Владимир Набоков - Комментарий к роману "Евгений Онегин"
(Зима… Крестьянин проявляет радость, / Катя в санях по замерзшей дороге; / Его верный конь из-за снега / Идет рысью, однако осторожно.)
Дейч (1936):
Here's winter!.. The triumphant peasant
Upon his sledge tries out the road;
His mare scents snow upon the pleasant
Keen air, and trots without a goad.
(Вот и зима!.. Крестьянин-триумфатор / В своих санях пробует дорогу; / Его кобыла обоняет снег сквозь чудный / Резкий воздух и бежит рысью без погонялки.)
Эльтон (1937):
Winter! the peasant's heart now dances;
Again he journeys in his sleigh.
The old mare sniffs the snow, advances
With shambling trot, as best she may.
(Зима! Крестьянское сердце пляшет; / Вновь он путешествует в санях. / Кобыла старая, нюхая снег, идет вперед / Неуклюжей рысью, насколько это в ее силах.)
Радин (1937):
Winter! The peasant in its honor
Marks out the roadway with his sleigh;
His poor horse plowing through the furrows
Goes jogging, stumbling, on its way.
(Зима! Крестьянин в честь ее / Санями отмечает путь; / Его бедная лошадь, пропахивая борозды, / Трусит своей дорогой, спотыкаясь.)
Забытые сани, крестьянин-триумфатор, проявляющий радость на замерзшей дороге, чудный резкий воздух, невообразимая погонялка, пляшущее сердце крестьянина, старая кобыла, честь зимы, пропахивание борозд, бедная спотыкающаяся лошадь — все это груда чудовищной бессмыслицы, конечно ничего общего с ЕО не имеющей.
10 В салазки жучку посадив — Жучка (слово выделено в тексте ЕО курсивом) — любая собачонка темной масти, а в широком смысле — мелкая дворняжка.
Варианты
1 Отвергнутое чтение (2370, л. 70):
Зима!.. Мужик наш не горюя…
12—14 Черновик (2370, л. 70 об.):
Ямщик веселый стоя правит,
И колокольчик удалой
Гремит под новою дугой.
III
Но, может быть, такого рода
Картины вас не привлекут:
Всё это низкая природа;
4 Изящного не много тут.
Согретый вдохновенья богом,
Другой поэт роскошным слогом
Живописал нам первый снег
8 И все оттенки зимних нег;27
Он вас пленит, я в том уверен,
Рисуя в пламенных стихах
Прогулки тайные в санях;
12 Но я бороться не намерен
Ни с ним покамест, ни с тобой,
Певец финляндки молодой!28
3 …низкая природа… — Здесь Бродский со свойственным ему идиотизмом комментирует: «Дворянское общество было оскорблено реалистическими описаниями природы»{116}. На самом деле Пушкин, конечно, имел в виду обычного, настроенного на французский лад читателя, изящный вкус (le bon goût) которого мог быть оскорблен.
6—7 Другой поэт… первый снег… — Рукописное примечание (ПБ 172), подготовленное к изданию 1833 г., гласит: «Первый снег Вяземского красивый выходец и проч. Конец [стихотворения]. Барат<ынский> в Финл<яндии>».
В отрывке из «Первого снега» Вяземского (1819; см. мой коммент. к гл. 1, эпиграф) говорится:
Красивый выходец кипящих табунов,
Ревнуя на бегу с крылатоногой ланью,
Топоча хрупкий снег, нас по полю помчит.
Украшен твой наряд лесов сибирских данью…
…………………………………………………………………
Румяных щек твоих свежей алеют розы,
И лилия свежей белеет на челе.
Это типический образец пышного и витиеватого стиля Вяземского, с его бесчисленными определениями и определениями к этим определениям. Стихотворение кончается так (стихи 104–105):
О первенец зимы, блестящей и угрюмой!
Снег первый, наших нив о девственная ткань!
Пушкин без труда заткнул за пояс и оставил далеко позади и Вяземского, и Баратынского (см. следующий коммент.) в своих стихах «Зима» (1829) и «Зимнее утро» (1829), гармоничных и немногословных, где краски изумительно чисты, а речь проста и свободна.
13—14 Отсылка к «Эде» Баратынского, опубликованной в «Мнемозине» в начале 1825 г., а также в «Полярной звезде» за тот же год. Этот отрывок слегка отличается от текста 1826 г. (стихи 623–631):
Сковал потоки зимний хлад,
И над стремнинами своими
С гранитных гор уже висят
Они горами ледяными.
Из-под сугробов снеговых
Скалы чернеют, снег буграми
Лежит на соснах вековых.
