Александр Шмаков - В литературной разведке
После Февральской революции 1917 года Накоряков возвратился в Россию. Не сразу удалось ему разобраться в сложной политической обстановке в стране. Накоряков временно оказался даже вне большевистской партии.
После Октября по личной рекомендации Ильича, Накорякова направляют на ответственную работу — членом правления Госиздата. Проходит три года, решением ЦК РКП(б) Николая Никандровича принимают в партию, назначают зам. заведующего Госиздата, затем директором «Международной книги», издательства «Советская энциклопедия», Гослитиздата.
Николай Никандрович умело вел издательское дело. И неудивительно — книги были его постоянными друзьями, верными спутниками в жизни.
Через руки Николая Никандровича — издателя и редактора — прошли тысячи книг, из них 600—700 — лично редактировал и правил… Он и в последние годы жизни писал рецензии на отдельные издания, вступительные статьи, заботился о воскрешении забытых страниц истории революционного подполья, помогал авторам в розысках материала.
Он пристально следил за изданием книг на Урале. Вот некоторые его отзывы на прочитанные книги:
«Книга по истории Челябинской партийной организации тоже интересная и богатая по содержанию, причем хорошо издана. Она отлична по содержанию от других известных мне сборников. В ней общественное движение освещено широко и с политической стороны и с хозяйственной»{88}.
«Брошюра о С. Цвиллинге очень хорошо написана. Передайте привет ее автору Б. Мещерякову»{89}.
Какой глубокой заинтересованностью революционной историей Урала проникнуты эти строки накоряковских писем, дышат заботой об объективном освещении событий, соблюдении исторической правды!
Человек исключительной душевной простоты и доступности, Накоряков умел подмечать в других эти же черты и высоко ценил за это людей, встречавшихся на его жизненном пути. О тех, чьи судьбы скрещивались с его судьбой, он всегда отзывался искренне и правдиво.
О каждом из боевых товарищей у Николая Никандровича было приветливое слово, согретое теплом его сердца. И мне думается, это шло от доброты, врожденного такта, высокой интеллигентности и культуры. Знания этого человека всегда притягивали к нему людей.
Его небольшая, скромно обставленная квартира в тихом московском Мансуровском переулке была известна многим журналистам, писателям, редакторам, историкам Ленинграда, Иркутска, Тюмени, Челябинска, Свердловска, Перми, Уфы. В последние годы полученные от него письма с обстоятельными ответами на вопросы многочисленных адресатов, были уже написаны рукой дочери с его слов, а под последней строкой лишь стояла его личная подпись с разбегающимися буквами…
Как рассказчик, Николай Никандрович был неутомим. Он вспоминал то одного, то другого сверстника своей боевой молодости. Это были уральские революционеры-подпольщики или забытые теперь литераторы. Так всплыло в его памяти имя уральца Сергея Карцевского — литератора необычной судьбы, бывшего учителя из поселка Конды. Туда ему помог устроиться Николай Никандрович. Важно было иметь своего человека для работы среди хантов и манси.
И Сергей Карцевский поехал на берега Конды, написал повесть «Ямкарка», заинтересовавшую М. Горького. Более того, Алексей Максимович отредактировал повесть «Ямкарка», и произведение — одно из первых из жизни народностей Севера — было напечатано в 31-м выпуске сборника «Знание».
Н. Н. Накоряков известен как профессиональный революционер и издательский работник, но мало, кто знает его, как литератора. Однажды я попросил Николая Никандровича рассказать об этом. Сначала он махнул рукой, а потом кратко и скупо поведал о себе, как писателе, показав книги.
Это были небольшие книги, изданные в 30-е годы «Молодой гвардией» и Госиздатом, предназначенные для детского и юношеского читателя, — повесть «Петька-адмирал» и рассказ «Сенькин Первомай», несколько раз переиздававшиеся. Сейчас книги эти стали библиографической редкостью. А между тем в свое время рассказ «Сенькин Первомай» был переведен на удмуртский, коми-пермяцкий и другие языки. Книги Н. Накорякова сыграли свою роль в развитии детской советской литературы. И именно за эти книги, по настоянию М. Горького, Николай Никандрович был принят в Союз писателей.
