Николай Иванов - Операцию Шторм начать раньше
Неожиданно благоприятными оказались для Амина и переговоры с Громыко насчет военной помощи. То, чего не мог добиться Тараки за целый год, сделано за месяц: министр иностранных дел СССР дал ясно понять, что Советский Союз скорее всего найдет возможность прислать в Афганистан и определенное количество войск.
Конечно, он не обольщался, что Советы делают это ради него, укрепления именно его позиций. Им нужен сам Афганистан как территория, плацдарм на Среднем Востоке. Как, собственно, нужен Америке, Пакистану, Китаю, Индии. А раз так, то руководитель страны сам должен и сам будет выбирать, с кем идти одной дорогой. Пока выгодно с Советским Союзом, а взбрыкнет он - беда невелика: Америка при хорошем торге может дать в десять раз больше. Условия станет диктовать он, Амин. Пока же он примет советские войска, разгромит с их помощью своих противников - как засылаемых из Пакистана и Ирана, так и притаившихся за одним столом, в одной партии. Он было подумал, что основные противники уничтожены и разогнаны, но 16 декабря, когда на него вновь подняли оружие, показало, что успокаиваться рано.
А будут войска - он сумеет перегруппировать силы в армии, покажет колеблющимся, кто сегодня вождь и за кем надо идти. Если же вдруг советские попытаются возражать, диктовать свои условия, он укажет им самим на аэродром и за двадцать четыре часа - хдо хафез, до свидания. Анвар Садат однажды в Египте уже сделал так - и ничего, зауважали еще больше. Тех же, кто готов заменить советских советников, - только позови, слетятся как мухи на мед. Афганистан - это мед. Тараки не сумел этого понять, потому и попал под полное влияние русских. Им-то хорошо быть либеральными и мягкотелыми, их революции более шестидесяти лет, а здесь - всего год. И когда всякая нечисть поднимает голову, эту голову надо просто сразу рубить. Ради будущего. Ради его, Амина, революции. Да, это его революция. Он ее организатор, руководитель и исполнитель. Наконец-то можно сказать правду о событиях 27 апреля. Он заставит переписать историю, которую сочинили в угоду Тараки. Теперь же он свою революцию не отдаст никому. А тем более не даст ее погубить. Не идет земельная реформа - он или заставит эти 11 тысяч феодалов уважать революционные законы, или уберет их. Всех до одного. И даст ему на это право совесть. А то ведь допустили, что боевые действия идут уже в 12 провинциях, численность бандформирований достигла 40 тысяч. А ведь еще весной, когда в Кунаре начались первые стычки, он предложил на Ревсовете выжечь все на три километра вдоль дорог, где душманы осмеливались нападать на колонны правительственных войск. Убить контрреволюцию в самом зародыше, показать остальным, что может ожидать противников Кабула.
Нет же, Тараки послушался советских. Побоялся, когда Заплатин и Горелов заявили, что не только не будут сами участвовать в разработке этой операции, но и запретят советникам. А настоял бы тогда Тараки на своем, поставил советников на место - был бы и другой расклад. Теперь же приходится расплачиваться новой кровью.
Словом, решительность и еще раз решительность. А для этого надо чуть приподняться, повести плечами, вздохнуть поглубже. Очень кстати были бы советские войска...
Необходимое послесловие. Чтобы в какой-то мере подстегнуть советское руководство на ввод войск, Амин 20 декабря прислал в Ташкент заместителя начальника Генерального штаба, наделив его полномочиями привести с собой советские войска. Для этого была подготовлена и выдана карта с обозначением мест, где могли бы разместиться советские полки и батальоны.
Командующий войсками ТуркВО генерал-полковник Максимов переправит афганского представителя в Термез, где генерал-лейтенант Тухаринов под руководством оперативной группы Соколова и Ахромеева спешно формировал 40-ю армию. 24 декабря, за сутки до ввода войск, Тухаринов вместе с афганцем перелетит на вертолете границу, посетит в Кундузе Абдуллу - старшего брата Амина, который отвечал за северные провинции Афганистана. Он, получивший от Хафизуллы приказ принять советские войска, укажет Тухаринову места, где хотел бы видеть их размещение.
Одного опытного взгляда на местность было достаточно, чтобы понять: все советские части находились ниже афганских частей, прекрасно просматривались и при случае обстреливались. Мало чего добившись от Абдуллы, Тухаринов передал свои соображения маршалу Соколову.
Вскоре в Кабул главному военному советнику Магометову пришло указание пересмотреть все места дислокации советских подразделений после прибытия в республику.
Документ (перехват зарубежной радиоинформации):
"Би-би-си. Лондон.
На хинди.
23 декабря 1979 года. 20.30.
В Вашингтоне выражают озабоченность в связи с известиями о концентрации на границе с Афганистаном Советских Вооруженных Сил.
Американские чиновники утверждают, что в настоящее время на границе с Афганистаном сосредоточены и находятся в боевой готовности 30 тысяч советских солдат и инструкторов".
Вторая половина декабря 1979 года. Термез.
На правом, заросшем камышом берегу Амударьи заканчивались последние приготовления к броску на афганскую сторону. Основной состав 40-й армии призванные из запаса отцы семейств. Поначалу, оторвавшись от дома, жен, работы, они прошли широким фронтом по всем близлежащим магазинам, но результаты этой ходки нанесли сокрушительный удар по "партизанской" вольнице: еще неделю назад по личному указанию Рашидова в Термезском районе на весь период сборов ввели сухой закон.
Волей-неволей пришлось заняться делом, которого наваливалось все больше и больше. Непрерывно шли из колхозов и городов машины. Прилетели Соколов и Ахромеев; поставив свой КП на берегу реки, на виду у всего лагеря, затянули гайки дисциплины так, что приписники начали ходить не только строем, но и в ногу.
Напряженно работали штабы. Составлялись списки личного состава: военный педантизм требовал передать пограничникам пофамильные списки убывающих за границу. По аэрофотоснимкам намечались пути выдвижения колонн. Командиры, выросшие в погонах и должностях в будние серые дни, почувствовав дело, дело сложное, но вроде бы без особых опасностей, окунались в него с головой и страстным желанием наконец-то доказать, чего они стоят. Государственная политика соединялась с человеческими слабостями, и уже трудно было представить силу, которая могла бы перевернуть или остановить ход истории. Еще значило что-то слово Брежнева, но к этому времени, к сожалению, он полагался во всех делах на свое окружение. А придворная камарилья, более всего боявшаяся перемен в верхних эшелонах власти, не давала усомниться: все, что во благо революции, законно. Этому учили Маркс и Ленин. Поэтому надо спасать вторую Монголию. А спасая ее, решим заодно и множество стратегических задач в данном регионе.
