Капитолина Кокшенева - Русская критика
Вторая группа работ названных соавторов связана с «переосмыслением» историко-культурных слоев «русского». Так, в двух разных галереях ими представлены «Птица-тройка» образца 1995 года и «Тройка» выпуска 2003 года. Первой из них, в согласии с духом времени (борьбой за «утверждение демократических свобод»), правит рыжая девка с автоматом; в ногах у лошадей — стая хищных волков, сверху — вампиры и прочая нечисть. Вторая Тройка-Русь управляется безмятежным младенцем, а другие младенцы тут же радостно бегают у нее в ногах вместе с милыми зайками; в небе парят голуби. Идеологическая борьба в стране завершилась, все свободы утвердились, и прекрасные дети весело и хорошо живут на Руси в 2003 году — и не важно, что тысячи этих деток не родились, что вымирают в России по миллиону в год!
В.Дубосарский/А.Виноградов страшные оптимисты!
В.Дубосарский/А.Виноградов страшные смельчаки!
Метров шестнадцать занимает их панно «Тотальной живописи» 2002 г., где изображены голые Достоевский, Толстой, Маяковский, Гоголь и Ахматова, нежно обнимающая Цветаеву. Тоталитарность сменилась тотальностью, вся разница же между ними в приеме обнажения. Тоталитарист «старого мира» не позволял себе даже и мыслить о том, чтобы раздеть классиков. А все потому, что ему это было неинтересно и, о, ужас, недоступно, — он все душе, о преступлениях и наказаниях, да о традициях любил поговорить. Зато тотальщик-модернист берется раздеть кого угодно (вот только в масках-шоу президенты Путин и Буш почему-то все еще в трусах — но это уже другие авторы так аккуратно и бережно смеются «над официозом»!). И не важно, что тотальщик человеческого тела даже и писать не умеет, а голые классики похожи у них на резиновых кукол! Это, опять-таки, представители «старой школы» годами упражнялись в Италиях, подражая прежним мастерам и без устали рисуя с натуры. Нынешним деятелям нужно просто раздеть — им никак не дает покоя «нельзя» не просто цензуры, но и ограничения, репрессии, которые вообще присущи подлинной культурной традиции, каковой до сих пор является русская. Получилась их «тотальная живопись» пустой, бессмысленной и страшно скучной! Эпатировать такой некрасивой голизной сегодня даже и глупо. А если вся сила приема и сила живописи только в том, что раздеты национальные гении, так опять-таки с этой проблемой нужно обращаться не к искусствоведу, а к психиатру: он, наверняка скажет, как называется эта болезнь «художника».
Жизнерадостность «новых сказочников» наиболее полно проявила себя в третьей группе работ, которые можно отнести к «жанру аномалий». Вот спросите какого-нибудь профана: какие чувства могут испытывать люди и звери, бегущие от пожара? И он, нечастный скажет о страхе, о беде, о тревоге и даже ужасе. А вот у «рассказчиков новых басен» в работе «Пожар в лесу» идут счастливые и улыбающиеся матери с беспечными детьми, тут же рядом с ними (прямо как при сотворении мира) миролюбиво двигаются тигры и попугаи, зайцы и львы и прочие счастливые животные. Любят авторы, всяких свирепых экзотов (язык современного рынка) бесконфликтно располагать рядом с человеком. А самого человека малевать беззаботным, руссоистским, «естественным», голым, сидящем на дереве, лежащим в лугах, подмалевывающим глазки (если этот человек женского пола) или читающим журнал «Птюч». И всюду экзоты, «мирные стада» хищников, и прочие гуси-лебеди. Полное безмыслие, сплошная беззаботность, ликующая глупость дают все основания полагать, что главный пафос холстов Дубосарского/Виноградова — это радость идиотов. Будто всем этим муляжам в виде людей впрыснули некий препарат в кровь и навсегда лишили их вообще каких-либо чувств, кроме бессмысленной животной радости: действительно, мимика животных и людей совершенно у этих художников одинакова. Такая вот «пропаганда»!
Преследователь Льва ТолстогоОлег Кулик вот уже много лет старательно адаптирует Льва Николаевича Толстого под себя. Толстой так богат, так вечно нов и свеж, так ярок в своих открытиях и заблуждениях, что можно выпустить целое полчище куликов, которые все будут «отщипывать от него» кусочки, а он, «матерый человечище», все никак не исчерпывается!
