Виктор Гюго - Том 14. Критические статьи, очерки, письма
Драме, являющейся, по его мнению, выражением нового времени, Гюго приписывает универсальный характер; вся поэзия нового времени драматична, независимо от ее жанровых особенностей. Таким образом, драма не совпадает с драматическим жанром; с точки зрения Гюго, античная трагедия носит эпический, а не драматический характер; вместе с тем он причисляет к драмам такие произведения, как «Божественная комедия» Данте, поэма Мильтона, романы Вальтера Скотта. Для Гюго, как и для других современных ему писателей, драма — это понятие, относящееся к творческому методу, это прием изображения действительности в литературе и искусстве, позволяющий сочетать эпическую и лирическую поэзию.
В «Предисловии к «Кромвелю» Гюго ищет и находит главную тему всей современной литературы — изображение социальных конфликтов общества, изображение напряженной борьбы различных общественных сил, вставших друг против друга. Но Гюго не смог подойти к социальным противоречиям своего времени подлинно объективно и строго исторично. Всем существом своим стремясь говорить о современности и служить лучшим, наиболее гуманным принципам ее, Гюго к объяснению «физиологии» общества привлек психологию, моральный фактор истории. Поэтому-то злободневная тема драмы как ведущего в его эстетике жанра получила неоправданное историческое «обоснование» в виде христианства, которое, как утверждал Гюго, являлось возвышенной попыткой направить общество на стезю справедливости и добра.
Подлинно живым источником драмы, по мнению Гюго, явилось христианство с его учением о теле и душе, о плотском и бесплотном, о низменном и возвышенном, о бренном и бессмертном. В извечной борьбе враждующих сил раскрывается самая суть драматической поэзии, отражающей жизнь природы и человека.
Гюго отводит непомерно большую роль христианству, утверждая, что именно оно привело поэзию к правде и породило романтическую литературу.
Самым главным для романтической поэтики Гюго принципом является принцип изображения жизни в ее контрастах, который он пытался обосновать еще в 1823 году в статье о романе В. Скотта «Квентин Дорвард»: «А разве жизнь не представляет собой странную драму, где смешаны добро и зло, красота и уродство, высокое и низменное, и разве смешение это не есть всеобщий закон, власть которого кончается лишь за пределами физического мира?»
Принцип контрастных противопоставлений в поэтике Гюго был основан на метафизическом его представлении о том, будто бы в жизни современного общества определяющим фактором развития является борьба противоположных моральных начал — добра и зла, существующих извечно.
Значительное место в «Предисловии к «Кромвелю» отводится определению эстетического понятия гротеска; Гюго считает его отличительным элементом христианской средневековой поэзии и поэзии современной, романтической. Он определяет гротеск как «красоту, оттененную уродством». Гротеск, как противоположность возвышенному, как средство контраста, является, по его мнению, богатейшим источником, который природа открывает искусству. В рассуждениях Гюго о гротеске наличествует явное противоречие. С одной стороны, он утверждает, что появление гротеска положило непроходимую грань между классическим и романтическим искусством, с другой — он видит гротеск и в образе Терсита в «Илиаде», и в сцене Менелая и привратницы дворца в трагедии Еврипида «Елена», и в таких персонажах древних мифов, как Полифем («это ужасающий гротеск») и Силен («это гротеск смешной»). Отсюда очевидно, что Гюго находил эстетическое понятие гротеска не только в литературе «христианской» — романтической, но и в литературе античной. Гюго утверждает, что без введения в литературу явлений возвышенных и низменных, уродливых и прекрасных невозможно отразить полноту и истину жизни.
Несмотря на метафизическое понимание категории «гротеск», обоснование гротеска у Гюго, несомненно, являлось шагом вперед на пути приближения искусства к жизненной правде.
Вершиной поэзии нового времени Гюго считал творчество Шекспира, ибо именно в его творчестве осуществилось гармоническое сочетание элементов трагедии и комедии, ужаса и смеха, возвышенного и гротескного; сплав этих элементов и составляет, по мнению Гюго, ту драму, которая «является созданием, типичным для третьей эпохи поэзии, для современной литературы».
