Анатолий Ведерников - Религиозные судьбы великих людей русской национальной культуры
• Согласно Православию, архипастырь учил, что мистические созерцания суть принадлежность высших степеней духовного совершенства, что к ним ведет длинный и трудный путь постепенного, методически проходимого духовно-нравственного подвига, – мистики же, как бы проглядывая посредствующие ступени, сразу обращались к высшим ступеням мистического созерцания, к умной или созерцательной молитве, на ней сосредоточивали все свое внимание, но, как неподготовленные, теряли под ногами почву и впадали в туманную мечтательность.
Из примера митрополита Филарета мы видим, что возможна православная мистика. Последняя есть православное, согласное с Церковью, учение о теснейшем единении человека с Богом и о средствах или путях, ведущих к этому единению. Основной акт этого единения можно назвать «мистическим восприятием»: если слово «восприятие» точно указывает на самый способ мистического познания, именно, что здесь человеческий дух приходит в непосредственное соотношение с живой абсолютной действительностью, то термин «мистический» дает указание на возвышенную таинственность и непостижимость и самого акта восприятия божественных воздействий, и условий его осуществления, и, главное, его Высочайшего Объекта.
Восприятиям чувственным надо учиться; так же должно учиться и мистическому восприятию; сюда, собственно, и направлено все наше церковное воспитание и самовоспитание, но особенно, так сказать – специально, изучению и жизненному исполнению вопроса о теснейшем единении человеческого духа с Богом отдано монашество, или иночество, откуда и объясняется постоянно констатируемая связь православной мистики с монашеством, более всего с так называемым старчеством. Старчество – иноческое научение словом и примером христианской духовной жизни вообще и в частности трудному подвигу христианской созерцательной молитвы, которая и есть основа христианской мистики.
Каковы условия истинности, «православности» мистики, мы уже видели на примере слов митрополита Филарета; теперь еще раз формулируем их словами Владимира Соловьева. «Отличительные черты правоверия в мистике состоят: в признании нравственных условий для соединения человеческого духа с Богом; в представлении самого соединения как процесса постепенного, причем обыкновенно различаются три главные степени, называемые мистикой “очистительной”, мистикой “озарительной” и мистикой “соединительной” в тесном смысле слова; и наконец, отличительная черта правоверного мистического богословия есть тот принцип, что внутреннее общение с Богом не исключает внешних форм благочестия и что высшее духовное совершенство не отменяет низших заповедей».
В то время – конец XVIII – начало XIX века – когда наносный неправославный мистицизм охватил широкой волной верхние слои русского общества, в низах последнего с особой силой заявила себя струя того народного православно-церковного мистицизма, который присущ Православию и, следовательно, русскому народу, но который под давлением исторических обстоятельств – государственно-общественных событий XVIII века – на время как бы замер. Возрождение православного мистицизма стоит в тесной связи с обновлением русского монашества и старчества. Для русского монашества XVIII столетие было временем крайне неблагоприятным: еще ранее русское монашество, шедшее к упадку вследствие уклонения большинства монахов от правил и установлений монашеской жизни, со времени Петра I встречало препятствие к своему распространению и процветанию как в отношениях правительственной власти, в новых, распространявшихся в русском обществе религиозных понятиях (свободомыслие высшего сословия и сектантство простонародья), так и в новом материально-практическом направлении, возобладавшем в русской народной жизни. Освежению русского монашества и восстановлению на Руси утраченных традиций старчества много посодействовал знаменитый подвижник, молдавский архимандрит Паисий (Величковский), о котором справедливо говорится, что он для новейшего периода русского монашества имел такое же значение, как преподобный Сергий для периода среднего и преподобный Феодосий для времен древнейших.
Старец Паисий, сын полтавского протоиерея, с юности стремившийся к пустынной жизни, первое время подвизался в южнорусских монастырях, в Киево-Печерской лавре, а затем, ища уединения и духовного наставничества, отправился в Валахию и на Афон, где усвоил традиции православной мистики, и стал потом настоятелем монастырей в Молдавии. Он везде вводил старчество, и лучшим средством для воспитания в монахах строгого аскетизма, столь необходимого при насаждении старчества и при усвоении православной мистики, он считал знакомство их с отеческой подвижнической письменностью. С этой целью он перевел с греческого на славянский язык книгу «Добротолюбие», где собраны писания православных отцов аскетов, начиная с Антония Великого и Макария Великого (IV век) и кончая Григорием Паламой (XIV век), содержащие опытно разработанную Святыми Отцами теорию православной мистики. Перевод «Добротолюбия» был принесен в Россию учеником Паисия монахом Афанасием и при содействии Санкт-Петербургского митрополита Гавриила (Петрова) – светлой личности, замечательного ревнителя истинного монашества, – был проверен сведущими людьми и издан в 1793 году, а затем переиздавался несколько раз. Позднее епископ Феофан (Вышинский) перевел «Добротолюбие» в несколько измененном и дополненном составе с греческого на русский. «Добротолюбие» и теперь любимое чтение всех ревнителей духовной жизни и служит неизменным руководством при опытном усвоении учений православной мистики. Граф М. М. Сперанский в письме своем к Ф. И. Цейеру от 1816 года дал о «Добротолюбии» такой отзыв: «Все, что я читал когда-либо о вершинах самого возвышенного созерцания, как по-латыни, так и по-французски, – все это я на днях нашел пространно изложенным и разъясненным в аскетической книге, напечатанной Синодом в 1793 году под названием “О добротолюбии”».
Кроме этого книжного пути, через «Добротолюбие», был еще другой, живой путь, живое посредство, при помощи которого старец Паисий повлиял на возрождение русского монашества, а через него и на обновление традиций православного мистицизма: это ученики отца Паисия, русские родом, но отправившиеся к нему учиться монашеству и трудному подвигу мистического созерцания, иначе внутреннему деланию умной молитвы, которые по возвращении в Россию передавали приобретенное ими у Паисия духовное сокровище и другим ищущим спасения, одни – начальствуя над обителями, а другие – находясь в числе братства. Деятельностью учеников отца Паисия возродилась и знаменитая Козельская Введенская Оптина Пустынь (Калужской епархии), в которой, особенно в XIX веке, стало процветать старчество (старцы: Леонид, Макарий, Амвросий), а с ним и православная мистика. Сам архимандрит Паисий, мистик в жизни и писаниях (оставил интересное мистическое сочинение «Об умной молитве»), был именно мистик православный. «При высоте духовной жизни он был ревностный хранитель догматов и правил Святой Церкви и других учил строгому сохранению оных, яко самонужнейшему основанию нашего спасения», – читаем мы в житии отца Паисия, изданном Оптиной Пустынью.
