Александр Зиновьев - Коммунизм как реальность
Работающий человек получает определенное вознаграждение за свою деятельность. И опять-таки не просто измерить это вознаграждение. В него помимо официальной заработной платы входит многое другое: жилье, детские учреждения, дома отдыха и санатории, медицинское обслуживание, ссуды, премии, льготы, специальные распределители, дачи, персональные машины, — невозможно перечислить всякого рода дополнительные пути, которые люди находят в своей сфере деятельности (вплоть до воровства, взяток, использования служебного положения). Добавим к этому гарантированность некоторого минимума жизненных благ и довольно высокую стабильность социальных позиций.
Допустим, мы измерили величину вознаграждения и величину затрат, чтобы иметь такое вознаграждение. Частное от деления первой величины на вторую дает степень вознаграждения, а обратная ему величина есть степень эксплуатации. По моим наблюдениям и измерениям (весьма упрощенным и приблизительным) для самой активной И производительной части населения степень вознаграждения в коммунистическом обществе имеет тенденцию возрастать, а степень эксплуатации — снижаться. Причем степень вознаграждения здесь выше, чем для соответствующего типа людей на Западе, а степень эксплуатации — ниже. И в этом состоит основное преимущество коммунистического общества перед Западом. В этом — основа его притягательной силы для миллионов людей на планете.
Но не надо думать, что высокая степень вознаграждения означает, что люди хорошо живут в бытовом отношении. Люди могут жить плохо при высокой степени вознаграждения и хорошо при низкой. Население на Западе живет в бытовом отношении много лучше, чем в Советском Союзе. Степень вознаграждения может возрастать, а бытовые условия при этом могут ухудшаться. Это величины относительные и не оценочные. Высокая степень вознаграждения — это не обязательно хорошо, а низкая — не обязательно плохо. С точки зрения прогресса цивилизации как раз наоборот, увеличение степени эксплуатации и снижение степени вознаграждения есть признак цивилизации более высокого уровня. Это есть показатель роста производительности труда. И хотя прямой связи этих степеней с бытовыми условиями жизни нет, огромные слои населения чувствуют преимущества для себя коммунистической ситуации на этот счет, а вкусив это на деле, уже не могут от нее отказаться добровольно. Конечно, в коммунистическом обществе есть слои населения, для которых действуют противоположные тенденции. Но не им принадлежит в обществе главная роль и власть.
Тенденция к увеличению степени вознаграждения и снижению степени эксплуатации в коммунистическом обществе способствует тенденции, по крайней мере замедляющей рост производительности труда в обществе, тенденции к застою и порою даже к деградации. Научно-технический прогресс компенсирует эти тенденции. Но мощь его не беспредельна. Он сам обходится все дороже и дороже. В нем самом действуют те же тенденции, замедляющие его и накладывающие верхние ограничения. Есть основания предположить, что со временем тенденция к застою и деградации будет доминировать. Во всяком случае, тот факт, что Советский Союз не способен конкурировать с Западом в экономическом отношении, явно не случаен.
Такая замечательная на первый взгляд вещь, как повышение степени вознаграждения и снижение степени эксплуатации, имеет далеко не столь замечательные следствия. Это ведет к снижению интенсивности «обмена веществ» как внутри общества, так и между обществом и его средой. Замедляются все жизненные процессы. Усиливается тенденция к чисто физическому (пространственному) росту тела общества, — одна из глубоких причин стремления Советского Союза к расширению за счет других мест планеты. Усиливается тенденция к хищнической эксплуатации природы и к паразитизму за счет своего окружения.
