Александр Шмаков - На литературных тропах
Б р а у н. Ни в коем случае. Я завтра же буду выслан в Америку. Мистер Мак-Буррей — акционер нашей фирмы, а я наемный инженер.
С т а к а н о в. Как же быть?
Б р а у н. Я вам сообщил по-дружески, секретно.
С т а к а н о в. Но я обязан сообщить об этом властям…
Б р а у н. Тогда вы погубите меня.
С т а к а н о в. А если произойдет катастрофа?
Проходит старый казак.
С т а р ы й к а з а к. Строите?
С т а к а н о в. Да, станичник, строим…
С т а р ы й к а з а к. На песочке строите…
С т а к а н о в. Как на песочке?
С т а р ы й к а з а к. Водички не будет. Речка-то хитрущая… Казачья…
С т а к а н о в. Что это значит?
С т а р ы й к а з а к. Я ведь здешний старожил, казак магнитский… Сам видывал, как речка-то здесь ныряла в землю…»
Стаканов поступает так, как повелевает ему долг советского инженера: ставит в известность райком партии и срочно начинает заниматься проверкой геологических данных о дне Урала. Гольский пытается встать на его пути, помешать, считая, что это не дело Стаканова. И вот происходит бурное заседание бюро райкома партии, решающее принять срочные меры для дополнительной проверки дна реки.
Как ни изощрялись враги стройки, победил коллектив плотины. Американские инженеры вместе с казачьим есаулом Акулиным — заклятым врагом Советской власти, пробравшимся на стройку, и оппортунистом Гольским были разоблачены рабочими во главе с начальником строительства плотины Стакановым и его помощниками Маркиным и Тиц, ударниками стройки Савчуком, Пластининым, Васюковым, Михалевым и другими.
— Не американскими, а большевистскими темпами победили мы, — говорит в финале пьесы секретарь райкома партии Рязанцев. — Мировая плотина построена в два месяца! Злостная легенда, что плотина создавалась на песке, уничтожена вместе с ее распространителями… Отныне весь рабочий коллектив плотины переименовывается в Первый Ленинский коллектив ударников Уралстроя!..
Разговор наш о пьесе и спектакле невольно переходит на драматурга. Вспоминая А. Завалишина, Анна Васильевна говорит:
— Это был очень живой, энергичный и остроумный человек, умевший усидчиво работать, хорошо дружить и беззаботно отдыхать, не взирая на житейские тяготы и горечи. Это был прямой, немного резковатый человек, но честный и правдивый в своих отношениях с товарищами. Таким он запомнился мне. Сохранились его письма к мужу. Чтобы лучше понять Александра Ивановича, ознакомьтесь с ними…
И вот в моих руках небольшая пачка писем А. Завалишина к народному артисту РСФСР Д. Н. Орлову. Уже пожелтевшие листы бумаги истертые на изгибах, исписанные каллиграфически четким, мелким и ровным почерком, раскрывают передо мной удивительно трогательную, многолетнюю дружбу этих людей, которых сблизили общие творческие интересы, поиски новых путей в драматургии и сценическом искусстве.
Письма полны дружеских советов и откровений о творческих замыслах, о работе Александра Ивановича над пьесами, очерками и рассказами. Он то делится впечатлениями о просмотренных спектаклях, то рассказывает о прочитанных рукописях начинающих авторов или встречах и консультациях с ними, которые вел при театральных студиях, редакциях журналов и издательствах.
Каждая хорошая рукопись вызывала у Александра Ивановича большую неподдельную радость.
«..Теперь еще новость. Вчера я нашел очень интересную комедию молодого казанского автора — студента на вузовско-молодежную тему. Недостатков мало, легко исправимы, а пьеса замечательная. Нашел ее в Госиздате, в рукописи. На днях ее перепечатают и дадут экземпляр мне. Я тебе могу послать для ознакомления. Пьеса лучше киршоновского «Чудесного сплава». Остроумная, веселая и правдивая насчет молодежи учащейся. Может быть, ее и надо выбрать для постановки…»{142}
Интересны размышления о сущности творческого процесса и назначении художника, о тесной связи его с жизнью.
«Сейчас подходит время действительно талантливых людей, — сообщает А. Завалишин в одном из писем, — ибо жизнь и усложнилась и облегчилась, стала интереснее и разнообразнее во всех смыслах. А тут нужны мастера, пристально умеющие смотреть в жизнь»{143}.
Или:
«Баловаться с творчеством нельзя. Оно может наказать за небрежность и неуважение к нему».
