Эвелин Левер - Мария-Антуанетта
Когда все было улажено между Барнавом, королевой и королем, делегация, состоящая из 60 депутатов, принесла в Тюильри текст конституции 3 сентября к 10 часам вечера. Сохраняя приличие, Людовик XVI хотел выиграть время, чтобы внимательно ознакомиться со всеми статьями. Институт монархии был в этом документе значительно преобразован. Король Франции оставался наследным монархом, отныне он возглавлял нацию, которая наделяла его исполнительной властью. Король отвечал за исполнение законов и за решение законодательного органа. Его власть оставалась доминирующей во внешней политике, война могла быть объявлена только по его решению; он подписывал международные договоры и управлял посольской службой. Власть его становилась весьма условной в законодательной области, однако он сохранял за собой право вето. В своей деятельности король продолжал опираться на министров, которых он назначал и увольнял, однако под любым его решением должна была стоять их подпись. Министры имели право брать слово перед Собранием, однако они не подчинялись ему. Король больше не распоряжался национальным доходом. Наконец, конституция предполагала три случая, когда король мог быть лишенным всех прав. Законодательная власть представлялась Собранием, избиравшимся голосованием, в основе которого был имущественный ценз. Депутаты обладали правом издавать законы и могли объявлять вотум недоверия министрам.
13 сентября Людовик XVI официально подписал конституцию. Тюильри охватило оцепенение. 14 сентября король отправился на торжественное заседание в зал манежа, чтобы дать клятву верности конституции, которую он подписал. Королева присутствовала на этой торжественной церемонии, не имея, однако, в себе сил скрыть свои истинные чувства, закрыла лицо вуалью. Когда королевская чета вернулась в свои покои, король разрыдался как маленький. Все же он должен был играть свою роль до конца. Нужно было создавать впечатление радости, участвуя в празднествах, которые состоялись в воскресенье, 18 сентября, по случаю этого события. Париж ликовал. В 5 часов вечера аэростат поднял в небо эмблему конституции. Вечером король и королева прогуливались по Елисейским полям в открытой карете до площади Этуаль. По воспоминаниям современников, это был грандиозный праздник. Повсюду слышалось: «Да здравствует король!», однако вряд ли эти возгласы были искренними. «Как грустно, — говорила королева, — что вся эта красота оставляет в нашем сердце лишь чувство беспокойства и печали!» Затем монархи отправились в Оперу, где давали балет «Психея». Как обычно, король не произнес ни слова и унесся мыслями куда-то очень далеко. Мария-Антуанетта старательно улыбалась. Мадам де Сталь присутствовала на представлении и рассказывала, что «лица короля и королевы были бледны при мысли о будущем, которое их ожидало». Уверенные в том, что принятие конституции было их роковой ошибкой, король и королева ни минуты не испытывали уважения к основному закону. Они желали, чтобы он оказался недееспособным.
30 сентября конституционное Собрание прекращало свою работу и отныне называлось Законодательным. В большинстве своем оно состояло из новых депутатов, юристов и адвокатов. Фракция правых депутатов насчитывала 264 человека, фракция левых — 136, якобинцы называли себя врагами двора и аристократии. Некоторые из них были представителями Жиронды. Между правыми и левыми находились так называемые независимые, или конституционники, их было 345. Они могли внезапно присоединиться к любой из фракций.
В новом Собрании королева видела лишь неуправляемую «толпу животных», которая «не могла предпринять ничего действенного». Она мечтала о подавлении революционеров, полном уничтожении их идей. Однако, опасаясь будущего, старалась примирить и правых и левых. «Нужно быть очень осторожными с теми, кто располагает властью, нужно стараться понравиться им». Она делала все возможное для осуществления этого.
Тайная роль Барнава вот уже несколько педель была известна не только во Франции, но и за границей. Его обвиняли в пособничестве дворцовым интригам, многие коллеги молодого адвоката стали относиться к нему с недоверием. Его влияние на Марию-Антуанетту было подорвано той ошибкой, которую он допустил в разговорах с эмигрантами, в которых назвал королеву «демократом». «Ходили слухи, что королева спала с Барнавом», — утверждал Ферзен в своем дневнике. Сбитый с толку поступками женщины, которую любил и хорошо знал, он спросил ее откровенно: «Считаете ли Вы, что Вы искренне относитесь к революции, и как, по-вашему, есть ли иной выход? Есть ли у Вас план и каков он?». «Поверьте, я не позволю вести со мной двойную игру. Если вижу, что мои люди довольно часто совершают ошибки, я никогда больше не буду обращаться к ним», — ответила она ему.
В Тюильри обстановка была уже не столь напряженной-. Слежка, которой были подвержены король и королева, ослабла после принятия конституции, но Людовик XVI и Мария-Антуанетта были убеждены, что повсюду их окружают шпионы. Король пребывал в постоянной тревоге. Елизавета, которая переписывалась со своими братьями, резко критиковала политику, которую вела ее золовка. «Наша жизнь — это ад, иных слов нет, чтобы выразить то, что со всеми нами происходит. Моя сестра стала очень раздражительной, она окружена интриганами и шпионами, […] нет никакой возможности поговорить с ней, чтобы не поссориться», — жаловалась королева Ферзену. Принцесса Ламбаль устроила в своих апартаментах светский салон. У нее собиралась вся оставшаяся в Париже знать. Королева тоже иногда становилась гостьей этого салона. Несмотря на советы Барнава, она перестала ходить в театры и общалась лишь с персонами, «решительно настроенными против революции».
Мария-Антуанетта сильно изменилась. Художник Кухарский, которому она согласилась позировать несколько сеансов, оставил весьма лестный портрет, однако современники говорили о разительных переменах в ее внешнем виде. Она похудела, побледнела, волосы стали седыми. Постоянная тревога за будущее, груз невероятной ответственности, постоянные писания посланий — все это сказалось на ее внешности. Она уже не могла узнать сама себя.
Барнав, наконец, понял, что король и королева ведут двойную игру, и поэтому прекратил переписку с Марией-Антуанеттой. «Тот план, которому Вы следуете, не принесет успеха, и Вы будете потеряны для Вашего народа еще прежде, чем сами отвернетесь от него», — писал он ей в тайном послании. Разочарованный и огорченный молодой адвокат оставил политику и уехал в Гренобль.
Глава 27. А ДАЛЕЕ… КОНЕЦ!
Ферзен и Мерси оставались для Марии-Антуанетты верными и надежными советниками. Вот уже несколько недель Ферзен пытался прорваться в Париж, увидеться с королевой и рассказать ей о новом плане. Речь шла о том, чтобы увезти королевскую семью в Нормандию, где Густав III планировал высадку. Несмотря на то, что королева сгорала от желания увидеть Ферзена, она была против этого свидания, которое было очень рискованным как для него, так и для нее. Все знали, что Ферзен организовывал бегство королевской семьи в Варенн. Тем не менее в начале февраля 1792 года она согласилась на этот визит.
