Август Стриндберг - Полное собрание сочинений. Том 1. Повести. Театр. Драмы
Текла. Да ты, по-видимому, хочешь сказать, что мои книги написал ты?
Адольф. О, нет, это ты приписываешь мне, только для того, чтобы обличить меня потом во лжи! Если я и говорил в продолжение пяти минут, так только для того, чтобы выяснить тебе все оттенки, все полутоны, все переходы. Ты же вся создана из одного тона!
Текла. Ну, да, это — ясно. Вывод из всего этого, что книги мои написал ты.
Адольф. Этого вывода быть не может. Нельзя целый аккорд разрешить одной нотой, нельзя всю жизненную разносторонность привести к одному знаменателю. Я не. так глуп, чтобы говорить, будто я сочинил твои книги.
Текла. Но ты же думаешь это?
Адольф вне себя. Не думал!
Текла. Но в сумме…
Адольф в бешенстве. Никакой суммы нет, потому что мы ничего не складывали. Когда делят неделимые числа, то в частном получается бесконечная дробь, говоря твоим языком. Я ничего не складывал!
Текла. Нет, но я могу произвести это сложение.
Адольф. Как тебе угодно, но я этого не делал.
Текла. Но ты хотел это сделать!
Адольф в изнеможении, закрыв глаза. Нет, нет и нет! Не говори со мной больше. Со мной сделается припадок. Молчи… Уйди от меня!.. Ты раздираешь своими грубыми клещами мой мозг, ты разрываешь своими когтями нить моих мыслей… впадает в обморок; взгляд блуждающий, большие пальцы подергиваются.
Текла нежно. Что с тобой? Ты болен? Адольф ее отталкивает. Адольф?
Адольф. Качает головой.
Текла. Сознайся, ты был неправ?
Адольф. Да, да, да, да, сознаюсь.
Текла. И ты просишь прощенья?
Адольф. Да, да, да, да, прошу!.. Только не говори со мной.
Текла. Поцелуй мою руку.
Адольф. Целую. Только ни слова больше!
Текла. Ну, а теперь тебе надо пройтись немного, освежиться перед обедом.
Адольф. Да, правда. А потом мы укладываемся и уезжаем!
Текла. Нет!
Адольф встает. Почему? У тебя есть какая-нибудь причина?
Текла. Я обещала сегодня быть на одном вечере.
Адольф. Но ведь это же не серьезно.
Текла. Совершенно серьезно. Я дала слово.
Адольф. Слово? Ты просто согласилась прийти… Можно отказаться.
Текла. Я не поступаю, как ты, мое слово священно.
Адольф. Слово может быть священным, но иногда невозможно исполнить всё, что пообещаешь в разговоре. Кто-нибудь взял с тебя это слово?
Текла. Да!
Адольф. Можно попросить этого человека вернуть тебе слово, раз твой муж болен.
Текла. Но я вовсе этого не желаю. Да в конце концов ты не настолько болен, чтобы не быть в состоянии пойти со мной.
Адольф. Разве ты чувствуешь себя более спокойной, когда я около тебя?
Текла. Я не понимаю, что ты хочешь этим сказать.
Адольф. Твой обычный ответ, когда я говорю тебе то, чего ты не любить.
Текла. Чего же, по-твоему, я не люблю?
Адольф. Ах, ничего. Ради Бога только не начинай опять. Я сейчас приду. Обдумай хорошенько, что ты делаешь! Выходит через дверь в глубине сцены и отправляется направо.
Густав входит спокойно, идет прямо к столу, не глядя на Теклу, и берет журнал.
Текла делает движение, но затем овладевает собою. Это ТЫ?
Густав. Да, я!.. Но виноват…
Текла. Каким образом?
Густав. Самым обыкновенным… Но… я удаляюсь… Мое присутствие, конечно…
Текла. Нет, прошу тебя, останься!.. Как давно!..
Густав. Да, правда, давно!
Текла. Как ты изменился!..
Густав. Ты всё такая же прелестная! Даже моложе! Прости! я не стану омрачать твое счастье моим присутствием! И если б я знал, что встречу тебя, то я бы никогда…
Текла. Нет, останься! Останься, прошу тебя! Если тебе это не очень неприятно…
Густав. О, нет! Отчего же? Я думал, что, оставаясь здесь и говоря с тобой, я, может быть, оскорблю твои чувства…
Текла. О, нет, ты не оскорбишь меня! Я знаю твою деликатность…
Густав. Ты очень любезна… но неизвестно, отнесется ли так же твой муж ко мне?..
Текла. Он только что говорил с большой симпатией о тебе!
Густав. Правда, и в нас всё сглаживается, как имена, которые мы вырезываем на деревьях, даже ненависть и та не может пустить глубоко корни в нашем сердце.
Текла. Он никогда не питал к тебе ненависти. А что до меня, так я иногда даже мечтала увидать вас когда-нибудь вместе, чтоб вы разговаривали при мне, как друзья, жали друг другу руки и разошлись.
