Альфред Барков - Роман Булгакова Мастер и Маргарита: альтернативное прочтение
Примечания ко второй главе:
1. А.М. Горький. Рабочий класс должен воспитать своих мастеров культуры. «Известия», 25 июля 1929.
2. Г.А. Лесскис. Комментарии к роману « Мастер и Маргарита », в «М.А. Булгаков. Собрание сочинений в пяти томах» – М., «Художественная литература», том 5, с. 650.
3. П. Горелов. Одиночный замер, или Возвращение Варлаама Шаламова. «Литературная газета», 16.01.91, с. 2.
4. Н.Я. Мандельштам. Воспоминания. М., «Книга», 1989, с. 137.
5. М.О. Чудакова. «Памяти Елены Сергеевны Булгаковой. Архив М.А. Булгакова. Материалы для творческой биографии писателя» – Записки ОР ГБЛ – вып.37, 1976, с. 95, 112.
6. Елена Булгакова. Дневник Елены Булгаковой. М., «Книжная палата», 1990, с. 139.
7. Н.Я. Мандельштам. Указ. соч., с. 195-197.
8. Там же, с. 140.
9. Б. Сарнов. «Заложник вечности (Случай Мандельштама)» – «Огонек», № 47-1988.
10. П. Горелов. Указ. соч.
11. И.А. Бунин. Великий дурман. Из лекции, прочитанной в 1919 году в Одессе. «Литературная газета», 18.09.91, с. 9.
12. И.А. Бунин. Воспоминания. «Наш современник», № 11, 1990, с. 182.
13. Петр Пильский. Затуманившийся мир. «Грамату Драугс», Рига, 1929.
14. М. Алданов. Из иконоборца он стал советской иконой. Статья написана в эмиграции, ее текст опубликован в «Литературной газете» от 24 марта 1993 г., с. 6.
15. В.В. Вересаев, с которым Булгаков тесно общался в период создания романа, в начале века поддерживал контакты с Горьким и окружающими его писателями; о том, что имя Горького неоднократно фигурировало в беседах Булгакова и Вересаева, свидетельствует их переписка.
16. Подобные заявления Зайцев делал в 1863-65 гг.; приведенное высказывание содержится в его рецензии на «Историю французской литературы» Ю. Шмидта («Русское слово», 1864, кн. 3).
17. Писарев, Д.И. Пушкин и Белинский. Собр. соч. в 4-х томах, т. 3, с. 373. М., ГИХЛ, 1956.
18. М.О. Чудакова. Указ. соч., с. 111.
19. Л.К. Чуковская. Отрывки из дневника. В сборнике: «Воспоминания о Б. Пастернаке». М., «Слово – Slovo», 1993, c. 438.
Т.А. Рогозовская, ведущий специалист Музея М.А. Булгакова в Киеве, любезно откликнулась на просьбу автора об уточнении происхождения этой записи. Связавшись с Лидией Корнеевной (ноябрь 1994 года), она выяснила, что эта булгаковская фраза была занесена ею в дневник со слов Елены Сергеевны Булгаковой.
Глава III. От Ивана Николаевича до Иванушки, или Почему Мастер не заслужил «света»?
Пора сорвать маску, что он великий художник. У него, правда, был талант, но он потонул во лжи, в фальши.
И.А. Бунин1Я утратил бывшую у меня способность описывать что-нибудь.
Мастер2Все рассуждения о позитивности образа Мастера строятся исключительно на содержащемся в тринадцатой главе его собственном рассказе Бездомному в клинике. Рассказе, следует отметить, непоследовательном и во многих моментах противоречивом. Авторские же характеристики, если они не согласуются со сложившимся стереотипом, почему-то не принимаются во внимание.
Первое, на чем необходимо остановиться, – изжеванный вопрос о названии тринадцатой главы – «Явление героя», в которой Мастер впервые вводится в поле зрения читателя. На то, что глава носит «инфернальный» номер, обращают внимание многие исследователи, – не делая, правда, из этого никаких выводов относительно как содержания главы, так и истинной роли самого «героя».
О том, что глава «инфернальна», спору нет; удивляет то, что никто не ставит вопрос: где же в ней нечистая сила – ведь там всего два действующих лица – поэт Бездомный, которого читатель уже хорошо знает и за представителя потусторонних сил принять никак не может, да «герой» Мастер, предстающий в толкованиях некоторых исследователей эдаким херувимчиком, да и то на основании его собственного рассказа. Кстати, в редакции романа 1934-1936 годов глава с повествованием о событиях в клинике не только имела тот же тринадцатый номер (хотя количество глав было иным), но и название было более «инфернальное» – «Полночное явление»… Только визитер был другой – сатана Воланд (он же в первых редакциях романа – Мастер) собственной персоной, да еще с черным пуделем.
