Дмитрий Донской - Борисов Николай Сергеевич

9 мая 1385 года Пимен отбыл из Москвы в Царьград. Около трех лет провел он в Константинополе в ожидании патриаршего суда и вернулся на Русь 6 июля 1388 года «без исправы», так и не достигнув желаемого.

Уже весной следующего года Пимен вновь стал собираться в дорогу. К тому времени из Константинополя пришло известие, что он низложен новым патриархом Антонием. Князь Дмитрий возражал против новой поездки, считая ее пустой тратой сил и средств. Пимен и сам, конечно, не желал этого путешествия. Однако еще более, чем гнев князя и тяготы дальней дороги, его пугали собственные недруги. Враждебные Пимену «старцы» и их единомышленники из числа епископов выражали открытое презрение и неповиновение к низложенному патриархом и оставленному светским покровителем митрополиту.

Одновременно с Пименом, но независимо от него, в Константинополь отправился Федор Симоновский. Выполняя дипломатические поручения московского князя, он в 80-е годы неоднократно путешествовал в Киев и на Босфор. Характер этих поручений остается загадкой. Ясно лишь, что племянник Сергия был искусным дипломатом, но не забывал и о собственных интересах. Для своего Симонова монастыря он выхлопотал «ставропигию» — право подчиняться не епархиальному архиерею (московскому митрополиту), а только самому константинопольскому патриарху. Со временем Федор станет епископом, а затем и архиепископом Ростовским.

В конце июня 1389 года Пимен со свитой прибыл в Константинополь. Там уже находился митрополит Киприан и вскоре появился Федор Симоновский. В Византии иерархи узнали печальную весть: 19 мая 1389 года скончался великий князь Московский Дмитрий Иванович. Последняя шаткая опора Пимена рухнула. Новый патриарх Антоний явно держал сторону Киприана. Пимену оставалось последнее средство: оттягивать патриарший суд, сказавшись больным. Он перебрался на восточный, турецкий берег Босфора и там скрывался от разыскивавших его патриарших клириков.

В сентябре 1389 года после третьей неудачной попытки вызвать Пимена на суд патриарший собор объявил о его окончательном низложении. Это известие доконало митрополита. 11 сентября он скончался. Один из сопровождавших Пимена клириков, Игнатий Смольнянин, в своих путевых записках сообщает, что тело покойного было погребено в церкви Иоанна Предтечи, находившейся за пределами города, на самом берегу моря.

Скудное имущество Пимена перешло в руки Киприана и принявшего его сторону Федора Симоновского. Оба они сильно нуждались в деньгах и делали большие займы у константинопольских ростовщиков.

1 октября 1389 года Киприан выехал на Русь. Помимо Федора Симоновского, его сопровождали два греческих и два русских епископа. Корабль, на котором плыли иерархи, едва не стал добычей осенних штормов на Черном море. Однако судьба хранила Киприана. Поздней осенью он был уже в Киеве.

Сама по себе смерть Пимена не означала еще окончания «смуты в митрополии». После кончины князя Дмитрия Ивановича умиротворение церкви зависело главным образом от позиции его наследника, 17-летнего князя Василия Дмитриевича. Признанный Ордой, он 15 августа 1389 года взошел на великое княжение Владимирское. 9 января 1390 года в Москве сыграли свадьбу молодого Василия I с единственной дочерью великого князя Литовского Витовта Софьей. Этот брак послужил началом поворота в московской политике. Время героических экспериментов закончилось. Если в эпоху Дмитрия Донского Москва находилась в постоянном — то явном, то скрытом — противоборстве с Литвой, то теперь наступило время примирения. Опасаясь своего могущественного тестя, а также возможного союза между Литвой и Ордой, Василий I всячески стремился поладить с Витовтом.