Кругом все пусто. Зашумели,
Завыли зимние метели.
Видимо, наш поэт изменил своим первоначальным намерениям и решил все же посостязаться с Баратынским — благо трудностей здесь не предвиделось. В Татьянином сне Пушкин расковал эти потоки (гл. 5, XI) и украсил сосны (гл. 5, XIII). Баратынский же в издании «Эды» 1826 г. заменил сосны мглою, «волнистой и седой».
IV
Татьяна (русская душою,
Сама не зная почему)
С ее холодною красою
4 Любила русскую зиму,
На солнце иней в день морозный,
И сани, и зарею поздной
Сиянье розовых снегов,
8 И мглу крещенских вечеров.
По старине торжествовали
В их доме эти вечера:
Служанки со всего двора
12 Про барышень своих гадали
И им сулили каждый год
Мужьев военных и поход.
3 <…>
6—7 …зарею поздной / Сиянье розовых снегов. — Ср. у Томаса Мура, «Любовь ангелов» (Thomas Moore, «Loves of the Angels», 1823) стихи 98–99, «История первого ангела»: «…snow / When rosy with a sunset glow» («…снег, / Когда он розовеет в отблесках заката»).
«Поэзия господина Мура, — писали в „Эдинбургском обозрении“ („The Edinburgh Review“) в феврале 1823 г., — это роза без шипов — ее касание как бархат, оттенок ее пунцов… Поэзия же Байрона — колючая куманика, а порою смертоносный анчар» (см. коммент. к гл. 1, XXXIII, 3–4).
Розовые снега — амальгама роз и Морозову «ожидаемой рифмы», подкинутой читателю в гл. 4, XLII.
14 Мужьев… — Сей винительный падеж — вульгаризм, который в устах служанок уместнее правильного мужей (появившегося в издании 1828 г., но затем в том же году исправленного на мужъев в списке опечаток, прилагавшемся к шестой главе. Заметьте, что предсказание сбылось: Ольга вышла замуж за улана, а Татьяна — за важного генерала.
V
Татьяна верила преданьям
Простонародной старины,
И снам, и карточным гаданьям,
4 И предсказаниям луны.
Ее тревожили приметы;
Таинственно ей все предметы
Провозглашали что-нибудь,
8 Предчувствия теснили грудь.
Жеманный кот, на печке сидя,
Мурлыча, лапкой рыльце мыл:
То несомненный знак ей был,
12 Что едут гости. Вдруг увидя
Младой двурогий лик луны
На небе с левой стороны,
9—12 Та же примета имела хождение в Уэльсе, согласно следующему наблюдению (Р. П. Хэмптон Робертc, «Заметки и вопросы» / R. P. Hampton Roberts, «Notes and Queries», 5th ser., VII, 1877, 17 Feb.):
«Будучи в Англии, я слышал, что такое поведение кошки [умывание] предвещает не дождь [как обычно считают в Англии], а нежданного гостя. Если умывается только мордочка, то время его прихода неизвестно; если же кошка захватывает лапкой и ухо, жди его в тот же день».
9 Жеманный кот… — В издании 1828 г. — жеманный ль кот <…>
***
На полях черновиков (2370, 80 об. и 81 об.) Пушкин, работая над строфами V–VI и IX–X, спустя недели три после провалившегося мятежа декабристов в Петербурге (14 декабря 1825 г.) набросал профили нескольких заговорщиков, которых знал лично. Среди разных мирабо- и вольтерообразных профилей можно различить декабристов П. Пестеля и К. Рылеева, что свидетельствует о необычайной цепкости зрительной памяти Пушкина, поскольку Пестеля он не видел более четырех лет (с весны 1821 г. в Кишиневе), а Рылеева — пять с половиной (с весны 1820 г. в Петербурге). <…>
VI
Она дрожала и бледнела.
Когда ж падучая звезда
По небу темному летела
4 И рассыпалася, – тогда
В смятенье Таня торопилась,
Пока звезда еще катилась,
Желанье сердца ей шепнуть.
8 Когда случалось где-нибудь
Ей встретить черного монаха
Иль быстрый заяц меж полей
Перебегал дорогу ей,
12 Не зная, что начать со страха,
Предчувствий горестных полна,
Ждала несчастья уж она.
2—7 «Я всегда знал, что Падучая Звезда может нарушить Ночной Покой… Нету на свете такой мелочи, которая не могла бы показаться ужасающей Воображению, полному Предзнаменований и Предубеждений» (Аддисон, «Зритель» / Addison, «The Spectator», 1711, № 7, 8 March), где автор острит относительно суеверных дамочек.