Выходит, что тринадцатая глава «инфернальна» не только по номеру, но и по той функции, которую выполняют два визитера c антагонистическими, если встать на общепринятую точку зрения, функциями. Есть смысл попристальнее вглядеться в название этой главы в окончательном варианте. Не стану оспоривать тех, кому слова «Явление героя» напоминают картину А.А. Иванова «Явление Христа народу»; напомню лишь, что слово «явление» имеет и другое, широко распространенное в разговорной речи значение, именно когда подразумевается нечистая сила3. О том, что Булгаков использовал это слово именно в таком смысле, свидетельствует один из вариантов названия романа – «Он явился» (подразумевается Воланд).
Что же касается слова «герой», то В.В. Петелин, например, подчеркивая его патетический смысл, не обращает внимания на то обстоятельство, что его употребление еще до первого появления Мастера на страницах романа, тем более в виде запуганного и морально сломленного неврастеника, придает этой патетике не то что иронический, а, скорее, нарочито глумливый смысл4. В первой полной редакции романа именно этот смысл подчеркивается еще более выпукло: «Она (Маргарита) стала звать героя мастером»; «Ариман предупреждал всех и каждого, что он, то есть наш герой, сделал попытку протащить в печать апологию Иисуса Христа»5. Остается только сожалеть, что за чистую монету принимается то, над чем Булгаков откровенно и горько смеется.
Другой связанный с «явлением» Мастера инфернальный момент – лунный свет. Многие исследователи подвергали разбору «лунную» тему как в романе, так и в других произведениях писателя. Некоторые в своих догадках подошли довольно близко к булгаковскому толкованию лунного света как связанного со всем недобрым6. Но никто не обратил внимания на очень важную булгаковскую характеристику этого света, причем в самом начале, в сцене погони за Воландом: «В лунном, всегда обманчивом, свете Ивану Николаевичу показалось, что тот стоит, держа под мышкою не трость, а шпагу». То есть, Булгаков предупреждает нас, что связанное с луной – всегда обман. И в данном случае он подчеркивает, что Мастер явился Ивану Бездомному (пока еще Ивану, не Иванушке – в Иванушку поэт превратится в процессе визита своего гостя) в лучах полной луны, ушел со словами «Ночь валится за полночь. Мне пора».
Чтобы читатель не пропустил ненароком смысл сказанного в тринадцатой главе, Булгаков на всякий случай повторяет в девятнадцатой: «Мастер ошибался, когда с горечью говорил Иванушке в тот час, когда ночь перевалила за полночь…». При этом он ввел даже дословный повтор не совсем благозвучного и поэтому бросающегося в глаза сочетания «ночь – за полночь»; другой важный смысловой аспект этого повтора – в нем читателю подается информация о том, что Иван превратился в Иванушку не наутро, а именно в процессе общения с Мастером.
Вновь обстоятельства этого визита, на этот раз с оценкой их значения, вложены Булгаковым в уста кота Бегемота: «Поверь мне, что всякую ночь я являлся бы к тебе в таком же лунном одеянии, как и бедный мастер, и кивал бы тебе и манил бы тебя за собою. Каково бы тебе было, о Азазелло?».
Мне могут возразить, что в сценах Мастера и Бездомного вот этого «кивал» как раз нет. То есть, об «оценке их значения» можно говорить-де весьма условно, со значительной натяжкой. Кто-то из текстологов, возможно, в очередной раз великодушно простит Булгакову небрежность – не называя ее так, но явно подразумевая. Но давайте все-таки вместе разберемся, уважаемый читатель, и определим, в чем тут дело.
Действительно, слово «кивал» единственный раз употребляется в романе только в комнате Воланда после бала, вызывая недоумение: Бегемот цитирует то, чего не было.
Правильно, не было. На страницах этого романа. Но, оказывается, смысл этого «кивал» разъясняется в «Театральном романе», который служит ключом к расшифровке смысла «Мастера и Маргариты», – по крайней мере, в отношении инфернальной роли Мастера.
Там речь идет о Мише Панине, прототипом которого явился Павел Марков, завлит Художественного театра:
«Какие траурные глаза у него, – я начинал по своей болезненной привычке фантазировать. – Он убил некогда друга на дуэли в Пятигорске, – думал я, – и теперь этот друг приходит к нему по ночам, кивает при луне у окна головою».
