Дитрих Эккарт - Большевизм от Моисея до Ленина
Но что делать, если нам при этом влепят звонкую оплеуху? «Весь Израиль открыто стоит на стороне британцев!» — заявил в 1916 году руководитель американских социал-демократов Самуэль Гомперс. Все евреи мира. Американец Форд тоже знал это. Он говорит о неверности «так называемых» немецких евреев по отношению к стране, где они жили; и о том, что они объединились с остальными евреями ради падения Германии. «Почему?» — насмехается еврей. «Потому что немец — это пошлая падаль, отсталое, средневековое создание, у которого нет ни капельки нашей ценности. И такому мерзавцу мы должны были бы помогать? Нет, у него были те евреи, которых он заслужил!». Я думаю, большую наглость едва ли можно было бы себе представить.
Я напомнил о России. «До революции настоящая клоака низости, стало быть, пожалуй, и тамошнее еврейство в ней тоже явное дерьмо; а теперь — то же самое еврейство у руля страны, и, раз-два-три, те же самые русские вдруг уже великий народ.
— В 1870 году, — ответил он, — у нас, немцев, была привилегия быть великим народом. Евреи посчитали, что пришло время заменить ставшего ненадежным французского императора на гибкого президента; возможно, коммуна могла быть также введена при этом случае; отсюда и объявление немцев «героическим народом»! Неудивительно, что сразу за нашими князями и генералами в Париж вошла жестикулирующая с живостью группа еврейских финансистов.[36] За прошедшее с той поры время мы снова упали до уровня какого-то сброда. Пресса, «избранный инструмент антихриста», как назвал ее Бисмарк[37], сделала нас «бошами», «гуннами». Но потерпите! Чем быстрее мы приблизимся к большевизму, тем более славными мы снова будем. И в один прекрасный день англичане и французы станут мерзавцами. У кого есть глаза, чтобы видеть, видит это даже сейчас и без очков. «Я британский подданный, но прежде всего и в первую очередь я еврей», визжал уже много лет тому назад один еврей в большом английском еврейском листке.[38] И другой: «Тот, кто должен выбирать между своими обязанностями как англичанин и как еврей, должен делать выбор в пользу последнего».[39] И третий: «Евреи, которые хотят быть патриотичными англичанами и хорошими евреями, — это просто воплощенная ложь»[40]. Насколько ожидовленной должна была быть Англия уже тогда, если они могли решиться так высказываться публично.
— Начиная от Кромвеля до Эдуарда VII она превратилась в оплот европейского еврейства, — подчеркнул я. — С Ветхим Заветом на луке седла пуритане скакали в бой, и на знаменах их было написано «Лев Иудеи». Также пророчество Исаии, «что все князья ее будут ничто», им пригодилось: Кромвель незамедлительно приказал обезглавить своего короля Карла I. Я однажды лично видел масона высокого градуса Эдуарда VII: классический портрет еврея-биржевика. Вокруг него тоже было полно евреев. Между тем их центр, кажется, уже переместился в Америку. Там давно уже была подготовлена хорошая почва. Еврейские деньги сделали возможными два первых путешествия Колумба, утверждает Зомбарт[41]; еврей, Луис де Торрес, тоже якобы вступил на американскую землю как первый европеец. Самое прекрасное, замечает он, что в последнее время появились утверждения, что и сам Колумб был евреем.
— Ну, это ясно, — засмеялся он. — Включая самого Господа Бога, все, кто сыграл хоть какую-то роль в мире, — евреи. Сейчас на очереди Гёте и Шопенгауэр. Блажен, кто верует. Я, со своей стороны, не верю, что и Колумб, и Торрес были евреями. Тогда морские путешествия были куда опаснее, чем сейчас.
— По словам Хаузера, — ответил я, — Колумб был германского, вероятно, даже немецкого происхождения.
— Мне все равно, — ответил он. — Как по мне, он мог бы быть хоть зулусом. Я скорее поверю, что его открытие совершил негр, чем еврей. То, что дети Израиля так быстро воспользовались этим, это уже другая история. Насколько я их знаю, они уже надеются на кого-то, кто установит связь с Сириусом. Поле их любви к ближнему постепенно становится для них слишком маленьким.
