Альфред Хаусмен - Избранные стихотворения

Утешителей я знал,
Если дома тосковал.
Всё в родимой стороне
Сожалело обо мне.
Был и долговечный холм
Человечьей боли полн.
С годом кратким мы вдвоем,
Зная о конце своем,
Шли дорогою одной —
Я за ним и он за мной.
Май пришел и распростер
Колокольчиков ковер,
Что синей воды, синей
Отраженья неба в ней.
С ветки желудь вниз упал,
Бледный крокус отцветал.
Осень шла в просторный дол.
С ней и я тихонько шел,
Как попутчик пешеход.
Облегчал мне душу год.

В сутолоке городской
Я один с моей тоской.
Будет каждый взгляд чужим,
Повстречавшийся с моим.
Он не горе разделить,
А меня лишь оценить
Хочет, полный суетой,
Уязвленный нищетой.
Здесь прохожий тороплив,
Слишком сам он несчастлив,
И для брата своего
Есть лишь злоба у него.
Перевод А. Кокотова

Скитаясь утром рано
Тимьянной стороной
(Ручьи блестели. Залит
Весь мир был синевой),

Я юношу увидел
В тумане на лугах
С пером на круглой шляпе
И тросточкой в руках.

И дружественным видом
Был утру он под стать,
В глаза он заглянул мне,
Чтоб за собой позвать.

Куда? — спросил его я,
Но он не отвечал,
Показывал дорогу,
Смеялся и молчал.

И, за моими вожатым
С весельем устремясь,
Приязненные взгляды
Я всё ловил, смеясь.

Над пастбищами (были
Холмы внизу тихи,
Лишь только одиноко
Бродили пастухи),

Над крышами домишек,
Глядящих из садов,
Всех мельниц мимо, мимо
Далеких городов,

Всё что-то обещая,
Но слов не говоря,
Вожатый неуклонно
Куда-то вел меня.

И над страной цветущей
Вдруг начал ветер дуть,
Над каждой крышей флюгер
Указывал нам путь.

Вперед, за тенью тучи,
Летел, неутомим,
Вожатый мой. Спокойно
Я следовал за ним.

Как только буря мраком
Окутала холмы,
Заметил я, что в небе
Уже не только мы,

Что бурей в мире каждый
Был сад опустошен,
Что лепестков отцветших
Нес ветер миллион,

Что ураган воздушный
Поток наполнил свой
Из всех лесов осенних
Захваченной листвой,

Что унесенных смертью
Всех за собою влёк
Ликующий вожатый.
И впереди, далёк,

На крылышках сандалий
Летел по небу он,
С улыбкою веселой
Ведя наш легион.

Рассвета ль первые лучи
Встречаю, грежу ли в ночи —
Моим костям твердить не лень:
«И снова ночь, и снова день.

Коль струпья чувства опадут
И мысли лягут в прах минут,
Душа и плоть сгорят навек —
Костьми продлится человек.

Язык, звучащий всякий час,
И мышцы, движущие нас,
И мозг, сей черепа улов,
С его жужжащим ульем снов —

Вся эта плоть в расцвете дней
Гордится силою своей:
Костям бессмертным, знай, спеши
Под игом бренныя души!

Закат далече и рассвет:
Ленивей ночи зверя нет,
Крадется, полноту суля,
Что будет долгой, как земля.

О вы, свершающие путь!
Вам невозможно отдохнуть, —
Ведь всяк, кто матерью рожден,
Рожать скелет приговорен.

На ложе праха верь во тьму,
Покорствуй долгу своему:
Потомство вечное яви —
Ночь жизни утром назови.

Усни далече от тревог,
Ни солнца жар тебе не впрок,
Ни ледяной зимы разбой, —
Ребенок выношен тобой.

Сосуд скудельный, не скорбя,
Мы обойдемся без тебя
В ночи грядущей, в новом дне».
Так кости говорили мне.