Осторожному политическому курсу московского князя вполне соответствовала и его церковная политика. Желая укрепить наметившийся московско-литовский союз, Василий принимает митрополита Киприана. 6 марта 1390 года тот торжественно въехал в Москву. Среди великорусских иерархов лишь один игумен суздальского Спасского монастыря Евфимий, ближайший ученик погибшего в киевской тюрьме Дионисия, отказался признать Киприана митрополитом и подчиниться его власти. Длившаяся 12 лет церковная смута подошла к концу.

Итог этих двенадцати лет борьбы и тревог нельзя определить однозначно. Дмитрий Московский не смог в полной мере осуществить свои смелые мечты об автокефалии великорусской церкви. К тому же с течением времени его замыслы менялись. Поначалу это была идея автокефалии Великорусской митрополичьей кафедры. Потом ее сменила более реалистичная идея возведения московского ставленника на кафедру митрополита «всея Руси». А после нашествия Тохтамыша князь Дмитрий, похоже, вообще потерял интерес к церковным делам, предоставив событиям идти своим чередом…

Ранняя смерть князя Дмитрия положила конец всем его смелым, но по существу бесплодным импровизациям в области церковно-политических отношений. Его сын и наследник Василий I вернулся к тому положению, которое существовало во времена Ивана Калиты и митрополита Феогноста. Во главе общерусской церковной организации стоял архиерей из Византии — сначала Киприан, а затем Фотий. Оба они играли роль самостоятельной политической силы и вместе — посредников в спорах между Русью и Литвой. Такая система имела для Москвы свои достоинства и недостатки, соотношение которых ныне уже не поддается сколько-нибудь точному подсчету.

Во всяком случае, эта система была достаточно ясной и уравновешенной. Об этом свидетельствует тот факт, что обе державы — и Москва, и Литва — упрямо держались за нее вплоть до ее полного разрушения изменившимися историческими обстоятельствами.

Глава 24

СОБОР

Во все времена великие идеи находили свое воплощение в великих сооружениях. Древний Египет смотрит сквозь века невидящим взором сфинкса. Императорский Рим оставил потомкам Колизей — символ вселенского могущества и логического совершенства. Европейское Средневековье таинственно мерцает разноцветными огнями шартрских витражей. Век Просвещения выстраивает шеренги своих гармонических портиков и фронтонов…

Просим у читателя прощения за некоторую банальность, но не удержимся от известной цитаты из Гоголя. «Архитектура — тоже летопись мира: она говорит тогда, когда уже молчат и песни и предания и когда уже ничто не говорит о погибшем народе» (121, 77). Это справедливо не только по отношению ко всемирной истории. У России есть своя архитектурная летопись. Но летопись эта — увы! — зияет такими же огромными провалами, как и летопись рукописная. Один из таких «провалов» — главный архитектурный символ эпохи Дмитрия Донского Успенский собор в Коломне. Судьба этого памятника как в капле воды отразила переменчивую судьбу Руси. Но здесь необходимо некоторое историческое предуведомление…

Между Москвой и Рязанью

Вторая столица Московского княжества, Коломна появляется на страницах летописей во второй половине XII столетия. Она была основана рязанскими князьями как крепость в стратегически важном районе — на правом берегу Москвы-реки, близ устья речки Коломенки, в пяти километрах от впадения Москвы-реки в Оку.

Некогда Коломна была третьим по значению городом Рязанского княжества после самой Рязани и Пронска. Через Коломну шел самый короткий путь из Рязани во Владимир на Клязьме. Здесь, на северной границе Рязанского княжества не раз стояли войска великих князей Владимирских, стремившихся подчинить своей власти буйных рязанских князей.

Беспощадное время уничтожило свидетельства старины. Ранняя история Коломны весьма туманна. Точная дата ее основания неизвестна. Равным образом нет ясности и относительно того, была ли Коломна самостоятельным уделом Рязанского княжества. Наконец, спорными являются и дата включения Коломны в состав Московского княжества, и обстоятельства этого события.