощенко ездил в Харьков с выступлениями несколько раз: в середине октября 1925 г., а также в апреле 1926 г.; в мае 1933 г. он отправился в турне с чтением своих рассказов по маршруту — Харьков — Ростов — Баку — Тифлис — Минеральные воды — Пятигорск — Кисловодск. О какой из поездок идет речь у К. — неясно. Ср. в воспоминаниях о Зощенко И. Слонимской: «Он рассказывал нам о своих поездках на выступления в разные города, о том, как его там торжественно встречали, но все это не хвастаясь, а как друзьям, просто как факты».[719]
618
Ср. описание одного из таких кутежей в письме М. Зощенко к Ю. Олеше от 7.4.1930 г.: «Засим — прибыл в новом костюме — конь [К. — Коммент.]. В любом кармане у него деньги. Он усталой ручкой выгребает оттуда червонцы и кидает куда попало <…> Приехал в Европейку, остановился в 8а. Сразу потребовал черноморских устриц. Жрет их ежедневно. Дела вокруг немыслимые. Левушка Никулин со своим членом остановился рядом в роскошных апартаментах. Господин Сметанич почувствовал трубные звуки разгула победителей жизни и ринулся на все прелести существования <…> Конь от жирной пищи вовсе очумел. И от прежних девушек воротит морду <…> он увел из чьих-то конюшен прелестную девушку. <…> Словом этот драматург и автор нашумевшей оперы „Универмаг“, этот жуткий Катаев такую отхватил девушку, что народ ахнул. Девушка по всем видимостям принадлежит коню. Левушка колбасится не меньше коня. Вообще дым стоит коромыслом. А обо мне ведайте, что жизнь эта мне недорога. Я не вхож в ихние дела».[720] Письма Олеши, адресованные Зощенко и предшествующие этому письму, см.:.[721] Упоминаемый Зощенко выдающийся переводчик Валентин Осипович Стенич (наст. фамилия Сметанич) (1898–1938, репрессирован) был близким другом всех троих писателей. Еще не зная о гибели Стенича, Зощенко в 1940 г. направил в НКВД письмо с просьбой пересмотреть его дело. К этому посланию сделал приписку К.: «Присоединяюсь к отзыву Михаила Михайловича Зощенко о писателе-переводчике Валентине Осиповиче Стениче (Сметаниче), которого я знаю тоже с 1927 года. Считаю нужным просить о пересмотре дела».[722] Подробнее о Зощенко и Стениче см.:.[723]
619
Из ст-ния Ал. Блока «В ресторане» (1910), написанного после встречи поэта с М. Нелидовой в ресторане «Вилла Родэ».
620
Ср. у Ф. М. Достоевского в «Преступлении и наказании»: «Свидригайлов вынул револьвер и взвел курок <…> Он приставил револьвер к своему правому виску.
— А-зе здеся нельзя, здеся не места! — встрепенулся Ахиллес, расширяя все больше и больше зрачки. Свидригайлов спустил курок».[724]
621
В. М. Гаршин (1855–1888) покончил с собой, кинувшись в пролет лестницы.
622
Из ст-ния А. Ахматовой «В Царском Селе» (1911). Назначение этой цитаты состояло в том, чтобы исподволь напомнить читателю о ждановском Постановлении 1946 г., «антигероиней» которого Ахматова была наряду с М. Зощенко (более отчетливые намеки на это Постановление вновь возникают через несколько абзацев «АМВ»).
623
Подразумевается Алексей Николаевич Толстой, который, после возвращения из эмиграции в 1923 г., летние месяцы 1924–27 гг. проводил в Детском (бывш. Царском) Селе. В мае 1928 г. Толстой с семейством переехал в Детское Село на постоянное жительство. Сначала он поселился в верхнем этаже дома Цыганова (ул. Московская, 8/13), потом — в отдельном большом особняке на ул. Церковной, 6.
624
К. имеет в виду доклад А. Жданова «О журналах „Звезда“ и „Ленинград“», после которого М. Зощенко исключили из Союза писателей и имя его с тех пор, если и упоминалось в печати, то лишь в негативном контексте (О докладе см. комментарий {596}).
625
«Прошло пять лет, — и залечила раны, // Жестокой нанесенные войной, // Страна моя» (А. Ахматова, «Прошло пять лет, — и залечила раны…», 1950).
626
Ср. в воспоминаниях С. С. Гитович о М. Зощенко: «Он нам рассказывал, как в Ленинград приехал Валентин Катаев, позвонил ему и бодро закричал в телефонную трубку: „Миша, друг, я приехал, и у меня есть свободные семь тысяч, которые мы с тобой должны пропить. Как хочешь, сейчас я заеду за тобой“ <…> Действительно, очень скоро катаевская машина появилась перед домом. В открытой машине, кроме него самого, сидели две веселые раскрашенные красотки в цветастых платьях, с яркими воздушными шариками в руках <…>.
— Миша, друг, — возбужденно говорил Катаев, — не думай, я не боюсь. Ты меня не компрометируешь.
— Дурак, — сказал Михаил Михайлович, — это ты меня компрометируешь.
„Вот в этом-то и сказалась вся темная душа Вальки Катаева“, — грустно усмехнувшись, сказал Михаил Михайлович».[725] Ср. также у М. Левитина: «Потом, когда опала была снята, некоторые из вчера отрекшихся от него, каялись и просили прощения. Помню, Михаил Михайлович говорил, что из Москвы приезжал В. П. Катаев и убеждал, что он не виноват, что его вынудили, заставили, что самому ему в голову не пришло бы написать такое… Свой рассказ о его приезде добрейший Михаил Михайлович закончил так: „И я его простил. А что с него возьмешь?“».[726] Вяч. Вс. Иванов в своих мемуарах также описывает этот эпизод, рассказанный ему самим Зощенко: «После постановления о журналах „Звезда“ и „Ленинград“ Катаев выступил с одной из самых резких речей против Зощенко. Через некоторое время он пришел к Зощенко с повинной, привезя с собой для ресторанного кутежа сумму, во много раз превосходящую ту, с помощью которой он пытался запить предыдущее предательство».[727] См. также запись в дневнике Вс. Иванова от 19.4.1948: «Катаев и Зощенко в Ленинграде. Катаев позвонил: „Миша. У меня есть 10 тысяч, давай их пропьем“. Приехал на одной машине, она ему не понравилась — велел найти „Зис–110“. Нашли. За обед заплатил 1200. Уезжая, вошел в купе и поставил три бутылки шампанского. — Объясняя свое поведение в инциденте с Зощенко, Катаев ему сказал: „Миша. Я думал, что ты уже погиб. А я — бывший белый офицер“».[728] Представительская машина ЗИС–110 выпускалась на Московском автозаводе имени И. В. Сталина. 11 августа 1945 г. первый автомобиль отправился на испытания, а с июля 1946 г. ЗИС–110 стали выпускать небольшими партиями.[729]
