София Старкина - Велимир Хлебников
Хлебников прекрасно понимал, что на большой тираж, а тем более на гонорар рассчитывать не приходится. Наоборот, пришлось еще заплатить за бумагу. Но Хлебников был готов на все, лишь бы увидеть наконец дело своей жизни завершенным. «Мне, — говорил он, — важно иметь сотню экземпляров печати да себе 2–3 экземпляра». Митурич и Исаков переписали «Вестник» на литографический камень, и в феврале он был напечатан тиражом сто экземпляров.
«Вестник» представляет собой большой, сложенный вдвое лист некачественной бумаги. Там опубликовано стихотворение «Если я обращу человечество в часы…» и «Приказ Председателей земного шара». В этом приказе Король Времени обращается не к людям, а к планетам: «Чтобы старшие солнечные миры, с ниспадающим весом, Юпитер, Сатурн, Уран обращались по закону А, дабы их годичные времена переходили одно в другое по уравнению, построенному на основе тройки, как энного корня из числа дней». Далее приводится это уравнение. Подобный приказ был отдан и «младшим звездам», а завершался текст следующим образом: «Мы с удивлением видим, что солнца без несогласий и крика выполняют наши приказания. Мы, предземшары, предпочли бы мятеж и восстание, товарищ Солнце! Скучно на свете». Подписано было так — «Верно: Велимир Первый».
Несмотря на ошибки в формулах, допущенные Митуричем при переписывании, Хлебников был чрезвычайно рад этому изданию. У него появилась мысль сделать «Вестник» периодическим изданием, чтобы регулярно информировать человечество о своих достижениях. Митурич и Исаков старались изо всех сил и тут же приступили к выпуску «Вестника № 2». Как обычно, нужны были деньги, а денег ни у кого не было. Второй «Вестник» поэтому получился совсем жалкий: удалось напечатать всего двадцать пять экземпляров. Выглядел он в виде сложенной вдвое листовки. Там Хлебников опубликовал «Воззвание Председателей земного шара», написанное еще в 1917 году, и «Взор на 1923 год». Надо ли говорить, что эти публикации остались незамеченными.
Когда первый «Вестник» вышел, Хлебников, чтобы ознакомить с ним человечество, стал рассылать его по адресам. Первый экземпляр был послан в Астрахань родителям. Один экземпляр отправился Ф. Нансену с такой надписью: «Председателю земного шара Фритьофу Нансену от русских председателей Велимира Хлебникова и Петра Митурича». Митурич вспоминает: «У Велимира оказалось много адресов. „Вестник“ понесся во все стороны земли и, может быть, даже достиг дальних стран. Но ни одного отклика мы не получили».
Поняв, что таким кустарным способом ничего не сделаешь, Митурич стал вести переговоры с Государственным издательством. Ему удалось заключить договор на издание «Досок судьбы». Предполагалось, что эта работа будет выходить отдельными брошюрами, или «листами». Когда будет продан первый «лист», можно будет на вырученные деньги печатать второй «лист» и т. д. К сожалению, удалась только малая часть этой затеи. Вышло всего три «листа», причем Хлебников успел увидеть напечатанным лишь первый.
Это шестнадцатистраничное издание выглядело гораздо солиднее по сравнению с «Вестником»: типографская печать, тираж пятьсот экземпляров… Пробивали его друзья с большими сложностями. Однако в 1924 году типография, в которой печатались «Доски судьбы», была неожиданно закрыта. Все книги, в том числе двести экземпляров третьего «листа», сданы в макулатуру, а карточка Главлита с разрешением на печатание всего труда уничтожена.
В начале первого «листа» Хлебников говорит о своем замысле: «Я не выдумывал эти законы, я просто брал живые величины времени, стараясь раздеться донага от существующих учений, и смотрел, по какому закону эти величины переходят одна в другую, и строил уравнения, опираясь на опыт».
А в том «листе», который так и не был издан, Хлебников подводит итоги своим трудам:
…
«I. Мир делится на два начала „2 и 3“, начало дела, души и начало труда и тела.