Перу Н. Накорякова принадлежат интересные воспоминания о В. И. Ленине, первоначально напечатанные в ханты-мансийской газете; очерки о М. Горьком, Д. Бедном, уральской революционерке Л. И. Бойковой, И. Д. Сытине — «Очарованный книгоиздатель»; сборники: «О. Ю. Шмидт как издатель и просветитель», «У истоков книжной торговли», «Случай в ГИЗе», очерк «Три дня Казанской республики», множество статей, опубликованных в энциклопедиях и любопытный очерк «Страна энциклопедий», напечатанный в горьковском журнале «Наши достижения», очерк «Писатель-коммунист» — о старейшем советском поэте А. Богданове.
Н. Накоряков писал только о том, что хорошо знал, с чем лично соприкасался. Он был предельно честен, научно добросовестен, зная, что факты, сообщаемые им в очерках, статьях и в частных письмах, должны помочь добраться до истины литератору или исследователю.
Жизнь Николая Никандровича богата волнующими и значительными страницами революционной деятельности, воплощена в книгах, связана с М. Горьким и другими писателями, создававшими советскую литературу.
Николай Никандрович не только их современник, но и соратник по общему труду. Он сам созидатель и творец, чьи литературные заслуги поставили его имя в один ряд с ними, ибо издатель и писатель — неотделимы, это ветви одного могучего древа, составляющего культуру нашего народа.
КАЗАКЕВИЧ ЕДЕТ НА УРАЛ
Приезды Эммануила Казакевича в Челябинск и Магнитогорск были запоминающимся событием для литераторов Южного Урала.
Эммануил Генрихович по приезде в эти города сразу же встречался литературным активом, рассказывал о своих планах, надеясь на нашу дружескую помощь и поддержку, и не ошибся. Было сделано все, чтобы Казакевич плодотворно поработал на Урале и написал добротную книгу о его людях.
В Челябинске Э. Казакевич выступал перед радиослушателями, встречался с тракторостроителями и читателями библиотек, в Магнитогорске вел продолжительные и задушевные беседы с доменщиками и сталеварами, коксохимиками и прокатчиками. Разговор шел о жизни и труде, о литературе и культурных запросах металлургов.
В результате этих бесед и встреч с магнитогорцами у писателя появился очерк «Столица металлургии», поднимающий животрепещущие вопросы, связанные с перспективным развитием культурного строительства Магнитогорска.
Этот очерк показал, как глубоко вник писатель в историю города и строительство металлургического комбината, какими наблюдательными и зоркими глазами хозяина взглянул он на окружающую обстановку и жизнь рабочих людей.
Приезжая в Магнитогорск, он по-хозяйски обосновывался в гостиничном номере. На столе его были томики Ленина, множество книг по истории рабочего движения на Урале, о строительстве Магнитки.
Я дважды встречался с писателем в этом городе. Мы задушевно беседовали с ним вечерними часами о его новом произведении — романе «Новая земля».
— Это будет книга, — говорил тихим голосом Эммануил Генрихович, — не только о строителях Магнитки, но и о рабочем классе России, его духовном росте, его облике хозяина, создающего на земле все ценности и радости нашей жизни. Это будет произведение о нашей партии, которая, как заботливая мать, воспитала и подняла рабочего. Словом, размах гигантский, а воплощение пока в наметках и небольшой стопке исписанной бумаги…
Эммануил Генрихович внезапно оборвал фразу и обратился ко мне.
— А каковы ваши планы?
Я рассказывал о работе над романом «Гарнизон в тайте» — о жизни бойцов и командиров Особой Дальневосточной Краснознаменной армии…
— Интереснейший край, а люди, люди какие! — говорил он. — Люблю я Дальний Восток, с ним у меня связаны самые лучшие воспоминания…
Тогда я узнал, как журналист и поэт, Казакевич начал свой путь на дальневосточной земле. Он уехал туда в числе комсомольцев-энтузиастов первой пятилетки, попробовал свои силы на посту председателя колхоза и начальника строительства, директора театра в молодом Биробиджане, прежде чем стать газетчиком и литератором. Здесь у него вышли первые книги стихов и пьесы{90}.
Казакевич очень тепло рассказал о встречах с командармом ОКДВА Блюхером, с литераторами края, бок о бок с которыми начиналась и его писательская судьба. А потом с большой заинтересованностью продолжал разговор о людях Магнитки, Урала, который пришелся ему по душе богатой историей и еще более красочной перспективой.
…Вскоре Казакевич покинул гостиницу и перешел жить в дом гостеприимного Георгия Ивановича Герасимова — ветерана Магнитки{91}.
