Геннадий Барабтарло - Сочинение Набокова
Почему вашим выбором стал именно этот писатель и его богатые, изощренные, витиеватые, вычурные, полные отсылок и аналогий тексты?
Первые два, а можетъ быть и три прилагатель- ныхъ изъ этого ряда отчасти сами отвт>чаютъ на вашъ вопросъ; последнее есть только частное слт>дсгв1е иерваго, а четвертое къ Набокову неприменимо, потому что узорчатость его письма отнюдь не производное прихоти или шаблона (въ искусстве первое часто не противоречить второму), но, напротивъ, есть ре- зультать строгаго разсчета и наивысшаго понимашя художественной задачи.
Набоковъ нринадлежитъ вовсе не къ такъ назы- ваемымъ «классикамъ», какъ вы его назвали: такихъ теперь прудъ пруди. Онъ занимаетъ очень высокое место въ очень избранномъ и очень разобщенномъ въ пространстве и времени международномъ обществе сильнЪйшихъ художниковъ выше-нобелевскаго, такъ сказать, класса. Ихъ очень мало, и списокъ ихъ именъ отнюдь не цъликомъ совпадаетъ съ общепри- знаннымъ перечнемъ классическихъ именъ. Среднш читатель въдь невзыскателенъ, и его вкусъ несамостоя- теленъ. Чтобы серьезно и съ пользой читать Набокова, не довольно обычнаго литературнаго опыта; тутъ нужно высшее читательское образоваше.
Сила Набокова не столько въ словесномъ искусстве, сколько въ искусстве композищи, гдъ ему нътъ равныхъ. Подъ композищей я разумею соотношеше частей книги, сквозное движете темы, системы вза- имодъйств1я тематическихъ ходовъ, координащю конца и начала, общую топографию книги и т. д. Онъ какъ никто ум'Ьпъ съ равнымъ мастерствомъ называть и описывать въ норазительныхъ гюдробностяхъ и твар- ный м1рь, доступный вевмъ пяти чувствамъ (и особенно зрЪшю), и незримый м1ръ опгущен1й и эмоц1й. Бол-Ье того, во многихъ своихъ романахъ онъ пытался тонкими, незаметными даже искушенному читателю пр1емами изслт>довать недоступную ни чувствамъ, ни умопостижешю область, которую можно назвать метафизической. Такой последовательно и разечет- ливо трехъярусной литературы, такого сочетания ис- пытующаго артистическаго взгляда сверху внизъ и одновременно снизу вверх — нигде больше не встретишь.
С какими сложностями Вы столкнулись, работая над «Лаурой и ее оригиналом»? В чем специфика работы переводчика с текстами Набокова и «Лаурой…» в частности?
Вообще нереводъ любой книги Набокова на любой языкъ — весьма трудное дело вследств1е колос- сальнаго богатства и разнообраз1я его лексики и чрезвычайной аналитической тонкости изобразительной и выразительной техники. Но переводить его англш- ск1я сочинешя на русстй языкъ труднее всего, потому что его родного языка больше нетъ въ живыхъ, а тоть, на которомъ теперь пишутъ и говорятъ, называя его русскимъ, представляетъ собой отдаленное и оскудевшее подоб1е. То наречие, которое теперь въ общемъ уаотребленш и которое Набоковъ называлъ «совет- скимъ говор ко мъ», такъ же мало пригодно для перевода его прозы, какъ малярная кисть для портретной живописи.
…По состояшю русскаго языка можно многое сказать не только о состоянш, но и о составъ народа, на немъ говорящаго и пишущаго. Страшное объднъше словаря съ одновременнымъ его испакощешемъ блатной лексикой, политическими штампами и непереваренными заимствовашями; искромсанное боль- шевицкимъ декретомъ 1918 года правописаше, тъмъ самымъ исказившее историческую фонетику и грамматику; чудовищный новообразования, «компютер- ный языкъ» и телеграфныя сокращешя; безцензурная площадная брань и вообще всякаго рода сквернослов1е и гнилослов1е — все это, сделавшись едва ли не нормой даже въ печати, не говоря уже о пиксельной эфемерш и мало чъмъ отъ нея отличающейся теперь ръчи, неимоверно затрудняетъ переводъ русскаго писателя Набокова на его родной языкъ. Я никоимъ образомъ не могу сказать, что мнъ удалось сдълать это удовлетворительно. Но я по крайней мъръ ясно сознаю этотъ ограничительный порокъ средствъ выра- жешя и пытаюсь восполнить его, изучая и усваивая сколько возможно старые образцы.
Дополнительная трудность перевода «Лауры» заключается вовсе не въ ея фрагментарности, но въ значительно большей свободъ и лексическомъ разно- образга англшскаго языка по сравнешю съ русскимъ во всемъ, что касается области любовныхъ, и особенно относящихся къ сферъ пола, терминовъ и описа- нш. Русскш языкъ образованныхъ людей (разумъю тутъ языкъ К. Д. Левина, а не П. Е. Левина) сравнительно цъломудренъ и такихъ описанш избъгаетъ.
Известно, что Набоков не хотел, чтобы «Лаура…» публиковалась. Он не успел закончить книгу и поэтому просил жену уничтожить записи. Она ослушалась, и вот сын и наследник Набокова объявил о своем решении обнародовать черновики. Если не секрет, какова ваша роль в этой истории»?
Въра Набокова сказала мнъ о существованш рукописи и о томъ, что не можетъ пока решиться исполнить волю покойнаго мужа спустя четыре года послъ его смерти, въ гостиницъ Паласъ въ Монтрё, гдъ мы занимались русскимъ «Пнинымъ». Больше объ этомъ ръчи между нами не было. Въ своемъ послъсловш къ русскому издашю «Лауры» я привожу мъсто изъ письма сестры Набокова Елены Сикорской, из котораго слъдуетъ, что и она не знала о содержанш карточекъ съ записаннымъ текстомъ. Когда въ мартъ 2008 года Дмитрш Набоковъ обдумывалъ вопросъ, печатать или нътъ, я былъ среди тъхъ, къ кому онъ обратился за совЪтомъ, предварительно приславъ манускриптъ для изучешя.
Если бы судьба «Лауры…» была в вашей власти, что бы сделали вы — опубликовали бы текст или уничтожили его? Как вы думаете, что важнее в данном случае — мнение общественности (т. е. желание поклонников прочитать роман) или воля автора?
Между публикащей и уничтожешемъ есть мъсто для неуничтожешя безъ публикащи, т. е. того сос- тояшя, въ которомъ рукопись пребывала тридцать два года.
На вашъ прямой вопрось прямо отвътить и легко и трудно. Легко, потому что «мнъще общественности» безусловно не можетъ тутъ имъть ни малъйшаго значешя. Воля умирающаго автора, конечно, совсемъ другое дъло, и тутъ трудность мучительная. Объ этомъ я пишу въ самомъ концъ своего послъсловия къ русскому издашю.
Что до моего мнения, то будучи сугубо частнымъ, оно не можетъ быть интересно публикъ. Но можетъ быть, на месте моего сына я поддался бы соблазну сохранить некоторыя места, вставивъ въ специально сочиненную съ этой цълью повесть, можетъ быть тайно помътивъ симпатическими чернилами стиля или композиции эти инкрустации, такъ чтобы ихъ видно было только при нагрЪвТ или на просвЪтъ.
Насколько мы знаем, единственное, что осталось издателям и, соответственно, вам как переводчику, — это полторы сотни каталожных карточек с набросками. Как повлияла на вашу работу незавершенность «Лауры…»? Этот нюанс упростил или усложнил перевод?