II. Времена — это логарифмы воли событий, с основанием 2 для рядов жизни и основанием 3 для рядов смерти.
III. Солнечный мир имеет одинаковый с человеческим обществом свод законов во времени.
IV. Предвидение будущего есть уже не греза, а труд, и мало отличный от труда сапожника.
V. В уравнениях пространства показатель степени не может быть больше 3, в уравнениях времени подстепенное количество не может быть больше 3 (мир чудес первых трех чисел).
VI. Каждый человек имеет свое личное число… <… > XV. Только те законы хороши, которые одновременно издаются для солнц и для людей.
XVI. До сих пор издавались законы, для существования которых требовались войска, которые можно было нарушить. Заслуживают внимания только те законы, которых нельзя нарушить.
XVII. Найти их удел, написавших на знамени: „хоти невозможного“».[127]
И хотя до полного осуществления хлебниковских идей еще очень далеко, все же сегодня, в начале XXI века, многое из того, о чем мечтал Председатель земного шара и что поднимали на смех его современники, уже не кажется таким невероятным.
В «Досках судьбы» были напечатаны и стихотворения на тему «законов времени»:
Трата и труд, и трение,
Теките из озера три!
Дело и дар — из озера два!
Трава мешает ходить ногам,
Отрава гасит душу, и стынет кровь.
Тупому ножу трудно резать.
Тупик — это путь с отрицательным множителем.
Любо идти по дороге веселому,
Трудно и тяжко тропою тащиться.
Туша, лишенная духа,
Труп неподвижный, лишенный движения,
Труна — домовина для мертвых,
Где нельзя шевельнуться, —
Все вы течете из тройки,
А дело, добро — из озера два.
Дева и дух, крылами шумите оттуда же.
Два — движет, трется — три.
«Трави ужи», — кричат на Волге,
Задерживая кошку.
(«Трата и труд, и трение…»)
Когда Хлебников приехал в Москву, у него уже практически была готова сверхповесть «Зангези». Подобно «Доскам судьбы», эта сверхповесть вобрала в себя мысли и идеи Хлебникова последних лет. Зангези — главный герой произведения, alter ego автора. Он излагает «законы времени», учение о звездном языке, поет песни на звездном языке. Зангези — новый пророк. Подобно Заратустре у Ницше, он появляется на утесе, где каждое утро читает свои проповеди. Он говорит:
Мне, бабочке, залетевшей
В комнату человеческой жизни,
Оставить почерк моей пыли
По суровым окнам, подписью узника,
На строгих стеклах рока.
Так скучны и серы
Обои из человеческой жизни!
Окон прозрачное «нет»!
Я уж стер свое синее зарево, точек узоры,
Мою голубую бурю крыла — первую свежесть.
Пыльца снята, крылья увяли и стали прозрачны и жестки.
Бьюсь я устало в окно человека.
Вечные числа стучатся оттуда
Призывом на родину, число зовут к числам вернуться.
Судьба его близка судьбе многих пророков. Вначале люди, собравшиеся слушать Зангези, готовы поверить ему, они ждут нового пророка. Увидев Зангези, они спрашивают: «Он спасительный круг, брошенный с неба?» Слушатели быстро проникаются его учением и прославляют нового учителя: «Он божественно врет. Он врет, как соловей ночью». Люди готовы идти за новым пророком: «Мы — верующие, мы ждем. Наши очи, наши души — пол твоим шагам, неведомый». Но Зангези читает еще одну проповедь, и люди пугаются: «Боги улетели, испуганные мощью наших голосов. К худу или к добру?» Зангези продолжает свое дело, и вот уже ученики кричат: «Зангези! Что-нибудь земное! Довольно неба! Грянь „камаринскую“! Мыслитель, скажи что-нибудь веселенькое. Толпа хочет веселого. Что поделаешь — время послеобеденное». Но Хлебников-Зангези не мог услаждать толпу, не мог «грянуть камаринскую», и толпа уже готова от слов перейти к делу: «Будет! Будет! Довольно! Соленым огурцом в Зангези! Ты что-нибудь мужественное! Поджечь его!» Но Зангези не прекращает проповеди. И вот — закономерный финал. Двое читают газету: «Как? Зангези умер! Мало того, зарезался бритвой… Поводом было уничтожение рукописей злостными негодяями с большим подбородком и чавкающей парой губ». Но эта развязка сверхповести оказывается ложной. Появляется сам Зангези и говорит: «Зангези жив. Это была неумная шутка».