Возможно, что Кулик сам по себе является интереснейшим объектом для познания новой модернисткой болезни — толстовомании. Ну, право, кто еще рискнет вот так прямо, самозванно назвать себя учеником Толстого как Кулик? Кто еще додумается до такого зримого воплощения «дела Толстого» как Кулик, для которого Толстой только «борец за природное в человеке», только учитель «опрощения как принципа творчества и жизни». А «дело Толстого» реализовано Куликом просто и ясно: в большой стеклянной клетке сидит босой Толстой (восковая фигура) за письменным столом, напоминающим его яснополянский рабочий стол, на котором горит лампа, стоят письменные приборы. А сверху надстроена клетка с курами, которые с 28 января по 28 февраля гадили на самого классика и по всему его кабинету. Собственно зритель вряд ли испытывает некий шок от такой «природности». Я лично испытала чувство гадливости к увиденному, и предпочла бы для полного воплощения замысла инсталляции, а также с целью реализации клятвы Кулика в любви к толстовским идеям — предпочла бы увидеть на месте Толстого самого Кулика. Или усадила бы на месяц, пока идет выставка, Кулика рядом с его «шедевром» для вдыхания натуральных ароматов от куриного помета. Если уж господин инсталлятор так любит опрощаться, то почему же опять-таки делает это за счет других? Ведь рядом с этой клеткой целый день (с 12 до 20 часов) сидят бедные смотрители! И вот так всегда — акционеры, пахнущие французскими одеколонами, уверяют публику, что она должна оценить их изысканные замыслы, и, вдыхая попросту вонючий воздух, взирая на элементарные физические отправления бедных куриц, относиться к этому как к «культурному событию»… Кстати сказать, одна из куриц уже подохла. Где наши «зеленые»? Да и где наш санэпидемиологический контроль? И кто сказал, что куры вообще здоровы?
Конечно, все это нужно назвать прямо — эстетической диверсией. И не стоит верить ангажированным искусствоведам-толмачам: их задача не прояснить смысл, а найти «научное» оправдание мерзости. Их задача — выстроить вокруг безобразного такую «эстетическую концепцию», чтобы зритель, сбитый с толку «учеными словами» и иноземными терминами, считал, что он должен это принять, что это — нормально, что это — классно, здорово, оригинально! Послушайте, что делает искусствовед, объясняя «дуракам» и профанам «суть» провокативно-подлой инсталляции «Толстой и куры»: «Толстой работает внизу, в пространстве культуры, музея, а куры просто живут наверху, постепенно покрывая музейное пространство мрамороподобной патиной (Каково? — К.К.). Реализуется идея музеефицировать средствами самой реальности русскую логоцентрическую модель толстовского образца, сохраняя цвет и запахи реальности» (Л. Бредихина).
Вообще Кулик почти все, экспонируемое в зале, посвятил Льву Толстому: тут и голый человек с красным флагом, к ногам которого прильнули в половом возбуждении две собаки (называется сие «Русское затмение 1»); тут и «Русское. Курочка ряба» с сидящими за столом дедкой, бабкой и внучкой — сидящими под расшитыми полотенцами и иконой в красном углу (естественно, что все это очень плохо нарисовано) и умилительно взирающими на бульдога, раскоряченного на столе в потугах — он снес золотое яичко; тут и «Русское. Дома» с грязной растрескавшейся печкой, с голым мужиком, валяющимся на замызганной постеле… Конечно же, «русское» тут увидено глазами чужими — и взгляд этот определен тем «заказом на русскую дурь», «русское зло», что всегда существовал в среде «мирового артсообщества» (и не только «арт»). И ясно, что «русское» здесь попросту модный на Западе бренд. Но за бренд (тем более такой, тысячелетний!) нужно, господа акционеры, платить. Не стоит ли федеральному службисту М.Швыдкому провести эксперимент: обложить налогом (долларов этак в тысяч десять) употребление модернистами слова «русский» — будут ли они его тогда использовать? Помимо бабки и дедки, красных флагов и голых, пьяных, гадких мужиков на обеих выставках во многих работах фон «русскости» создают Кремль и Храм Христа Спасителя. Такая профанация национального, такая «русскость на вынос», естественно принадлежат только лишь к удобоваримым для Запада банальностям.
Современное пустоцветение«Современность» вообще исключительно скудно и нудно представлена в обеих проектах. Всяческая осторожная революционность явно ушла в песок, и скорее нужно говорить о буржуазности. Не случайно перед входом в залы «России Два» стоит рекламный щит «Буржуазного журнала». Даже дорогие полотна-постеры из цикла «Лесной царь» с одинаково-холеными, красивыми детьми, одетыми в белые одежды, с оружием в руках выглядят как стандартная картинка искусственного виртуального мира. «Современность» — сплошь искусственна или плакатна. Фото-серия «Свидетели будущего» если о чем и «свидетельствует», так о заграничных вояжах ее создателей (да и сделана она под расчет на западного зрителя). Приемы все старые: снижение смысла, пародирование устойчивой символики. «Новая Свобода» отличается от американского подлинника «маской-паранжой» на лице, а одна сторона Кремлевской стены предстает в руинах то ли разрушения, то ли стройки. Маски-шоу (Путин, Буш и Бен Ладен скромно-тривиальны), плакатики с «критикой правительства» читать, естественно, нет никакой нужды (они выполнены все в том же, пародирующем советскую наглядную агитацию, духе), а об инсталляции «Сонное правительство» с тремя дядями в костюмах и нечеловеческими головами сказать абсолютно нечего, кроме того, что она большая. В общем и целом М.Гельман представил бездарную скучищу.