Недолговечен, уязвим,
Сегодня я хозяин им:
Плоть и душа, чета господ,
Угрюмых слуг влекут вперед,

Покуда не сгорела страсть
И мысли стелется напасть,
Покуда древней ночи стяг
Не взвился на моих костях.
Перевод А. Белякова

Быстро и чисто. Из пистолета.
О! Здесь ты, мой мальчик, прав.
Можно покончить с болезнью этой,
Только в могилу ее забрав.

О, ты подумал! Ясно представил
Что с тобой станет в недолгий срок.
Вовремя дуло в висок направил,
Благоразумно нажал курок.

Лучше сразу. Меньше позора.
Сам собой предан. Сам же в ответ
Взял и расчелся с душою, которой
Незачем было рождаться в свет.

Понял, что будущее — не за горами.
В нем — лишь болото, трясина, страх.
Выбрал стать прахом. Ты прав! Между нами,
Многие вещи — хуже, чем прах.

Душа-недоносок — всегда проклятье.
Каждый калека плодит калек.
Стоит ли жить, растлевая братьев?
Мальчик, ты умер как человек.

С жалостью ль, с завистью или с весельем
Мимо проходят свой и чужой.
Чистое празднуешь ты новоселье,
Необесчещен, вернулся домой.

Смерть всех утешит и успокоит.
Мальчик-мужчина, я знаю одно:
Этот венок мой немногого стоит,
Только увять ему — не суждено.

Пуля в лоб — легко, не спорю;
Смел ты, парень, — нечем крыть:
Не нашел леченья хвори —
И решил ее зарыть.

Ты обдумал это дело
И избрал дорогу в гроб,
Мудрым рано стал — и смело
Пистолет себе же в лоб…

Лучше рано, чем позднее,
Без мучений и стыда…
Вот бы трусу и злодею
Не рождаться никогда!

«Ждет нужда меня», — со страхом
Ты подумал в ранний час;
Хоть пошли доходы прахом,
Прах — не худшее для нас…

Всем погибель и утрату
Души падшие несут.
Мог сгубить ты душу брату —
Значит, верен был твой суд!

Тот грустя придет к могиле,
Этот — в зависти немой…
Ну а те, кто не грешили,
Пусть уходят прочь — домой.

Мирно спи на этом ложе!
Вот венок, что мной сплетен:
Дар не тот, что всех дороже,
Но прими — не вянет он.

Уймись, душа, уймись, сними доспех картонный.
Тебе ли изменить божественный уклад?
С чего решила ты, что час глухой и сонный
Для нас с тобою был счастливее стократ?

О том, что мир жесток, а люди нечестивы,
Не знал я, задремав вдали от бурь и бед.
О том, что брата брат убьет из-за поживы,
Не ведал я, пока не родился на свет.

Теперь с неправдой я знаком не понаслышке.
Терзаясь: «Почему?», гляжу на мир земной
И радуюсь любой короткой передышке.
Уймись, душа, — добро не вечно под луной.

Божественный уклад неправеден от веку.
Рассудок никогда не хочет сердцу внять.
Предательство и страх привычны человеку.
Когда же я смогу смежить глаза опять?

Уймись, душа, уймись. Твоим оружьем хрупким
Глухонемой стены вовек не прошибешь.
Она тебя сильней. Что, если ты, голубка,
Немного стойкости у мысли позаймешь?

Подумай: прежде, там, в бездонности колодца
Ты вечность проспала, не зная ничего
О злобе человечьей. Что ж тебе неймется
В короткие часы сознанья твоего?

Теперь — с чего бы вдруг? — шатаюсь я по свету
И ясный воздух пью и радуюсь ему.
Уймись душа, уймись. Недолго длится это,
Перетерпи чуть-чуть и прянь обратно в тьму.

Болеет целый мир со времени Творенья,
Все чувства ни к чему. Испытаны давно
Страх, ужас, ненависть, презренье, возмущенье.
Зачем поднялся я? Когда вернусь на дно?