Иван Бунин - Устами Буниных. Том 2. 1920-1953
2. I. 44.
Солнце только что село. Оч. высоко белый, чуть зеленоватый почти полумесяц (над Клягиным). Пять часов. Сижу у окна на запад — впереди все в фиолет. дымке.
Пять часов 5 м. Уже все фиолет. исчезло — стало темнеть под зеленоватой дымкой. День был чудесный. Было 2 алерта — после второго где-то бухало, дым где-то за Cagnes.
1 ч. 35 м. вечера — опять алерт!
3. I.
Заснул вчера, несмотря на алерт, раньше 12, Спал не плохо и долго, от 9 до 10 в полусне. И опять около 9 алерт.
В 12 — опять.
Прекр. день, тишина, солнце. На солнце совсем горячо. Чувствую себя совсем не плохо.
Опять удив. закат.
Нынче утром опять страшно били Берлин.
Вчера взяты Новгород, Волынск и Олевск.
Вот-вот будут страшные дни!
4. I. Вторник.
Опять прекрасный день. В 2 — алерт.
Ездил на вокзал P. L. М. — посылка от Шведск. Кр. Креста.
Взяли Белую церковь, перешли в неск. местах польскую границу.
6. I. Четв.
«Праздновали» русский сочельник. […] Грибной суп с кусочками сальца, котлеты, картофельное пюре!
В 12-ом часу ночи (ледяной, лунной) вышли с В. погулять в сад — с дороги два резких огня фонариков, крики — дозора возле «Helios». Поспешили в дом.
7. I. Наше Рождество.
[…] Было 2 алерта.
Нынче и вчера читал рассказы Зощенко 37 г. Плохо, однообразно. Только одно выносишь — мысль, до чего мелка и пошла там жизнь. И недаром всегда пишет он столь убогим, полудикарским языком — это язык его несметных героев, той России, которой она стала.
8. I. Суб.
[…] Вся Европа разрушена чудовищно. Прошлая «вел. война» была совершен, пустяки. И Г[ермания], помимо того, как страшно сдерут с нее шкуру, потеряла уже 3/4 своего самого сильного населения. А что ждет Болгарию, Венгрию, Румынию и несчастную Италию, зарезанную этим быком!
17. I. Понед.
Солнце (порой горячее), облака.
Сейчас 12 ночи (т. е. 11) — луна еще не взошла.
Война все тянется. И конца этому не видно! Когда же, Господи, что-н[нибудь] решительное?
19. I. Среда.
Серо, холодно. Ничего не делал, тоска. Взяты Красн. Село, Петергоф, Ропша, большая добыча. Убито тысяч 20.
20. I.
Опять прекр. день. Был у Кл[ягина].
Взят Новгород.
Ночи звездные, чистые, холодные. Что ни вспомнишь (а обрывки восп. поминутно), все больно, грустно. Иногда сплю по 9 и больше часов. И почти кажд. утро, как только откроешь глаза, какая-то грусть — бесцельность, конченность всего (для меня).
Просмотрел свои заметки о прежней России. Все думаю, если бы дожить, попасть в Р[оссию]! А зачем? Старость уцелевших (и женщин, с которыми когда-то), кладбище всего, чем жил когда-то…
25. I.
[…] Вдруг вспомнил Гагаринск. переулок, свою молодость, выдуманную влюбленность в Лоп[атину], — которая лежит теперь почему-то (в 5 километрах от меня) в могиле в какой-то Валбоне. Это-ли не дико!
27. I.
Без? 6. Сижу у окна на запад. На горизонте небо зеленое — только что село солнце, — ближе вся часть неба (передо мной) в сплошном облаке, испод которого [мохнат.? — неразборчивое слово. — М. Г.] как руно и окрашен оранжево-медным.
Теперь цвет его все краснее, лесная долина к Драгиньяну в фиолетовом пару.
Кругом, — к Ницце, к Cannes, — все не в меру, грубовато цветисто, — верно, завтра будет непогода.
Нынче, после завтрака, большая бодрость — бифштекс с кэри, настоящий кофе и лимон?
Получил 2 шведск. посылки. […]
28. I. Пятн.
[…] Нынче утром С. Маковский читал свои стихи «Из Апокалипсиса».
Солнечно, совсем тепло.
Немец осматривал дом.
Был у Кл[ягина]. Он читал.
Взяли Любань. Били Берлин.
30. I.
Гулял в одной куртке. Зацветают фиолет. подушечки.
Чудовищно били Бруншвик и Франкфурт.
31. I. 44.
Вчера письмо от Зайцева — Г. и М. в Дрездене, Г. «ведет хозяйство» (у Степунов, конечно), «М. готовится к весеннему концерту».
Да, хорошо я выдумал слова мужика в «Вес. вечере»: «Жизнь нам Господь Бог дает, а отнимает всякая гадина». […]
4. 2.
[…] Прочел две книжки К. Федина — «Братья» и «Похищ[ение] Европы». Оч. много знает, оч. неглуп — и наряду с этим сумбур, выдумки.
8. 2. Вторн.
Взят Никополь и огромн. кол. воен. материала, взято пл. тысячи 2, убито тысяч 15.
Погода все та же. Ночи удивительные. Луна над самой головой. Небо пустое — только Юпитер (к востоку) и Орион (к западу, над нашими террасами).
15. 2.
Немцами взяты у нас 2 комн. наверху.
Нынче 1-й день полной нем. оккупации A[lpes] M[aritimes].
[Из записей Веры Николаевны:]
17 февраля 44.
[…] Мы теперь в оккупационной зоне. Эвакуационная линия вглубь от моря кончается Мужен — С. Поль. Нас пока не трогают.
Ян неустанно думает о смерти, с которой не в состоянии примириться. Ему бесконечно тяжело, мучительно жить. […] Тяжело прожить с человеком почти 40 лет, и на самое важное и главное смотреть разно, а главное — чувствовать по-разному, воспринимать мир иначе. […]
Ленино положение, конечно, очень драматично, особенно при наличии серьезной болезни. Тяжело литературное одиночество, оторванность от друзей и близких. Тяжела для него и атмосфера дома.
Я счастливее их, потому что мне лично теперь ничего не надо. […]
19 февраля.
Открытка от Верочки [Зайцевой. — М. Г.] — умерла Елена Конст. Бальмонт от крупозного воспаления легких. Умерла в жуткой нищете. […] У Верочки […] ослабело сердце, Каллаш недоедает. […]
26 февраля.
Сегодня утром пошла в полицию. Там узнала, что вызывают иностранцев для эвакуации. […]
4 марта.
[…] известие о смерти Петра Бернгардовича Струве. Не могу успокоиться. […]
Нас пока не вызывают в полицию.
10 марта.
[…] Ян все хлопочет, чтобы нас оставили здесь.
11 марта.
[…] Вчера пришло известие от префекта. Он разрешил только Яну оставаться до нового распоряжения. […] Завтра мы посылаем ему прошение. […]
14 марта.
[…] Целый день упаковывала вещи. Завтра отправляем вторую партию. Отсылаем и в Яшкин переулок1 и к Конюсам2.
[Ив. А. Бунин:]
18. 3. 44. Суббота.
[…] Разметал площадку перед домом, жег сухую листву, было совсем тепло. Вечером опять прохладно.
2. 4. 44. Воскр.
В 12 ч. ночи часы переведены еще на час вперед.
5. 4. 44.
Туман, к вечеру легкий дождь. Закричали как следует лягушки — с опозданием против обыкновенного чуть не на два месяца.
