Александр Майсурян - Другой Ленин
Пожалуй, наиболее известным сторонником однополой любви в 10-е и 20-е годы в России был поэт Михаил Кузмин (символист, потом акмеист). Он сознательно не скрывал характера своей интимной жизни, проповедовал ее в стихах и прозе, и вообще держал себя с необыкновенной для того времени раскрепощенностью. Кузмин приветствовал Февральскую революцию, а затем и Октябрьский переворот (даже назвал себя однажды большевиком). Революции 1917 года он посвятил стихи:
Русская революция, — юношеская, целомудренная, благая —
Не повторяет, только брата видит во французе,
И проходит по тротуарам, простая.
Словно ангел в рабочей блузе.
«Журнал журналов» по этому поводу язвительно заметил, что «М. Кузмин до революции среди всех пролетариев отличал любовью только банщиков». И поместил такие стихи:
Он долго тешился с козой,
Он славил банщиков упрямо,
Хоть мы молили со слезой:
— Кузмин, неловко ведь! Здесь — дамы…
…
Теперь, огромный красный бант
К груди пришив блудливой музе,
Он славит, как влюбленный франт,
Лик «ангела в рабочей блузе»…
Самым первым близким другом Кузмина на рубеже XIX–XX веков был Георгий Чичерин, впоследствии известный большевик. Они дружили с гимназических лет, сохранилась их обширная переписка. Чичерин, потомок старинного дворянского рода, считался среди большевиков самым утонченным и «аристократичным». В последние годы жизни он написал книгу о Моцарте и замечал: «У меня была революция и Моцарт, революция — настоящая, а Моцарт — предвкушение будущего…» Как и Кузмин, Чичерин не скрывал своей нетрадиционной половой ориентации.
В мае 1918 года Ленин назначил Чичерина наркомом иностранных дел. Очевидно, в этом вопросе Владимир Ильич придерживался мнения, которое (по другому поводу) однажды выразил так: «Чудачество не есть нарушение обязанностей социалиста и демократа… Нельзя же в большой партии без больших чудаков!»
Правда, с Кузминым после революции Чичерин встретился только однажды, в 1926 году. Они беседовали как старые друзья, на «ты». Народный комиссар заботливо спрашивал: «Почему мало печатаешься? Мало пишешь?..»
В дневнике после этой встречи поэт записал: «Всеобщая сенсация с Чичериным. Все удивлены, что я ничего у него не попросил, но я думаю, что так лучше». В 1929 году Кузмин выпустил свою последнюю большую книгу стихов «Форель разбивает лед»…
Ленин не видел ничего дурного и в том, чтобы любоваться мужской красотой. Л. Фотиева вспоминала, что однажды у них зашла речь об одном наркоме. «Владимир Ильич спросил меня: «Это такой красивый?» — «Я не заметила, — ответила я. Другой раз Владимир Ильич долго стоял у постели спящего 13-летнего мальчика в квартире товарища и, отойдя, сказал: «Красивый мальчик».
Не все большевики разделяли терпимое отношение к однополой любви. Так, в 1907 году Максим Горький (бывший тогда большевиком) писал о творчестве поэтов-декадентов: «Все это — старые рабы, люди, которые не могут не смешивать свободу с педерастией, например, для них «освобождение человека» странным образом смешивается с перемещением его из одной помойной ямы в другую, а порою даже низводится к свободе члена и — только».
С середины 20-х годов отношение общества к однополой любви стало постепенно возвращаться к прежнему, дореволюционному. Теперь ее называли «болезнью». А с марта 1934 года она превратилась и в «преступление»: в СССР восстановили уголовное преследование за мужеложество. Отныне виновным грозило до пяти лет заключения, и этот закон широко применялся вплоть до 1993 года. Максим Горький (уже ставший беспартийным) в мае 1934 года с торжеством писал в «Правде»: «В стране, где мужественно и успешно хозяйствует пролетариат, гомосексуализм, развращающий молодежь, признан социально преступным и наказуемым, а в «культурной» стране великих философов, ученых, музыкантов (Германии. — А.М.) он действует свободно и безнаказанно. Уже сложилась саркастическая поговорка: «уничтожьте гомосексуалистов — фашизм исчезнет!».
Впрочем, ни Кузмина, ни тем более Чичерина новый закон не затронул. Оба они умерли в 1936 году.
«От теории «стакана воды» наша молодежь взбесилась». К проституции Ленин, как и другие большевики, относился отрицательно. А. Коллонтай поясняла это отношение: «Ничто так не опустошает душу, как зло вынужденной продажи и покупки чужих ласк. Проституция тушит любовь в сердцах; от нее в страхе отлетает Эрос, боясь запачкать о забрызганное грязью ложе свои золотые крылышки».
Что-то похожее на проституцию Ленин видел в любой сексуальной связи без любви, будь это даже «законный брак». Между тем именно такое отношение к сексу победило в ходе революции. Людям «не хватало времени» на влюбленность, романтическую любовь. Родилась знаменитая теория о том, что к удовлетворению полового чувства надо относиться легко — примерно как к осушению стакана воды.
В 1918 году либеральная газета «Крик народа» с осуждением писала: «В настоящее время, как и в 1905 году, возник целый ряд союзов свободной любви. Члены союзов устраивают настоящие оргии, афинские ночи, где дают полную волю своим желаниям, являющимся, по их понятиям, «истинной свободой». Газета приводила гимн одного из таких союзов:
Прочь рассудок! Жгите тело,
Будет пестро, ярко, смело!
Дерзкий, юный грянет хор;
Все в пучину, все в костер!
Пусть кругом развал, пожары, —
В нашем сердце вихрь, угары!
В нашем сердце трепет ласки —
С лживых лиц спадают маски!.
Зверь проснется — громкий, властный —
Рвитесь в пляс зверино-страстный!
Кто безумен в наслажденьи,
Тот поймет, где есть забвенье!
Что нас ждет? И смерть, и голод!
Все в пучину, — ведь ты молод!..
Миг нам дорог! Пейте радость.
Есть пока в бокалах сладость!..
…
В час экстаза, в час желаний
Жизнь блеснет мильоном граней.
Лучше сжечь себя победно,
Чем погибнуть смертью бледной.
Так спадайте цепи с тела,
В праздник зверя бросьтесь смело!..
В грязь затоптано былое,
Так рождайте вновь святое!
Наши боги — миги, сказки,
Наши боги — взоры, ласки…
Красота и страсть — святое
Вот где боги, дно морское!..
Я кричу: под стяг забвенья,
В вихрь безумья, наслажденья!
Решительной противницей теории «стакана воды» выступала Александра Коллонтай. «Современному человеку некогда «любить», — с сожалением отмечала она в том же 1918 году. — В обществе, основанном на начале конкуренции, при жесточайшей борьбе за существование… не остается места для культа требовательного и хрупкого «Эроса»… На одни «свидания» уходит сколько ценных для «дела» часов!» Позднее, в 20-е годы, Коллонтай развивала эти мысли: «Перед грозным лицом великой мятежницы — революции — нежнокрылому Эросу («богу любви») пришлось пугливо исчезнуть с поверхности жизни. Для любовных «радостей и пыток» не было ни времени, ни избытка душевных сил». Поэтому, по Коллонтай, в дни революции и победил «общипанный, бескрылый Эрос» — «телесное влечение пола». Но время крылатого Эроса еще настанет. «Каков будет этот новый преображенный Эрос? Самая смелая фантазия бессильна охватить его облик».
