Валентин Ерашов - На склоне лет…
Свободный от мирских забот, отбросивший семейную суету, он многие часы подряд сидит в кабинете, почти ничего не читая: время дорого, он пишет… Он пишет — и думает, думает, думает.
Вскоре читатель ознакомится опять с новым Жюль Верном — писателем-мыслителем.
Среди поздних трудов его — роман, по сути, философский, «Кораблекрушение «Джонатана». Он издан после смерти автора и через год после «Дунайского лоцмана»— в 1909 году.
В 1719 году в Англии случилось событие, не сразу оцененное современниками: известный более как политический деятель, коммерсант и журналист Даниель Дефо (ок. 1660-1751) выпустил роман с данным, в духе того времени, заглавием, от которого впоследствии осталось всего два слова: «Робинзон Крузо». Усекновению подвергся не только заголовок: как бы сама по себе отпала и первая часть повествования, где речь идет о пребывании героя на родине — по общему признанию банальная и скучная. Зато вторая половина произведения — независимо от воли автора — сделалась и в таком виде остается до сих пор одной из любимейших книжек для детей вот уже почти два столетия. Завидная судьба!
Философскую основу книги составляет нравственное совершенствование человека в одиночестве, в общении с природой, вдали от общества и цивилизации, когда происходит возрождение и пробуждение личности.
Случилось так, что роман оказался на редкость современным: он предвосхищает буржуазное общество, которое начало развиваться с XVI столетия, а в XVIII сделало гигантские шаги на пути к своей зрелости. В обществе свободной конкуренции отдельная личность выступает освобожденной от прежних естественных связей. Но, конечно, не только и не столько социальное содержание «Робинзона», а и увлекательность его сюжета, романтика приключений, привлекательность героя вызвали беспримерный успех сочинения Дефо, успех, породивший длинный ряд переводов, переделок и подражаний. Родился даже новый термин «робинзонада». Появились робинзонады, касавшиеся людей самых разнообразных профессий, вплоть до книгопродавца и медика. Только в одной Германии за сорок лет после издания книги опубликовано столько же произведений на эту тему; известны такие экзотические персонажи, как девушка-робинзон и робинзон-невидимка…
В свое время знаменитым романом увлекся и юноша Жюль Верн; современники сообщают, что будущий писатель знал текст Дефо наизусть. И среди проб пера молодого француза — слабый, неоконченный набросок «Дядя робинзон». Затем, в разные годы, «персональная робинзонада» Ж. Верна пополнилась опубликованными вещами: «Школа робинзонов», «Вторая родина», «Два года каникул»… И конечно, «Таинственным островом» — одним из самых, если не самым лучшим его детищем, обнародованным в 1875 году. Однако, видимо, прославленному фантасту этого показалось мало, тема осталась не исчерпана. На склоне лет он вновь обращается к ней, теперь в ином, скорее философском, нежели приключенческом плане.
На своем долгом веку (ему было отмерено 77 с небольшим лет земного существования) Жюль Верн пережил три революции: Французскую 1848 года, Парижскую Коммуну 1871 года, русскую 1905 года. Активная политическая деятельность никогда не привлекала его, но по своим убеждениям он был республиканцем, испытавшим на себе влияние своих соотечественников Этьенна Кабе (1788— 1856), Клода Сен-Симона (1760-1825) и Шарля Фурье (1772-1837) — теоретиков и проповедников утопического социализма, учения об идеальном строе, основанном на общности имущества, обязательном труде, справедливом распределении.
Своеобразная робинзонада и попытка воплощения в жизнь идей утопического социализма достаточно причудливо сплелись в одном из поздних романов Жюля Верна «Кораблекрушение «Джонатана».
Несомненно влияние на идейную направленность и содержание романа оказала изданная в 1840 году книга «Путешествие в Икарию» Э. Кабе и его попытка основать в Соединенных Штатах Америки (1847 г.) колонии добровольцев для практического воплощения теоретических взглядов выдающегося утописта — попытка, через четыре года закончившаяся полным крахом. Многое из происшедшего в колонии мы видим, читая роман Ж. Верна.
Апрельским днем 1880 года (даже выдуманные события автор датирует с большой точностью), на траверзе мыса Горн, что на оконечности Южной Америки, при сильном шторме терпит крушение приписанное в порту Сан-Франциско торговое судно «Джонатан», несущее на борту около тысячи американских переселенцев в Африку и большое количество разнообразного груза, обеспечивающего переселенцам на первое время вполне сносное существование.
