Александр Шмаков - На литературных тропах
Правда, при всех несомненных достоинствах, пьеса А. Завалишина страдала многословием, действия были затянуты. Постановщики сократили отдельные сцены, «озвучили» стихами Б. Ручьева начало и конец пьесы «Стройфронт» и тем самым приблизили события к современному зрителю. И народный подвиг у горы Магнитной как бы слился воедино с сегодняшним трудовым героизмом магнитогорцев.
Возобновление спектакля «Стройфронт» вызвало большой интерес к автору пьесы. В печати появились статьи, рассказывающие о жизни писателя, большой разговор завязался на страницах театральной прессы о пьесе. К этому времени вдовой писателя А. М. Сосуновой-Завалишиной были обнаружены неизвестные письма к В. Э. Мейерхольду и литератору Н. А. Афиногенову, расширяющие наше представление о первых шагах А. Завалишина-драматурга.
Поскольку в этих письмах раскрываются неизвестные факты, приводим их с небольшими сокращениями.
«В. Э. Мейерхольду. Челябинск. 16.4.21 г.
Уважаемый тов. Мейерхольд!
В декабре месяце, кажется, 26 числа 1920 года, я, будучи в Москве в качестве делегата 8-го Всероссийского съезда Советов, передал Вам лично в Теанаркомпросе пьесу «Бывшие», подписанную псевдонимом «Александр Изгой Казачий». Вы мне обещали дать ответ по прочтении пьесы лично в самое ближайшее время. Но, видимо, по причине занятости и т. п. до сих пор не ответили. Меня глубоко, понятно, интересует судьба пьесы, и я обращаюсь к Вам с просьбой дать ответ подателю сего письма. Если прочитали, то годна ли она, если нет, то намерены ли прочесть или передать кому-либо для этого? Во всяком случае, ответьте, где она находится в данный момент.
Пьеса ставилась в Томске с рукописи и имела успех, но я не знаю ее ценности как произведения. Поэтому и хотелось знать Ваше мнение. Убедительно прошу исполнить мою просьбу — ответить, что Вами сделано и где сейчас пьеса?
Член Челябинского губернского исполнительного комитета Александр Иванович Завалишин»{149}.«Н. А. Афиногенову (Степному). 21/I—1922 г.
Уважаемый Николай Александрович!
Только после того, как поступил я в челябинскую редакцию газеты «Советская правда», я смог нащупать Ваш адрес по самарским газетам… Я был в Нарымском крае (скрызался при колчаковском нашествии), написал дельные очерки из тамошней жизни, написал пьесу в Нарыме же — «Бывшие», в 3-х действиях. Ставил ее в 1920 году летом в Томске, выправил на досуге и теперь ставлю в Челябе. В июле 1921 года был, наконец, у Максима Горького в Москве и разложил перед ним литературные карты свои. Одобрил, попросил посылать все, что есть и будет. Послал ему часть очерков «Нарым» и ранее написанную пьесу «Крючки» из полицейской жизни в 5 действиях. Но как и Вам известно, Горький сейчас за границей, и мой брат, живущий в Москве, никак не может пристроить эти произведения к месту.
Хорошо, что в Сибири начинает издаваться «толстый литературно-художественный журнал» (в Новониколаевске). Я, пожалуй, сибирские очерки пошлю туда, хотя привлекает больше «Красная новь», редактируемая Горьким. Материалов необработанных у меня уйма, но нет возможности засесть, чтобы все переварить и выложить…
Как Вы относитесь к журналу «Красная новь?» Мне хочется Ваш какой-нибудь рассказ видеть вместе со своим и, наоборот, мой с Вашим. Ведь было у нас много светлого, общего в мрачные времена.
Александр Завалишин. Мой адрес: Челябинск, редакция «Советская правда»{150}.Итак, мы теперь узнали некоторые очень важные штрихи из биографии А. Завалишина. К ним хочется добавить еще ряд интересных фактов, почерпнутых из автобиографии, опубликованной в «Антологии крестьянской литературы послеоктябрьской эпохи», изданной Всероссийским обществом крестьянских писателей в 1931 году. В этом же издании напечатаны отрывки из пьесы «Частное дело», которая послужила источником для создания либретто крестьянской оперы «Зреет колос», музыку к которой написал композитор Шишов.
А. Завалишин был автором многих одноактных пьес, печатавшихся в «Бедноте», а затем изданных для самодеятельных деревенских театров. Наконец, по материалам документальной повести «Хата Буденного», он написал еще и пьесу из жизни Маршала Советского Союза С. М. Буденного.
