Лев Андреев - Янгель: Уроки и наследие
— В нем нет ничего особенного.
Сделав столь важное заключение, он достал зажигалку. Через несколько секунд "обличительный документ" превратился в жалкую кучку пепла, лежавшую на подоконнике.
Что правда в описанной истории, а что дополнило благодарное воображение участников этого эпизода, по сути, даже и не важно. Важно другое.
Три абсолютно непохожие по значимости и последствиям для их участников ситуации и абсолютно идентичная реакция Главного. В них задействованы совершенно разные люди: простые исполнители, руководители среднего уровня, Главные конструкторы и военные; сослуживцы, смежники и заказчики. Но это никак не сказывается на линии поведения Главного. Она остается последовательно неизменной: защитить человека, над которым нависла угроза расправы.
Однако в каждой из описанных историй Михаил Кузьмич использует совершенно разные приемы и способы для достижения цели, демонстрируя незаурядное мастерство находить решение в нестандартных ситуациях, умение владеть разнообразными способами защиты.
Для не посвященных в тайны конструкторских взаимоотношений следует заметить, что при выяснении причин аварии "разборка" обычно происходит на двух уровнях: вначале Главные выясняют в создавшейся ситуации отношения между собой, а затем уже "выпавший в осадок" руководитель вершит суд в своей вотчине. Причем сам, в зависимости от обстоятельств и собственного "умения", может отделаться и просто неприятными минутами, а оставшись в стороне, переложить всю тяжесть вины на подчиненных.
Взять единолично на себя всю ответственность за аварию Р-16 в сложившейся ситуации, это значило отвлечь внимание, вывести всех причастных из-под удара, направив его на себя. Ведь катастрофа оплачена уже жестокой ценой.
В ситуации с министром С.А. Афанасьевым, когда Михаил Кузьмич категорически отказывался назвать фамилию виновника — это разговор, в котором Главный продемонстрировал своему руководству, что в данном конкретном вопросе по уровню профессиональной компетенции министр не имеет права вершить суд. Только Главному определять, что явилось причиной аварии и ее истоки.
История, с почти детективным сюжетом сжигания бумаги, в которой Главный предстает как человек, готовый прийти на помощь в самых сложных ситуациях, не считаясь со временем и рискуя вызвать на себя огонь органов госбезопасности, действуя смело и решительно, интересна с той точки зрения, что озвучивание ее произошло не в стенах конструкторского бюро, а в инстанции, занимающей особое положение — даже не смежника и не просителя работы, а работодателя, именовавшегося официально Заказчиком, то есть Министерства обороны. Это может служить лишь ярким подтверждением того особого ореола человечности, отзывчивости, доброты и доступности в общении, который сопровождал деятельность Михаила Кузьмича Янгеля на всех уровнях и во всех смежных организациях.
Показательно, что старожилы конструкторского бюро не припомнят, чтобы от лица М.К. Янгеля кто-то получал официальный выговор в приказе по предприятию за неумышленную ошибку или оплошность. А такая раздача наказаний была одним из действенных рычагов в те годы для "стимулирования" деятельности подчиненных. Хотя совершенно понятно, что выговор — не лучший способ воспитания и ускорения прогресса техники. Впрочем, какое это правило, если в нем нет исключений. И М.К. Янгель не опроверг этой истины. Бытует любопытный эпизод из практики летных испытаний, вошедший в историю испытаний как "сногсшибательный номер", якобы происшедший при очередном пуске ракеты Р-36. Буквально за считанные минуты до нажатия на кнопку "Пуск" Михаилу Кузьмичу неожиданно доложили, что около ракеты почти у самого сопла двигателя лежит на земле человек: голову положил на ладони и крепко спит. А по тому, что на лице застыла улыбка, сны очевидно видел хорошие. После проведения операции по эвакуации незадачливого любителя отдохнуть незамедлительно последовал категорический приказ Главного:
— Испытателя немедленно уволить с предприятия и в течение двадцати четырех часов он должен покинуть полигон.
Выслушивать объяснения провинившегося не захотел, а только подчеркнул, чтобы этого специалиста на пушечный выстрел не допускали к конструкторскому бюро. Однако столь строгому и справедливому наказанию не суждено было свершиться. К М.К. Янгелю пришла целая молодежная делегация с просьбой не увольнять инженера. Оказалось, что в КБ он возглавлял художественную самодеятельность. И момент к тому же был очень ответственный: предстояло выступление в Киеве, и коллектив усиленно готовился к смотру. Против такого напора Главный устоять не смог, пришлось понизить уровень наказания, ограничившись взысканием. И это решение оказалось оправданным — самодеятельность конструкторского бюро заняла на смотре первое место. Ну и добавим, для того, чтобы не опровергнуть высказанное выше мнение о воспитательной политике Главного, причина выговора поклоннику Морфея не была связана с его непосредственной производственной деятельностью, а являлась следствием прямого разгильдяйства.
Задеть за живое
Одной из сильных сторон Главного как лидера коллектива было умение подобрать ключевые слова и формы контакта с сослуживцами. Этому в немалой степени способствовало то, что Михаил Кузьмич тонко чувствовал богатейшие возможности русского языка и в совершенстве владел его арсеналом. В его лексиконе не было вычурных, особенно "заморских" слов. Язык был глубоко народным. Показательно, что в его устах простые, казалось, такие обыденные слова, приобретали новое выразительное изначальное звучание. Они всегда произносились весомо, метко, без натяжки.
Среди любимых были "ребята", "мои ребята", "посижу с ребятами", "подскажу ребятам". Они выражали объективную реальность — уникальность коллектива конструкторского бюро, на первом этапе своего развития являвшегося, по сути, молодежным и состоявшего на две трети из специалистов комсомольского возраста, то есть не достигших и тридцати лет.
Янгелевские ребята — это не ватага сорванцов или молодежная команда. Это соратники-единомышленники, которым действительно есть что подсказать, помочь, с которыми можно посоветоваться, да и самому чему-то поучиться, узнать мнение, настроение. Ведь взаимоотношения "отцов и детей" — не только этап развития русской литературы. Это извечная, непреходящая проблема. Для набиравшей темпы организации оторваться от молодежи — значило потерять связь с коллективом, молодежным и дэ юрэ, и дэ факто, с настоящим и будущим конструкторского бюро.
