Генри Мортон Стенли - В дебрях Африки
– Далеко ли отсюда до ближайшего селения, где можно достать съестного?
Он положил правую руку ребром поперек левого кулака: это означало, что больше двух дней ходу.
– В какую сторону?
Показал на восток.
– Далеко ли отсюда до Ихури?
– О! – Он положил правую руку поперек левой руки у локтя, что означало двойное число, т. е. четыре дня.
– К северу отсюда можно найти съестные припасы?
Замотал головой.
– А к западу или к северо-западу?
Опять замотал головой и сделал руками такое движение, как будто сметает песок.
– Отчего?
Он обеими руками сделал вид, что прицеливается из ружья, и произнес:
– Ду-у-у-у!
Это означало, что маньемы все уничтожили.
– А здесь по соседству есть теперь ду-у-у?
Он поднял на меня глаза с такой лукавой улыбкой, как какая-нибудь кокетка, и взгляд его ясно говорил: «Тебе ли не знать? О, негодный, что ты надо мной насмехаешься!»
– Покажешь ты нам дорогу к тому селению, где можно найти съестное?
Он быстро закивал головою и похлопал себя по круглому животу в знак того, что для живота там найдется много пищи. Здесь – и он, презрительно улыбаясь, приложил большой палец правой руки к первому суставу указательного пальца на левой, желая показать, что здесь бананы вот какие маленькие, а там они вот какие – и при этом ухватил себя за ногу пониже колена.
– О, да там рай! – закричали мои люди. – Бананы величиной с человеческую ногу!
Этими сведениями пигмей всех задобрил. Мой авторитет померк и до тех пор не был восстановлен, покуда люди не удостоверились собственными глазами, что эти райские бананы были не так уже велики. Но в эту минуту все они готовы были расцеловать пигмея; он же сидел с преувеличенно невинным выражением лица, хотя, конечно, видел, что в их глазах он был чуть ли не ангелом.
Все это время на медно-желтом личике девушки-пигмейки отражались мысли и чувства, одушевлявшие ее товарища. С быстротою молнии менялись на нем оттенки ощущений, а глаза искрились весельем и смышленостью или же выражали последовательно все то, что волновало юношу-пигмея; сомнения, надежды, любопытство, страх – все было ею угадано, во всем она вторила ему вполне. Она была полна и округлена, как откормленная индюшка или как рождественская гусыня, ее кожа была светлоорехового цвета, груди блестели, как пожелтевшая слоновая кость, и, стоя передо мной с опущенными руками и плотно сжатыми пальцами, совершенно нагая, она казалась олицетворением юной скромности. Вероятно, они были муж и жена: он старался держать себя с некоторым достоинством, подобающим сыну Адама, а она – с природной женственностью настоящей маленькой Евы.
Наготовив про запас сушеных бананов и взяв в проводники пигмеев, мы выступили из рощ Аватико к северо-востоку; в полдень переправились через прозрачную речку Нгоки и в 3 часа стали лагерем у ручья Эпени. По всей дороге мы видели следы пигмеев, и в лесной чаще и во временных лагерях то валялась пунцовая шелуха плодов амомы, из которых они высосали кислую мякоть, то трещала под ногами ореховая скорлупа, то надломленные ветки обозначали направление пути по лесным трущобам, то у тропинки устроены были «лучки» для ловли птиц, или на перекрестке тропинок, протоптанных дичью, была вырыта западня.
Местность казалась своеобразной и романтической; мы обходили обширные котловины, уступами углублявшиеся вниз и обросшие амфитеатром зелени всех оттенков, там и сям пестревшей множеством цветов, то пурпуровых и оранжевых, то белоснежными колокольчиками мангового дерева, то желтоватыми шелковистыми кистями бомбакса. Идя по краю такой котловины и заглядывая в нее из-под нависшей над нами тяжелой тропической листвы, мы видели уходящую вниз массу широколиственных шатров, непрерывно наполнявших все пространство своими атласными вершинами, которые наподобие громадных зеленых подушек слоились одна на другую.
По временам стаи обезьян прыгали по ветвям над нашими головами, изумительными скачками переправляясь с одного гигантского дерева на другое; иные, цепляясь длинными хвостами за гибкие ветки, ловко раскачивались и с размаху перелетали через лужайки на противоположные деревья. Усевшись там, они на минуту останавливались, чтобы еще поглазеть на наш караван, и затем бесследно исчезали в густой листве. Ибисы перекликались со своими самками, вероятно, приглашая их также полюбоваться на чужеземцев; а птицы турако объяснялись между собой какими-то низкими гортанными звуками, точно египетские феллахи; цапли, серые и зеленые попугаи, а иногда и грифы с белыми ошейниками мелькали в зелени, парили над лесом или дремали, сидя на выдающихся ветвях.
В воздухе стоял запах мускуса, аромат лилий и других цветов, смешанный с острым запахом, оставляемым кабанами. По тропинкам лежали кучи слоновьего навоза, помет лесных антилоп, обезьян и едкого испражнения хорьков. Почти постоянно в стороне слышался шум быстрого ручья или водопада. Солнце пронизывало листву и струилось косыми серебристыми лучами на густой подлесок, на частые заросли фринии, амомы, аронника; влажные листья блестели, а капли росы сверкали и переливались радужными искрами.
На другой день мы шли все такими же местами под тенью вечных лесов, а 2 ноября утром вышли на расчистки Андэки, где ожидали нас обещанные рощи райских бананов. Плоды были не особенно крупны, но зато совершенно созрели, и не прошло часу, как деревянные решетки были готовы и уже лежали над кострами, отягченные кучами очищенных ломтиков. Было объявлено, что первое и второе числа этого месяца назначаются для заготовки такого количества провианта, какое под силу нести каждому из людей.
Мы были теперь под 1°16,5’ северной широты. Ставка Килонга-Лонги находилась под 1°6', а форт Бодо под 1°20' северной широты, так что мы нисколько не уклонились от пути.
2 ноября разведчики, осматривая различные тропинки, ведущие к востоку, повстречали двух женщин, и одна из них сказала им, что знает большое селение на север отсюда, где можно достать пищи. Другая же говорила, что за четыре дня ходу на восток-северо-восток столько еды, что по сравнению с тем местом Андэки ничего не стоит.
В этот же день выступили из Андэки и, перевалив через широкую гряду холмов, пришли на обширную заброшенную расчистку. Видно было, что прошел уже год с тех пор, как жители бежали отсюда и жилища их были уничтожены огнем, потому что плантации бананов успели одичать и заглохнуть под напором сорных трав и чужеядных растений. По всему этому топтались и валялись в течение нескольких месяцев слоны и превратили банановую рощу в беспорядочную окрошку, через которую вылезали из земли уже другие растения, как, например, фриния, успевшая подняться на две сажени; а из пней от срубленных деревьев тоже выросли отростки, и вершинки их образовали сплошную массу густейшей зелени. Через эту чащу нам пришлось ножами и топорами прорубать себе путь. Туземные женщины скоро совсем потеряли дорогу, сбитые с толку непроглядными кустами. Атмосфера была знойная и влажная, как в парнике, и мы, обливаясь потом, пробивались вперед в этом зеленом океане, пока через десять часов такой работы не дошли до журчащего ручейка, где, совсем измученные, принуждены были остановиться, хотя прошли всего 8 км.