Большой интерес представляют литературно-критические статьи писателя. Скажем здесь о самых ранних из них, появившихся впервые в челябинской газете «Советская правда» в 1921 году. Это статьи А. Завалишина о Н. Добролюбове и Н. Некрасове. В оценке их творчества четко видны эстетические взгляды и мировоззрение самого автора.
«Теперь только, вот теперь наступает то время, которое напрасно Добролюбов искал 60 лет тому назад, — писал А. Завалишин в своей статье. — …Добролюбов наш по духу, он великий материалист. И неизменный друг нового, молодого поколения»{151}.
Не менее определенно высказывается А. Завалишин о Некрасове и его наследии.
«…С какой теперь любовью мы, «освобожденные», «исполненные сил», должны отнестись к памяти великого поэта-гражданина, болевшего одной болезнью с рабом-мужиком»{152}.
Эстетические требования и вкусы писателя-уральца проявляются и в сценке современных ему литераторов. Ему по душе рассказы Ивана Касаткина. Писатель близок А. Завалишину не только как знаток крестьянской жизни, но и как тонкий художник слова. Он любит произведения Артема Веселого, дружит с ним, но по-товарищески критикует его за то, что писатель
«сплошь выворачивает словечки для словечек и получается не стиль, а дерюга»{153}.
Являясь страстным поклонником А. Чехова и Глеба Успенского, Завалишин говорит:
«Учу их самым откровенным образом, мучаю себя на практических работах по этой части и, положа руку на сердце скажу: не считаю ни одного своего рассказа настоящим. Честное слово! Все думаю, мол, еще лучше напишу, а это, дескать, ученические работы. И в самом деле, чем больше изучаю, тем больше восхищаюсь мастерством и тем становлюсь меньше перед этими гигантами»{154}.
А. Завалишин зачитывается рассказами С. П. Подъячева. Он упивается красочностью его языка и стиля, легким и душевным юморком, придающим народность всему его творчеству.
Сохранившиеся письма А. Завалишина к С. П. Подъячеву полны дружеской заботы об этом престарелом и больном писателе. Постоянное внимание оказывала писателю газета «Беднота» через Завалишина. Он принимал активное участие в приеме этого самородка-литератора в члены Общества крестьянских писателей, а затем ходатайствовал перед Совнаркомом о присвоении С. П. Подъячеву звания заслуженного деятеля литературы. Все это характеризует чуткую душу и отзывчивое сердце нашего земляка.
Александр Иванович обменивается с Семеном Павловичем Подъячевым впечатлениями, какие остались у радиослушателей, после чтения рассказа «Случай с портянками» заслуженным артистом республики Д. Н. Орловым.
«Я душевно радовался, когда высокое художественное произведение, глубокое по существу и мастерское по форме, дошло до самых отсталых слушателей»{155}, — сообщает он С. Подъячеву.
Часто задумываясь над уменьем так просто и так талантливо писать, как С. Подъячев, А. Завалишин очень правильно характеризует недостатки многих молодых литераторов своего поколения.
«Писателей у нас очень много, — пишет он, — каждый называет себя, не краснея, писателем, но толку, оказывается, не так-то много от одного названия. Незнание жизни, отсутствие мастерства, искренности, тонкой наблюдательности — все это мешает начинающим схватывать то, что именно нужно»{156}.
Как это верно звучит и теперь для тех, кто глубокое изучение жизни, установление с нею самых тесных связей подменяет сочинительством.
Живя в Москве, А. Завалишин не забывает об Урале. В 1932 году он едет в Свердловск. В поле зрения писателя вторая крупнейшая стройка нашей страны — Уралмашстрой. Как и во время поездки в Магнитогорск, А. Завалишин прежде всего завязывает тесные связи с печатью и выступает на страницах местных газет с острыми фельетонами и оперативными очерками.
Здесь он встречается с партийными работниками, которым удалось посмотреть на московской сцене его пьесу «Стройфронт», и находит среди них горячую поддержку в работе по сбору материалов.
«Работа моя сейчас идет великолепно, — сообщает он в одном из писем. — За месяц выполнил 60 процентов своего трехмесячного заданья. Типов много, ситуаций тоже… Настроение прекрасное»{157}.
День писателя загружен до предела.
«Читаю Герцена «Былое и думы». До 3—4 утра. Встаю в 9—10, иду в цеха, в райком, в редакцию и т. д. Вечерами у меня прием типов. Исповеди, разговор, чай. Относятся ко мне хорошо, помогают все, от кого что-либо зависит»{158}.