Среди сухопутной, случайно собранной вместе публики возникает паника и, как знать, не погибли бы они все, утонув или умерев с голода на безлюдной, кажется, земле, если бы на помощь не пришел явившийся неведомо откуда человек европейского облика. «В коротко остриженных волосах и густой бороде незнакомца пробивалась седина. Высокий, крепкий, загорелый, лет сорока — пятидесяти, он казался наделенным недюжинной силой и несокрушимым здоровьем. Мужественные и благородные черты одухотворенного лица, высокий, изборожденный морщинами лоб мыслителя, осанка, движения — все было исполнено достоинства».
Эту внешнюю — в излюбленных для описания положительных персонажей выражениях — характеристику писатель дополняет обстоятельным изложением взглядов того, кого малочисленное местное население прозвало Кау-джер, что на их языке означает — друг, покровитель, спаситель.
Кау-джер причислял себя к анархистам (им, к слову, сочувствовал и сам автор романа). Не теша себя иллюзиями, Жюль Верн говорит о части этих «поборников свободы» как о разношерстной толпе, в которой встречается немало уголовных преступников и одержимых фанатиков; обуреваемые завистью и злобой, они всегда готовы пойти на любое насилие и даже на убийство. Вторые же мечтают об утопическом обществе, где навсегда будет уничтожено зло путем отмены законов, созданных якобы для искоренения того же зла…
Да,— продолжает романист,— Кау-джер был анархистом, но примыкал к группе мечтателей, а не к приверженцам кинжала и бомбы… Опьяненный своей мечтой, Кау-джер не смог примириться с железными законами цивилизованного общества, помыкающими человеком на всем его жизненном пути, от колыбели до могилы. Он чувствовал, что задыхается в дремучих дебрях бесчисленных законов, в угоду которым граждане любого государства приносят в жертву свою независимость, получая минимум жизненных благ и относительную безопасность существования. А поскольку наш романтик вовсе не собирался насильно навязывать людям свои принципы и вкусы, ему оставалось только одно: отправиться на поиски страны, где не знают рабства…
Человек состоятельный, он отыскал такой уголок на небольшом острове архипелага Огненная Земля, и вот уже десять лет жил там, общаясь только с аборигенами; даже покупки на факториях, основанных европейцами, он делал через огнеземельцев. «Ни Бога, ни властелина!» — под этим девизом анархистов всего мира он жил на острове уже десять лет, чувствуя себя абсолютно свободным и даже не задумываясь о том, что, кроме отвлеченных идеалов свободы, равенства, братства, он может противопоставить мировому злу.
(Именно эта прекраснодушная мечтательность отличает Кау-джера от другого любимого героя Жюля Верна — капитана Немо, тоже отшельника, тоже состоятельного человека, но с активной жизненной позицией борца за справедливость, за счастье всех угнетенных.)
Нет смысла пересказывать содержание только что прочитанного романа. Нелишне только подчеркнуть, как под воздействием обстоятельств Кау-джер шаг за шагом отступает, увы, назад от своих принципов.
Кратковременная высадка будущих колонистов оборачивается для них долгими годами жизни на южноамериканском острове. И чуть ли не с первых дней подавляющее большинство переселенцев обнаруживает отнюдь не лучшие свои качества; да и трудно предположить, чтобы случилось иначе: в руки вербовщикам угодили не только честные труженики, но и подонки общества, демагоги, проходимцы, неудачники…
Еще недавно Кау-джер патетически восклицал: «Будь проклят тот, кого влечет к власти! Всякий, кто стремится к господству над другими, должен быть стерт с лица земли!»
Но вот на острове начинаются кражи с общественных складов, возникают пьянки, ссоры, дебоши, расслоение на обособленные — далеко не всегда с чистыми намерениями — группы.
И теперь мечтатель-анархист рассуждает: «Кто назначит охрану? Кто осмелится приказывать и запрещать? Кто присвоит себе право ограничивать свободу себе подобным и навязывать им свою волю? Ведь это значит поступить как тиран, а на острове Осте все были равны?»
В отличие от предыдущего монолога этот вызывает усмешку, право…
Постенав вот таким манером, Кау-джер — кто его уполномочил? — принимает волевое решение: установить охрану при складах. Первая ступень пройдена…