Любопытны оценки только что прочитанных книг и просмотренных им постановок:
«Прочитал сейчас комедию Гольдони «Забавный случай». Как легко все сделано у него, — восхищается А. Завалишин. — Конечно, пустяковое содержание, но мастерство драматурга исключительно. Предусмотрено все. Буквально. Нигде нет крысиных хвостов, как у нас грешных. Все образуется вполне естественно к концу. Редкой красоты работа. Ажурная строчка»{144}.
«Вчера был выходной, — сообщает он в другом письме, — ходили в Большой театр на оперу «Тихий Дон». Ну, конечно, того сильного впечатления, какое производит эта вещь на других, у меня не было, хотя в конце прослезился, так как очень хорошо выходит сбор на гражданскую войну, а до этого уход с фронта казаков и солдат тоже замечательно. Музыка вообще не ахти какая, а в двух местах припахивает то Чайковским (из «Онегина»), то Мусоргским из «Хованщины». Это очень замечательные куски, но неприятно, что они не молодого автора, а старых гениев. Казачий быт показан сбоку, на свадьбе и у мельницы. Декорация замечательная, а драматическая ткань весьма и весьма вялая»{145}.
Дружба Д. Н. Орлова и А. Завалишина была удивительно одухотворенной и плодотворной. В самом начале какой-либо новой работы каждый из них проявлял исключительную заботу и интерес к товарищу, советовал и всячески помогал ему.
Эта взаимная поддержка окрыляла в работе. Вот одно очень характерное место из большого письма А. Завалишина от 24 сентября 1935 года:
«…Любую вещь, выбранную тобой для исполнения, зритель или слушатель уже авансом любит и считает значительным, раз она передается «через тебя», через твою лабораторию, когда сама вещь как бы гениальна ни была, — она поднимается еще выше твоим исполнением. Это редкое явление, как бывает очень редко, когда перевод с иностранного бывает выше оригинала»{146}.
И несколько ниже опять о себе, своем творческом настроении, о самом сокровенном, что можно поведать только искреннему другу.
«Положение мое изменилось сильно к лучшему, так как деньги есть, все здоровы и я сел работать. Самочувствие, как при «выздоровлении», хочется гулять, узнавать, работать с песней. Мои критики на читке возбудили меня такой задачей: «пьеса и сейчас хороша, но мы требуем, чтоб она была классической, так как сюжет изумительный, а мастерства у Завалишина хватит». Но самое главное, снова подтвердили слушатели правильность Вашей, с Анной Васильевной, точки зрения на третий акт. То есть, чтоб зритель не знал — сданы или не сданы. Это прямо меня поразило. Я ночь продумал и утром нашел выход… Сейчас сижу над обработкой «домашней работницы»: пишу копию со своей Семеновны, так как колоритнее ее я затрудняюсь найти типа по всей Москве…»{147}
Иногда вкрадывались сомнения, так ли написано, не ошибся ли. Писателя охватывали глубокие раздумья. С кем поделиться ими, как не с товарищами по оружию, своим единомышленником?
«Сегодня разыскал за 1929 год свое интервью в журнале «Новый зритель» — и еще раз убедился, что я прав в «Партбилете», установка у меня правильная, с предвидением. А это льстит моему самолюбию…»{148}
Пьеса «Партбилет» написана А. Завалишиным много раньше, чем «Стройфронт». Она поставлена была тем же театром Революции в 1929 году. Это пьеса о старом партийце, у которого выветрился весь революционный пафос и который работает на холостом ходу. Драматург разоблачает в ней ответственного работника, оторвавшегося от масс, не поспевающего за быстрым движением нашей жизни вперед и в конце концов оказавшегося в хвосте событий.
Пьеса «Партбилет» была поставлена театрами многих городов страны и имела шумный успех, хотя первоначально принималась для постановки с большой опаской и, как видно из писем А. Завалишина, неоднократно им переделывалась, прежде чем появилась на сцене.
Сохранившиеся письма А. Завалишина к Д. Н. Орлову помогают глубже вникнуть в творческую лабораторию людей, увидеть их рост и дружбу, их душевное богатство.
К 50-летию Советской власти пьеса «Стройфронт» была поставлена Магнитогорским драматическим театром, И спустя 37 лет романтика и пафос гигантской стройки оказались созвучными нашим дням. Драматург языком своих героев заговорил как живой со своими земляками.
Правда, при всех несомненных достоинствах, пьеса А. Завалишина страдала многословием, действия были затянуты. Постановщики сократили отдельные сцены, «озвучили» стихами Б. Ручьева начало и конец пьесы «Стройфронт» и тем самым приблизили события к современному зрителю. И народный подвиг у горы Магнитной как бы слился воедино с сегодняшним трудовым героизмом магнитогорцев.
