Валерий Демин - Лев Гумилев
Но самый парадоксальный вывод из приведенного примера заключается в том, что методология социальной политики сегодня остается такой, какой она была несколько сотен лет назад. Назовите герцога – президентом, наемников – партократами, крестьян – цивилизованными бизнесменами, а буржуазную революцию – демократической, и вы получите точную копию высказываний вчерашней газеты по поводу дискуссий в парламенте. О «новой демократии», расцветавшей у него на глазах, и ее истоках Гумилёв высказывался прямолинейно и нелицеприятно:
«Да, с демократией действительно нынче сложно. Раньше ведь все как было — ни плюрализма и многопартийности, ни парламента и разделения властей. А сейчас всего становится с избытком. Хотя, глядя в телевизор, внимая речам своих же избранников, начинаем понимать, что в потоке демократизации скрыты коварные подводные камни. Я считаю самым опасным из них отсутствие нормальной селекции, которая отбирала бы кадры для самоуправления. Демократия, к сожалению, диктует не выбор лучших, а выдвижение себе подобных. Доступ на капитанские мостики, к штурвалам получают случайные люди. История знает немало примеров, когда “общественное мнение” трагически расходилось со здравым смыслом и потребностью решения насущных задач. В свое время итальянцы знаменитой эпохи возрождения низвергли тираническую фамилию Медичи, но получили взамен свирепого Савонаролу. Не стало легче после его гибели в 1496 году — созданная заново республика показала полное бессилие… Иные скептики, размышляя над подобными пертурбациями, ничего не приносящими народу, кроме вреда, называют историю государственной власти сменой одних видов саранчи другими. Суд и закон часто сами служат произволу. Избирательное право способно склонить к ренегатству, суля успех тем, кто беспринципно меняет взгляды раз в четыре-пять лет. Народные веча и митинги всех времен и народов многажды приводили к дикому разгулу охлократии — власти толпы, которая не щадила никого»
* * *
Особенно горькое чувство вызывали у Льва Николаевича межэтнические конфликты, которые вспыхивали то здесь, то там на территории советского и постсоветского пространства. (В начале 1990-х годов в центре внимания находился конфликт между Азербайджаном и Арменией из-за Нагорного Карабаха.) К Гумилёву напрямик стали обращаться политики разного калибра и вездесущие журналисты с просьбой объяснить причины национальных междоусобиц и дать свои прогнозы относительно их возможного разрешения. Лев Николаевич тактично уходил от ответов на подобные непростые вопросы, подчеркивая, что он не политик, а ученый. Что же касается науки, то в ней были допущены такие же ошибки и перекосы, как и в социально-политической сфере. Главный недостаток — классовое истолкование этнических процессов и их природных особенностей. При этом каждый этнос, тем более составляющий государство, должен думать не о том, как нажить врагов — они всегда найдутся, а о том, где найти верных друзей.
Ученый утверждал, что межнациональные отношения везде одинаковы, на всем земном шаре, подобно тому, как термодинамика и гравитация действуют одинаково во Вселенной. Межэтнические конфликты так же неизбежны, как межэтнические контакты. Более того, первые – следствие последних. Но порождающие их причины, как и следствия, – неодинаковы. Поэтому бессмысленно искать единый рецепт для преодоления разных межнациональных конфликтов. Это невозможно в принципе: ведь не существует в медицине лекарства от всех болезней. То же и в случае межнациональных конфликтов.
Гумилёв говорил, что плохих этносов не бывает и быть может, есть лишь разные степени комплиментарности в их отношениях друг с другом. Когда складывается обоюдная комплиментарность, получается благоприятное сочетание, народы уживаются друг с другом и могут объединиться в единое государство. Например, Российское государство сложилось на такой огромной территории именно благодаря тому, что была обоюдная комплиментарность народов, живших на своих землях. Создание единого государства на пространстве от Балтики до Тихого океана было естественным процессом и происходило без кровопролития. У нас не было ничего, хотя бы отдаленно напоминающего историю создания США, когда индейцы-аборигены истреблялись сотнями тысяч.
Первопричину возникновения государства Гумилёв, естественно, объяснил на основе своей пассионарной теории. В XIII веке киевский период Древней Руси закончился, последовал следующий, начиная со времен Александра Невского, пассионарный толчок. Это первый пассионарий, который был ясно выявлен. Потом наступило что-то вроде инкубационного периода, когда пассионарии только формировались. Появились очень энергичные бояре. Ведь самое главное, не каков царь, а каково окружение, бояре. Если окружение пассионарно и патриотично, то какая нам разница, кто по национальности царь — татарин, русский или белорус? При патриотическом окружении царь может быть даже не очень умным: поговаривали, например, что первый Романов — царь Михаил Федорович — был не слишком умен, но при нем был его мудрый отец и наставник патриарх Филарет. Пока у нас не будет настоящего патриотизма, основанного на любви к родной земле и ее истории, ничего хорошего не получится.
Оценивая «смутное время» конца 1980-х — начала 1990-х годов, Гумилёв говорил: «Я не узнаю своей страны, страны детства. Но ведь меня заставили восхититься своей Родиной – даже послереволюционной державой в 30-е годы, и это было серьезно… А затем, я защищал ее под Берлином – снова Отчизна отозвалась любовью – за отзывчивость. Было много лагерников, что-то втихомолку говорили, а вокруг молодые, которым нет дела до того, что будет с ними, когда они вернутся домой. Вот эти, молодые состарились, я ведь вижу, они инвалиды, нищие, но и в них мироощущение огромной Отчизны.
Никому нет дела, до того, что случилось со страной. А она потерпела поражение этническое: плевать, если бы политическое или военное, как Германия или Япония, а именно этническое, произошел раскол посередине, равновесие между жизнью и смертью нарушено. <…> К сожалению, я слабо знаю современную армию, но именно армия испокон веков была носительницей и хранительницей истинного патриотизма, гордости за принадлежность к великой и единой России. Потеряв эти чувства, мы неизбежно потеряем свое историческое лицо».
Одновременно Лев Николаевич ответил и на вопрос по поводу критики в адрес современной Российской армии, на которую постоянно обрушивается шквал обвинений во всех существующих и несуществующих грехах: «Я не против критики, тем более, если она конструктивна. А вот дискредитация сильного всегда была уделом слабых и корыстных. Конечно, вырастить труса, надеющегося, что ему не придется воевать, испытывать какие-то трудности и лишения, легче, чем воспитать воина и гражданина.
