Владимир Листенгартен - Рассказы
Многие азербайджанцы были в быту людьми достаточно умными. Им, однако, обычно не хватало знаний, а особенно усидчивости. Некоторые из них понимали это и окружали себя толковыми, знающими людьми, часто евреями по национальности. Надежда Ефимовна Гухман, которая была главным геологом Управления геологии Азербайджана в конце 1950-х — начале 1960-х годов, когда ее спрашивали в приватных разговорах о ее должности, всегда отвечала:
— Я работаю умным евреем при начальнике.
Но вернемся к Моне. В его отделе работали представители различных национальностей: азербайджанцы, русские, армяне. Однажды одна из сотрудниц, Тамила, сказала Моне:
— Вот, говорят о том, что в Советском Союзе распространен антисемитизм, а в национальных республиках еще и национализм. Но это абсолютно не соответствует истине и мы с тобой яркое доказательство этому: хотя мы одного возраста, но ты, еврей, стал профессором и заведуешь отделом, а я, азербайджанка, работаю у тебя в отделе младшим научным сотрудником. Где же антисемитизм, где национализм?
Моня спокойно ее выслушал и ответил:
— Если бы я, сохраняя свои еврейские умственные способности, в то же время был бы представителем «коренной» национальности, то я давно был бы не заведующим отделом в этом институте, а его директором — и это в худшем случае, а в лучшем — министром!
Покупка арбуза
Виктор вспоминал жизнь в Советском Союзе с ностальгией. И не только потому, что он был там молод, но и потому, что жизнь была простая, ясная, не надо было думать и выбирать, обо всем заботилось «родное» правительство.
— Идешь, бывало, в магазин за продуктами, так это же прелесть: вот, скажем колбаса — даже в хорошие времена было три-пять сортов — любительская, докторская, польская и еще какие-то, уже забыл названия, а здесь, в Америке, это же ужас — тридцать разных сортов в магазине, а может и больше, надо выбирать, а как это сделать? Невозможно же перепробовать все тридцать сортов! Или, вот, скажем, сыр. В СССР зашел в магазин, там голландский, швейцарский, ну и, конечно, брынза. Взял то, что тебе больше нравится, и пошел. А здесь? Количество сортов сыра даже подсчитать трудно, как же выбирать?
Виктор говорил:
— В Союзе как было? Зашел в магазин, купил, что надо, и ушел. Если не было очереди, то все дело занимало десять-пятнадцать минут. А здесь? Моя жена заходит в магазин и долго-долго стоит перед каждой полкой. Я спрашиваю: «Ты заснула стоя?» «Да нет, — говорит она, — товаров много и все разные, должна же я прочесть и понять, чем отличается товар одной компании от товара другой». Вот и брожу я за женой по магазину два-три часа! А в девяноста случаев из ста эти товары кроме упаковки ничем друг от друга не отличаются. Что же так долго выбирать?
— В последние годы в Союзе мясо давали по талонам. Я шел в магазин и просил мясника: «Дай мне мясо без костей, а то меня теща убьет!». Он отвечал: «Канэшно, дарагой, канэшно!» Заворачивал мне пакет, и я шел домой. Но когда пакет разворачивали, оказывалось, что мясник все-таки подложил мне в него кости, да так, что я этого и не заметил. Я возмущался, говорил: «Вот стервец, сукин сын, все-таки обманул меня!» А теща успокаивала: «Мясо без костей не бывает!». «Бывает, бывает, — отвечал я, — если из мяса вынуть кости, то будет мясо без костей!» А здесь, в Америке даже не интересно — иди в магазин и купи какое хочешь филе, и будет у тебя мясо без костей! В Америке я никогда не видел ни одного мясника, они где-то там внутри магазинов, а ты берешь товар с прилавков. А в СССР мясник был очень важным человеком. Даже был такой анекдот:
Бригадмильцы подбирают на улице вдрызг пьяного мужчину. Надо везти его в вытрезвитель. Но он кричит:
— Я мясник, я мясник!
Подумав, молодые люди решают отвезти его домой, узнать, где он работает, может, пригодится, ведь мясо — это же дефицит! Привозят его домой, дверь открывает жена. Они говорят:
— Вот, привезли вашего мужа, мясника, домой, кстати, где он работает?
А жена отвечает:
— Да какой он мясник! Он доцент в университете, но когда напьется, у него возникает мания величия!
— А вот покупка арбузов в Америке дело совсем скучное. Все они одинакового размера, одинаковой зрелости, одинаково красные, или розовые. Выбирать не надо, хочешь — покупай, а хочешь — нет. А как было в Баку? Лежат на базаре горы арбузов и все они разные — большие, маленькие. Стучишь, бывало, по арбузу, вроде бы хороший, спелый, приходишь домой, разрезаешь его, а он и не красный, и не сладкий. Нет, надо покупать на разрез!
Виктор продолжал:
— Когда моя жена собиралась покупать на базаре арбуз, она говорила мне: «Идем со мной, не могу же я тащить тяжелый арбуз!» Мы подходили к первому продавцу. Он кричал: «Арбуз хароший, сладкий, купи, хазайка!» Хватал громадный арбуз и раз-раз — разрезал его большим ножом, вытаскивая пирамидку из самого его центра. Жена пробовала и говорила: «Да, арбуз действительно красный, но не сладкий!» — и шла к следующему продавцу. Здесь все повторялось. Жена пробовала и говорила: «Арбуз действительно сладкий, но недостаточно красный!» и шла к следующему продавцу. Два предыдущих продавца, разозленные тем, что они взрезали большие хорошие арбузы, а она их не купила, с большими ножами в руках шли за нами. И я никогда не знал точно — уйду я с базара с арбузом, или меня увезет скорая помощь в больницу, а может быть, в морг?
Каверзница
Валя с детства была каверзницей. Причем розыгрыши, каверзы, обманы с ее стороны часто бывали весьма обидными для тех, с кем она имела дело. Когда она была в седьмом классе, она подпилила ножки стула учителя, за что ее исключили из школы. Кончала она уже вечернюю школу. В институте она решила отомстить педагогу за то, что он ей несправедливо, по ее мнению, поставил на экзамене тройку. Этот педагог был дальнозорким, когда он что-то рассказывал или писал на доске, очки ему были не нужны. Но когда он читал свои записи, которые клал на стол, то очки надевал. Поэтому, войдя в аудиторию и разложив на столе свои бумаги, он обычно доставал очки и клал их тоже на стол. Валя подкралась к столу в то время, когда педагог писал что-то на доске, и переложила его очки под стол. Когда педагог снова подошел к столу, он начал искать на нем свои очки и продолжалось это до тех пор, пока они не хрустнули у него под ногами. Конечно, кого-то обвинить в этом педагог не мог, он решил, что, случайно задев очки, уронил их на пол.
Особенно хорошо Вале удавалось воровать билеты во время экзаменов. Обычно это было нетрудно, педагог отходил от своего стола, и билеты оставались без присмотра. Сама Валя училась хорошо и не нуждалась в ворованных билетах, но делала это для своих подруг и товарищей по группе из спортивного интереса. Но однажды она вообще сделала то, что считали невозможным: она на спор украла билеты у педагога, который имел привычку не отходить от стола, а билеты держать между руками, положенными на стол. Беря свой билет, она стала что-то спрашивать у педагога, а когда он отвлекся, взяла вместо одного целых три билета. На один из них она отвечала, а два других торжественно вынесла в коридор, где ее ждали сокурсники, и, таким образом, выиграла пари.