— В любом случае Америку они уже очень давно крепко держат за глотку, — продолжал я. — Ни одна другая страна, пишет Зомбарт, не наполнена еврейской сущностью так, как Соединенные Штаты.[42] Мы ощутили на себе это воздействие во время мировой войны. Ты знаешь, что позже официально установила особая комиссия американского Конгресса: Уже в 1915 году, то есть, в то время, когда настоящая Америка даже во сне не думала о войне с нами, настолько мало думала, что того, кто хотя бы тихо намекнул на это, тут же выгнали бы прочь, собралась некая секретная консультативная комиссия, исключительно с целью подготовить вступление Америки в эту войну! В 1915 году, за целых два года до этого вмешательства Соединенных Штатов! И кто тогда дергал за ниточки? Вместе с почтенным Вильсоном некий до тех пор абсолютно неизвестный еврей Бернард Барух. «Я верил, что война наступит, задолго до того, как она наступила», заявил он позже дословно перед особой комиссией, в полном душевном спокойствии.[43] И никто не встал и не сделал отбивную котлету из этого отпетого мерзавца.
— По достоверным источникам решение еврейского верховного руководства развязать мировую войну было принято еще весьма задолго до этого, — сказал он.
— На Шестом сионистском конгрессе в Базеле в 1903 году его председатель Макс Нордау в присутствии всего затаившего дыхание от напряжения зала сказал, что Теодор Герцль знал, «что мы стоим перед страшным потрясением всего мира».[44] Добрый Герцль! Этот идеальный человек! Наших чародеев и гадателей прямо-таки пронизывает благоговение, когда они только упоминают этого благородного патриарха. Но эта скотина знала, что намеревался сделать с нами его грязный народец! Нет, мой дорогой, здесь этот фейерверк заканчивается. И если бы я встретил в загробном мире центральный союз небесных граждан иудейского вероисповедания, я крикнул бы всему обществу: — Убирайтесь к чертям, лжецы! Ведь вам ничего не стоит предать даже и сам рай небесный!
— Герцль был сионистом, — бросил я.
— Он был евреем! — ударил он по столу. — Одно слово «еврей» уже говорит обо всем. Тут нет разницы! Кроме искусственно сделанной разницы, предопределенной для прутика, обмазанного клеем, чтобы ловить на него доверчивых птиц. «Божий народ» хочет получить назад свое собственное «Божье государство»! Правильно понял: именно получить назад! Божий народ, который никогда не был таковым, и государство, которое никогда не было таковым! То, что творилось там в Палестине на протяжении шести веков, пока ассирийцы не положили этому безобразию конец, по уровню своего упадка превосходит любые описания! Государство? Да почитайте же вы внимательно Ветхий Завет! Сначала беспрерывные убийства и грабежи чужих народов, на что пошло весьма много времени; затем, до самого конца, самая ужасная подлость, сплошная анархия раз за разом. Апогей, расцвет, славу еврейского искусства управления государством представляет собой царь Давид, который, как справедливо подчеркивает Бляйбтрой[45], был таким негодяем, что ему мало было беспрецедентной подлости с письмом Урии: еще на смертном ложе он приказывает своему сыну убить военачальника Иоава, так как он сам, к сожалению, связан клятвой, препятствующей ему как-либо отомстить своему старому боевому товарищу. Но после этого все закончилось. Когда Кир позволил евреям возвратиться домой в Палестину, там происходило не то, что, как думает Делитч, ни один из пророков не считал возможным, а нечто вполне естественное: подавляющее большинство плюнуло на Сион, осталось в весьма довольном настроении сидеть в «необычайно богатой» Вавилонии и занималось там дальше своими чертовыми махинациями.[46] Это значило тогда: «При реках Вавилонских сидели мы и плакали, когда вспоминали о Сионе». Народ переиначил это лучше: «У вин вавилонских сидели и лили воду», — сказал он.
— В 1267 году, — сказал я, — в Иерусалиме было всего два еврея; до мировой войны во всей Палестине число евреев возросло едва ли до ста двадцати тысяч[47], несмотря на то, что им издавна был открыт туда путь, и средств на дорогу им наверняка тоже хватало. Прочие двадцать, или двадцать четыре или даже больше миллионов — точнее узнать нельзя, потому что считаем их не мы, а евреи — кормятся по всему миру за счет труда других. Как маленькая Палестина смогла бы когда-нибудь принять к себе такую гигантскую массу людей, нельзя даже представить.
— Но этого и не требуется, — возразил он. — Главное, чтобы так было написано на бумаге. Израиль вспомнил о себе самом, его цепи пали, солнце нового Божьего государства поднимается над Сионом! Какой спектакль! Наконец, освобождены! Все застывает в почтении. Евреи ухмыляются.