Густав. И мое тайное желание было убедиться лично, что женщина, которую я любил больше, чем жизнь, — в хороших руках. О нём я всегда слышал только самое хорошее, я знаю все его произведения. Но мне очень хотелось, прежде чем наступит старость, пожать ему руку, заглянуть ему в глаза и просить его беречь сокровище, которое вручило ему Провидение. Мне хотелось рассеять невольную ненависть, которую он должен был питать ко мне, и найти успокоение своей совести, которое помогло бы мне дожить мои грустные дни!
Текла. То, что ты говоришь, звучало и в моей душе… Ты понял меня! протягивает ему руку. Благодарю тебя!
Густав. Что такое я? Самый обыкновенный, слишком ничтожный человек, чтобы иметь право брать тебя под свою защиту. Моя однообразная жизнь, моя рабская работа, мой узкий круг, разве всё это могло удовлетворить твою свободолюбивую душу? Я это понимаю. Но ты умеешь проникать в тайники человеческого сердца и ты должна понять, как трудно мне было сознаться в этом самому себе.
Текла. Но как благородно зато сознавать свои слабости… На это способны далеко не многие. Вздыхает. У тебя всегда была честная, беспристрастная натура, и я всегда ценила это…
Густав. О, нет, тогда у меня не было этой честности!.. Нет, но горе возвышает нас, страдания обновляют, а я страдал.
Текла. Бедный Густав! Простишь литье мне когда-нибудь?.. Скажи!..
Густав. Мне прощать тебя? За что? Я должен вымаливать у тебя прощенье.
Текла, меняя тон. Мы, кажется, оба готовы расплакаться! Неужели ж мы так состарились?
Густав, тоже меняя тон. Да, я состарился. Но ты, ТЫ всё молодеешь! бессознательно он идет и садится на стул, Текла садится на кушетку.
Текла. Ты находить?
Густав. И как ты умеешь одеться к лицу!
Текла. Этому научил меня ты! Помнишь, как ты подбирал всегда цвета, которые ко мне идут?
Густав. Не помню!
Текла. Ну как же?.. Неужели не помнишь?.. Я отлично помню, как ты сердился на меня, когда я забывала надеть нужное платье.
Густав. Не сердился, я на тебя никогда не сердился!
Текла. Да что ты! А когда ты приучал меня рассуждать, думать?.. Разве ты не помнишь? Я совсем не умела думать!
Густав. Умела, как все люди! Ты обладаешь таким философским мышлением, по крайней мере, в своих произведениях!
Текла. Ей неприятен разговор, и она желает его переменить. Если бы ты знал, Густав, как мне приятно было встретиться с тобой, да еще при таких мирных обстоятельствах.
Густав. Я никогда, кажется, не отличался воинственностью… Ты же знаешь сама, — я всегда жил мирно.
Текла. Слишком мирно.
Густав. Да! Но видишь ли, я был всегда убежден, что и ты любишь такую жизнь! По крайней мере, до свадьбы ты сама дала мне это понять.
Текла. Да… до свадьбы… Но разве я понимала что-нибудь? У меня был образ мыслей, внушенный мне матерью.
Густав. А теперь ты, наверно, предприняла экскурсию. Артистическая жизнь такая блестящая, да и муж у тебя, кажется, не из сонных.
Текла. Хорошим-то тоже можно пресытиться!
Густав грубо меняет тон. Послушай! На тебе всё еще мои серьги?
Текла смущенно. Да… отчего же мне их не носить? Мы никогда, кажется, не были врагами. И, кроме того, мне даже было приятно носить их, как память, как знак нашей прочной дружбы. Знаешь, таких вещей теперь уж больше не делают?.. Вынимает одну серьгу.
Густав. Всё это очень мило… но твой муж… как он относится к этому?
Текла. Я не справлялась с его мнением!
Густав. Не справлялась? Но это, мне кажется, оскорбительно для него и достаточно, чтобы сделать его смешным.
Текла быстро, как бы про себя. Если только он уже раньше не был смешным!
Густав следит за тем, как она старается застегнуть сережку. Дай, я помогу… Можно?
Текла. Будь так добр!
Густав щиплет ее за мочку уха. Маленькое розовое ушко!.. А что бы было… ну, если б твой муж нас увидел?..
Текла. Были бы слезы…
Густав. Он ревнив?
Текла. Ревнив ли он? Я думаю, спрашивать нечего!
Шум в стороне правой двери.
Густав. Кто там живет?
Текла. Не знаю. Расскажи лучше, как ты живешь, что делаешь?
Густав. расскажи лучше что-нибудь про себя!.. Текла в смущении машинально сбрасывает тряпку с восковой фигуры. Что это? Да это ты!
Текла. Не думаю!..
Густав. Такое сходство!
Текла цинично. Ты находишь?
Густав. Это мне напоминает анекдот о солдатах в бане и о знаменитом вопросе. «Как король мог узнать, что это солдаты?» Они были, конечно, голые.
Текла, разражаясь смехом. Нет, ты просто невозможен! Ты знаешь еще какие-нибудь смешные анекдоты?