Принудительный труд
Труд в коммунистическом обществе есть обязанность в том смысле, что каждый работоспособный человек должен быть прикреплен в первичной деловой коммуне. Эта обязанность выражает тот объективный факт, что трудоспособные граждане общества могут приобрести средства существования, лишь работая в деловой коммуне. Здесь социально-экономический факт облекается в юридическую форму и становится средством принудительного труда. Поскольку подавляющее большинство граждан и без юридического принуждения вынуждено и хочет работать, ситуация такого типа, когда гегелевская формула «Свобода есть познанная необходимость», ставшая элементом государственной советской идеологии, имеет силу. Но с небольшим коррективом: осознавая необходимость прикрепления к деловой коммуне (необходимость трудиться), люди не воспринимают эту необходимость как несвободу. Они кажущуюся свободу воспринимают как реальную. Тем более некоторая свобода выбора профессии и места работы для значительной части людей, некоторая интересность пребывания в деловой коммуне, общепринятость этого, передаваемая из поколения в поколение, и другие обстоятельства настолько усиливают иллюзию свободы и скрывают реальную несвободу, что грань между реальным и иллюзорным для поведения людей здесь исчезает фактически. Если здесь несвобода и замечается, то лишь в форме некоей природной неотвратимости.
Фактическое положение обнаруживается здесь (как и во многих других случаях такого рода) лишь в случаях исключительных, лишь в случаях уклонения от общей нормы, а именно — когда отдельные люди имеют источники существования, независимые от работы, и хотят уклониться от работы в деловой коммуне, когда отдельные люди по тем или иным причинам теряют работу и не могут найти подходящую работу по своему выбору. Для таких людей есть специальный термин — «тунеядцы». И есть законы, позволяющие властям привлекать таких людей к трудовой деятельности принудительным порядком, причем — в местах по усмотрению начальства.
Большинство тунеядцев не угрожает существованию общества. Часть из них — уголовники, и они преследуются обычными методами. Часть живет за счет родственников или тоже за счет незаконных (но не разоблачаемых в качестве таковых) источников. Обычно они ладят с властями (взятки, связи, фиктивные документы). И на их существование общество смотрит сквозь пальцы. Но часть тунеядцев становится предметом особого внимания властей, и к ним применяются суровые меры. Это — люди, которые так или иначе вступают в конфликт с обществом (диссиденты, религиозные сектанты, индивидуальные отщепенцы и бунтари). В этом случае принудительность труда обнаруживается со всей его беспощадностью. Причем в таких случаях власти не считаются с тем, что человек трудится дома (например, сочиняет стихи или научные трактаты, пишет картины, преподает математику или языки). Работающим в этом обществе считается только тот, кто прикреплен к деловой коммуне и может засвидетельствовать это документально. Здесь имеются лица так называемых свободных профессий, которые работают индивидуально, независимо от коммун. Но и они так или иначе должны быть прикреплены к каким-то организациям, например — в форме особых договоров.
Человек, никак не прикрепленный к деловым коммунам и являющийся при этом трудоспособным, представляет собою серьезную опасность для общества по многим причинам. Он нарушает стройность рядов тружеников общества, как солдат, идущий не в ногу с ротой, мешает последней идти и вызывает справедливый гнев командиров. Он подает дурной пример прочим людям. Некоторое время тому назад в Советском Союзе появилось довольно много таких тунеядцев. Они заразили своим примером буквально тысячи молодых и даже пожилых людей. Они показали возможность жить независимо от коммун и зарабатывать на существование не хуже, чем в коммунах. И быть при этом свободным человеком. Они показали, что при этом можно прекрасно ужиться с людьми и избежать изоляции. Властям было трудно справится с этой эпидемией тунеядства. И одна из главных трудностей для них тут заключалась в том, что тунеядцы оказались очень полезными для влиятельных кругов общества. Они доставали им нужные книги, которые не найдешь в обычных магазинах, вещи, ювелирные изделия. Они натаскивали их детей по разным дисциплинам, чтобы те могли прилично сдать экзамены в институты. Короче говоря, они стали весьма полезными в сфере обслуживания средних и даже высших слоев населения. Были даже такие тунеядцы, которые сочиняли диссертации для ученых и стихи для писателей. Борьба с эпидемией тунеядства началась более или менее серьезно лишь после того, как в армию тунеядцев влилось значительное число диссидентов. Тунеядцы в некотором роде проложили дорогу диссидентам, открыв и разработав до деталей способы существования в коммунистическом обществе без прикрепления к первичным коммунам.
Главная опасность тунеядства для общества — не уголовная, а социальная: тунеядец уходит из-под контроля первичного коллектива, который фактически является высшей властью общества над индивидом.
