Паола Педиконе - Тарковские. Отец и сын в зеркале судьбы
В то же время советские власти уже предприняли официальные шаги к тому, чтобы с помощью оставшихся в Москве родственников покойного перевезти его прах в Советский Союз.
Неужели и на этот раз, как это уже случилось с прахом Шаляпина, они вновь добьются своего? Я считаю, что наш долг – долг всех, кому дорога память затравленного советской камарильей от искусства художника, помешать этому кощунству. Собрать средства на памятник великому русскому кинорежиссеру – долг нашей чести.
В 1989 году на вопрос, почему распятье до сих пор не установлено, Лариса сказала нам:
Во-первых, существует финансовая проблема. Только отливка памятника будет стоить около 20 тысяч долларов. Я подчеркиваю – только отливка. При этом, вероятно, мне не придется платить самому Неизвестному. То есть я допускаю, что он мне его просто подарит (даже не мне, а Андрею – вы же понимаете!). Правда, у нас не было прямого открытого разговора на эту тему. Но так говорят мои друзья – Слава Ростропович, Володя Максимов, Вася Аксенов и другие. Кроме того, установка надгробья обойдется еще в 100 тысяч франков. Это очень дорого – у меня нет таких денег… Спасибо авиакомпании Air France, согласной перевезти памятник бесплатно. Я надеюсь и на друзей, которых здесь перечислила. Кроме того, может быть, удастся получить гранты на Международный институт Андрея Тарковского, организацией которого я сейчас занимаюсь. К сожалению, не помогают лишь наши соотечественники и родственники Андрея, оставшиеся на родине. Но это слишком трагическая, очень неприятная и волнующая тема. Может быть, позже я многое вам расскажу…
Совсем иначе комментирует эту тему Ольга Суркова:
Бедный Андрей. Как же так случилось, что не нашлось у Вашей семьи денег на простой деревянный крест, который Вы рисовали. И какое отношение имеет современное «мускулистое» искусство Неизвестного к Тарковскому, не любившему «модерн» в живописи и музыке?.. И куда спряталось срамное чувство, когда с удовольствием приняли деньги на памятник от «новых русских», любовно собранные преданной художнику Тарковскому Паолой Волковой, не нуждаясь уже более в Неизвестном и объявив автором памятника… Ларису Тарковскую.
Отец и сын
15 июня 1979 года в Доме кино состоялась премьера «Сталкера». Выступая перед показом фильма, Андрей был краток:
– Я, конечно, волнуюсь. Мне хотелось бы поблагодарить съемочную группу… Было отснято 2 тысячи метров из 2 700, но их по техническим причинам пришлось выбросить в корзину. Поэтому те, кто пришел в этот момент на съемочную площадку, знали, что работать придется почти бесплатно, так как премии уже не дадут. Я знаю, что фильм многим не понравится. Я даже знаю, кому персонально он не понравится. Но я снимал его для тех, кому он понравится. Я благодарю всех, кто пришел сюда.
Премьерный показ был принят «на ура», с овацией. После показа мы спросили отца режиссера, вписались ли его стихи в картину. Арсений Тарковский улыбнулся, пожал плечами:
– Не знаю. Впрочем, где вы видели отца, недовольного своим сыном? Очень милый фильм, нечто сюрреалистическое, не правда ли?
Впервые Арсений познакомился с режиссурой сына в 1956 году, посмотрев его курсовую короткометражку, снятую по рассказу Хемингуэя «Убийцы».
Вспоминает Александр Гордон:
Ставить «Убийц» предложил Тарковский. После большого перерыва студентам разрешили ставить современных американских авторов. Анализируя рассказ, мы понимали, что снимать будем маленькую психологическую драму… Роли распределили среди студентов мастерской: Ник Адамс – Юлий Файт, Оле Андерсон, затравленный боксер, обреченно ожидающий своего конца, – конечно же, Василий Шукшин… Хозяина закусочной играл я. Реквизит в институте был нищенский. Все несли из домов – своих, родственников и знакомых. Помню, Андрей принес круглые настенные часы и бабушкин саквояж для Шукшина. Устроить в павильоне американский бар (а в те времена бар был чуть ли не олицетворением разврата), уставленный бутылками с иностранными наклейками, было событием в институте; к нам ходили на экскурсии… Тарковский работал серьезно и весело одновременно, давал время операторам-студентам – А. Альваресу и А. Рыбину – на тщательную работу со светом. Он создавал большие паузы, рождал в них напряжение, требовал естественности и простоты в актерском поведении. В маленьком фильме не было музыки, только речь да насвистывание одного из посетителей бара, которого играл сам Андрей.
Арсений Тарковский смотрел «Убийц» вместе с друзьями, четой Аграновских, и на их восторженные отзывы задумчиво проговорил:
– Бедный Андрюша, трудно ему будет, очень трудно… Ведь он не отступится от своего видения мира, а они будут его ломать…
Лариса Миллер вспоминает, как однажды, уже в 70-е годы, Арсений Тарковский сказал ей:
– Сегодня был Андрей и рассказал сон: мы с ним по очереди ходим вокруг большого дерева: то я, читая стихи, то он. Скрываемся за деревом и появляемся снова.
Сон был длинный. Я не придала этому рассказу значения и мало что запомнила. А позже поняла, что этот сон был началом «Зеркала»… Арсений Александрович видел фильм много раз, хотя это давалось ему не просто, и он всегда имел при себе валидол.
Отношения отца и сына, Арсения и Андрея Тарковских – невероятно сложная тема. Ее нельзя раскрыть до конца, можно лишь наметить контуры, обозначить маршруты, по которым пойдут будущие исследователи.
В «Зеркале» Андрей отождествил себя и отца, наложил прошлое на настоящее, а настоящее – на будущее в лице Натальи (Ирмы Рауш) и ее сына Игната (сына Ирмы и Андрея). Донателла Баливо, рассказывая о римском периоде жизни Андрея, говорит, что иногда он был веселым и шутил, как ребенок, но «вдруг вспоминал реальность и умолкал, словно считал, что не имеет права быть счастливым. Быть может, он чувствовал себя виноватым за то, что оставил свой дом и своего сына; он боялся, что с Андрюшей произойдет то же самое, что случилось с ним и с его отцом».
После того как Андрей сошелся с Ларисой, отношения с отцом надолго прервались. Арсений, которому была симпатична интеллигентная, сдержанная Ирма, не хотел встречаться с Ларисой (по его представлению, вульгарной особой). Этого Лариса, конечно, не могла простить. Вообще-то, ее не жаловали и другие родственники Андрея. Она отвечала той же монетой.
Но и сам Андрей к близким (за исключением отца) после триумфа «Иванова детства» стал относиться, мягко говоря, прохладно. Как свидетельствует Александр Гордон (да и другие мемуаристы), с родственниками, особенно с сестрой, Андрею было скучно и неинтересно.
Ему казалось, что он теряет драгоценное время жизни. <…> Успехи, знаменитые друзья, любовь к искусству и само творчество увлекли его, и было ему не до родных, даже самых близких. И я, и Марина оказались на обочине его интересов, вне его круга.