Отстаивая поэтику контрастов, Гюго обосновывает ее, обращаясь к исполненной внутренних противоречий жизни человеческого общества, раскрывающейся в классовой борьбе, законы которой остались непонятыми автором «Предисловия». На основе поэтики контрастов и будут, как известно, построены впоследствии драматические произведения самого писателя, причем моральные категории получат у него извечную, не изменяющуюся ценность.
Гюго провозглашает свободную, ничем не ограниченную фантазию в поэтическом творчестве. Он предлагает опираться на легенду, иногда пренебрегая исторической правдой, ибо, по его словам, «не следует искать чистой истории в драме, даже если она я историческая». «Драма, — полагает он, — излагает легенды, а не факты. Это хроника, а не хронология». Этими взглядами на историческую правду объясняются, несомненно, те анахронизмы, которые он сознательно допускал в своих исторических драмах, обращенных к современности в гораздо большей степени, чем к прошлому.
В «Предисловии к «Кромвелю» обнаружилось стремление Гюго к правдивому и многостороннему отображению жизни, которое ему далеко не всегда удавалось осуществить в художественном творчестве; однако самый принцип правдивого отражения жизни настойчиво подчеркивается в его теоретической декларации. Он объявляет правдивость основным принципом романтической поэзии. Драма, утверждает он, должна быть зеркалом, но не обычным, дающим плоскостное изображение, а концентрирующим, которое «не ослабляет цветных лучей, но, напротив, собирает и конденсирует их, превращая мерцание в свет, а свет — в пламя». За этим метафорическим определением скрывается желание писателя не просто копировать жизнь, а активно отбирать наиболее характерные и яркие ее явления. Бесспорно, что принцип романтической типизации, сводящийся к стремлению отбирать наиболее броские, яркие, неповторимые в их своеобразии черты, образы, явления, все исключительное, открывал романтикам возможность отражать характерные особенности эпохи, и это выгодно отличало эстетику Гюго от догматической поэтики классицизма.
Несомненные черты реалистического постижения действительности содержатся и в рассуждении о «местном колорите»; под этим термином Гюго понимает воспроизведение подлинной обстановки действия, исторических и бытовых особенностей эпохи, избранной автором. Он осуждает распространившуюся «моду» наскоро накладывать мазки «местного колорита» на готовое произведение. Драма, по его мнению, должна быть пропитана колоритом эпохи «изнутри», он должен проступать на поверхность, «как сок, который поднимается от корня дерева в самый последний его листок». Достигнуть этого, говорит Гюго, можно только путем тщательного и упорного изучения изображаемой эпохи; он подразумевает при этом изучение внешних сторон жизни — национальных нравов, обычаев, быта, природы, облика действующих лиц; будучи идеалистом в вопросах истории, автор «Кромвеля» не доходит до мысли о необходимости изучать социально-политическую жизнь общества.
Гюго советует поэтам новой, романтической школы изображать внешнюю жизнь и внутренний мир человека в неразрывной связи, требует сочетания в одной картине «драмы жизни с драмой сознания».
Он обрушивается с резкой критикой на поэтов «описательной школы». Представители этого литературного течения, с аббатом Делилем во главе, наводнили французскую поэзию произведениями, в которых подлинное изображение жизни заменялось простым перечислением предметов или сухим описанием пейзажа. Особенное негодование Гюго вызывает язык поэтов — эпигонов классицизма, с его вычурными описаниями, перифразами, жеманными оборотами речи. Он критикует их также за языковый пуризм. Поэт, заявляет Гюго, должен уметь довести до читателя все: «французский, латинский язык, тексты законов, королевскую брань, народные словечки, комедию, трагедию, смех, слезы, прозу, поэзию».
Протестуя против жеманства и вычурности стиля эпигонов классицизма, Гюго ратует за простоту, выразительность, искренность поэтической речи, за обогащение ее лексики путем включения народных речений и неологизмов, ибо «язык не останавливается в своем развитии. Человеческий ум всегда движется вперед, или, если хотите, изменяется, и вместе с ним изменяется и язык». Развивая положение о языке как о средстве выражения мысли, Гюго замечает, что если каждая эпоха привносит в язык новые понятия, то «каждая эпоха должна иметь и слова, выражающие эти понятия».
