Вольфганг Ганс Путлиц - По пути в Германию (воспоминания бывшего дипломата)
И все же я был рад, что нахожусь в старой Европе.
В дебрях политикиЯ приехал из Соединенных Штатов в Англию, имея в кармане всего несколько долларов. У меня был счет в Лондонском банке, так что я мог существовать некоторое время, но я хотел сохранить эти деньги на крайний случай, поэтому моей первой заботой было найти работу, чтобы прокормиться.
Дик предложил мне отправиться в то место, откуда велись радиопередачи на Германию. Я был немало удивлен, когда он назвал имя руководителя этих передач. Это был не кто иной, как бывший берлинский корреспондент газеты «Дейли экспресс» г-н Сефтон Делмер. [319]
Ввиду его близких отношений к Адольфу Гитлеру я всегда считал его другом нацистов. Может быть, я ошибался? Иные немецкие эмигранты в Лондоне могли в довоенные годы считать и меня агентом гестапо. Почему же Делмер не мог разыграть роль друга нацистов, чтобы ввести в заблуждение Адольфа Гитлера? Во всяком случае, Делмер знал Германию и немцев и говорил по-немецки, как на родном языке. Я мог наверняка рассчитывать, что он поймет меня гораздо лучше, чем господа из «Голоса Америки» в Нью-Йорке. Почему бы мне не попытаться вместе с ним продолжить мои передачи «немецкого патриота»?
У Дика была и другая причина, побудившая его послать меня к Делмеру. Как он мне рассказал, несколько недель назад из Швеции в Англию прибыл двадцатисемилетний эсэсовский офицер, состоявший в штабе группенфюрера Фёгелейна, ставшего впоследствии свояком Гитлера. Этот офицер участвовал в немецком движении сопротивления. Рассказывали, что он будто бы был связан с польским подпольем, был схвачен и приговорен к смерти, но за несколько часов до расстрела был спасен товарищами и бежал через Балтийское море, пережив невероятнейшие приключения. Он был теперь у Делмера и называл себя Иоахимом Нансеном. Из конспиративных соображений его настоящего имени никому не сообщали. Нансен ни слова не говорил по-английски. Так как было совершенно невозможно держать его вместе с обычными эмигрантами, в большинстве своем евреями, то хотели поместить его в одной квартире с человеком, который кое-что знал о характере мышления эсэсовцев. По мнению Дика, я как раз был подходящим человеком для этого.
История с Нансеном не вызывала у меня доверия. Однако все это было интересно, и я принял предложение Дика, тем более, что сам не мог придумать ничего лучшего. Было обусловлено, что я тоже возьму псевдоним. Я принял имя своего брата, а фамилию нашего предка, жившего в XII столетии, и стал величаться Гебхардом Мансфельдом. Я мог свободно передвигаться, и мне ежемесячно выплачивалось на карманные расходы 30 фунтов стерлингов, то есть столько же, сколько Адольф Гитлер платил в свое время своей невестке Бригите. Поэтому я не трогал собственных денег. [320]
Несколько дней я пробыл в Лондоне. Потом за мной приехала машина, чтобы доставить к новому месту жительства. Это было поместье герцога Бэдфордского, вблизи Вобурна, в Бэдфордшире, примерно в ста километрах севернее столицы.
Через ворота готического стиля мы въехали в парк, обнесенный каменной стеной. Здесь были на редкость красивые деревья, под которыми резвились разные зверьки. Аллея вела прямо к расположенному за искусственным озером герцогскому замку. Однако сразу же у озера мы повернули направо и остановились перед огромным зданием, построенным в отвратительном стиле девяностых годов. Здесь жил г-н Нансен, и здесь же должен был жить я. Сквозь голые деревья можно было видеть на расстоянии примерно в полкилометра барачный поселок, над которым возвышалась радиомачта. Здесь располагалось таинственное царство Сефтона Делмера.
Я начал сознавать, что попал в святая святых английской секретной службы. Однако сообразил я это, к сожалению, слишком поздно. Нужно было каким-нибудь путем выбираться отсюда, чтобы не стать агентом или бесчестным человеком.
За небольшим исключением, у всех здесь были фальшивые имена. На решающих постах находились англичане. Остальной штат — примерно пятьдесят человек — составляли немцы и австрийцы. Конспирация была довольно бессмысленной, потому что через некоторое время не трудно было установить, кто такой тот или иной человек. В общем же все эти подобранные Делмером сотрудники были кем угодно, но только не настоящими антифашистскими борцами. Иной раз меня одолевало неудержимое желание громко крикнуть тому или иному из них: «Хайль Гитлер!».
Не напрасно Делмер прошел школу Гитлера и Геббельса. Его пропаганда, как две капли воды, походила на нацистскую. Непрерывно поступали сообщения, собранные Интеллидженс сервис на континенте. Из этой информации отбирали самую подходящую и соответствующим образом ее обрабатывали. В эфир не передавали никаких сообщений, которые не содержали бы хотя бы зернышка истины, с тем чтобы в них мог поверить средний человек. А в целом все было настолько извращено и приглажено, что неизбежно вызывало сумятицу в мозгах. [321]
Делмер сам признавал, что в этом и состоит цель его пропаганды. Он сознательно проводил такую циничную политику, чтобы уничтожить остатки нравственности в Германии и внести разложение. Самым утонченным и произвольным образом злоупотребляли сообщениями об убитых и использовали сведения о личных страданиях людей, чтобы ввести их в заблуждение, запугать и обмануть.
В одном отношении Делмер, несомненно, превосходил своих нацистских учителей. Его передачи под названием «Густав Зигфрид I», «Солдатский передатчик Кале», а также «Коротковолновый передатчик Атлантик», направленные на Германию, были забавны. Многие остроты, которые шепотом передавали друг другу в Третьей империи, исходили из кухни Делмера. Целыми днями он забавлялся по поводу своей выдумки начать передачи о так называемом новом архитектурном стиле, который будет неизбежен для Германии из-за разрушений, причиненных бомбежками. Он называл этот стиль «Барак». Большинство его острот не подымалось над уровнем острот рейнской трактирной хозяйки и Бонифациуса Кизеветтера или даже было ниже этого уровня.
Многие из непристойных анекдотов сочинял бородатый австрийский священник, произносивший каждое воскресенье торжественные проповеди по «Солдатскому радиопередатчику». Большую же часть недели он был занят тем, что волочился за секретаршами. Этого благочестивого представителя господа бога называли не иначе, как «святой отец».
Делмер управлял своим аппаратом, как настоящий диктатор, и обращался с людьми, как с рабами. С первого же дня он хотел навязать мне свою волю. Он вовсе не думал об организации патриотических передач, а требовал от меня, чтобы я был просто диктором и передавал в эфир изделия его творчества. Естественно, что я не желал этому подчиняться. С другой стороны, я не хотел навлечь на себя подозрение в саботаже. Из этой петли я сумел выбраться, пустившись на хитрость: когда я стал учиться дикторскому чтению, то при записи на пластинку читал настолько плохо, что Делмер, наконец, признал, что из меня ничего путного не выйдет. [322]
