Александр Боханов - Павел I
Взращённое под сенью Креста, в лоне Православия (Правоверия) Московское Царство выполняло свою духовную миссию — служить свечой Православия, нести миру и людям Завет Спасителя, готовить род человеческий ко Второму Пришествию Христа. Этот идеал «Святой Руси», сформировавшийся в первой половине XVI века, одушевлял всю историю Московского Царства, являлся главным духовным смыслом русского исторического бытия вплоть до первой четверти XVIII века. Когда же правителем Руси-России стал неистовый преобразователь Петр I Алексеевич, то началась переориентация духовного строя страны с Рима Второго, христианского, на Рим Первый, языческий. Б 1721 году верховный правитель провозгласил Россию «Империей», не вкладывая в это понятие никакого сакрального содержания. Идеал «Великой Империи» выдвинулся на политическую авансцену, заслонив идеал «Святой Руси».
С Петра I началась дихотомия (расщепление) русского исторического существования, возник тот, всё время расширяющийся, разлом некогда единого национально-государственного организма, который в конечном итоге и стал главным фактором падения Монархии в 1917 году. По своему облику и внешним задачам светская Империя не творила больше дело Церкви, управление которой было низведено до уровня государственного департамента.
Однако старое мироощущение об особом предназначении Руси не исчезло, и исчезнуть не могло, так как это всегда оставалось чаянием православной души. Оно существовало в тиши монастырских обителей, в сердцах всех благочестивых пастырей и мирян. Полностью преодолеть и отбросить исконную православную природу Руси не удалось ни такому сильному правителю, как Пётр Алексеевич, ни православно индифферентным последователям Первого Императора, таким, как Анна Иоанновна, Екатерина II или Александр I.
Несмотря на разломы, противоречия и антагонизмы, Россия сохраняла все признаки государства-церкви вплоть до самого 1917 года. Она оставалась единственным в мире христианским государством, с максимально возможной степенью воцерковления социума, где последний коронованный правитель — Царь Николай II Александрович — был причислен к лику святых в чине Страстотерпца, т. е. правителя и человека, совершившего великий подвиг Христа преданности. Ничего подобного страны, которые традиционно обозначаются «христианскими», где со времени Ренессанса и Реформации Вера Христова стала трактоваться как частное дело отдельного лица, миру не явили, и явить не могли.
Вышеуказанные ремарки необходимы для понимания того «христианского идеализма», который был присущ Императору Павлу I и направлению внешней политики Империи периода его царствования. Он-то как раз прекрасно понимал, что «Дело Империи» и «Дело Церкви» сосуществуют в неразрывном единстве, что его роль тем и неповторима, что он водитель «Православного Царства». Конечно, это не было неким законченным и совершенным богословским мировоззрением; это скорее интуиция, порыв, но которые явно наличествуют во многих деяниях Павловской эпохи.
Никто не знает, было ли это результатом духовного просветительства такого замечательного пастыря, как Митрополит Платон, или это — некое собственное личное наитие, но факт остаётся фактом; Павел Петрович был христианином с рождения и до последнего дня своей жизни. Его молитвенное усердие поражало окружающих. Как писал H.A. Саблуков через сорок лет после убийства Павла I, в Гатчине «до настоящего времени показывают места, на которых Павел имел обыкновение стоять на коленах, погруженный в молитву и часто обливаясь слезами. Паркет положительно протерт в этих местах».
Потому и мир воспринимал Павел Петрович не только как «правитель Империи», но именно как «правитель Христианской Империи», что являлось синонимом поводыря христианского рода человеческого.
Именно христианское миропредставление Павла Петровича родило идею о потребном единстве христианского мира. Революция воспринималась им как совершенное зло, как козни антихриста, как вызов Богу, чему надо бескомпромиссно противостоять всеми силами души, всеми мыслями и делами. Революция — опасная и заразная болезнь, требующая сильной ответной реакции. Свержение монархии во Франции в 1792 году показало всему миру, что пал не только трон, но и алтарь, а иного и быть не могло. Бесовская вакханалия не могла ограничиться только свержением и убийством правителя «милостью Божией». Гонение на Церковь стало всеобщим и беспощадным; священники и монахи преследовались повсюду и истреблялись с непередаваемой жестокостью.
Хорошо известно о том, что Цесаревич Павел крайне резко и эмоционально воспринимал революционные безумства во Франции, где, по его словам, «развратные правила и буйное воспаление рассудка» попирали Закон Божий и традиционное мироустроение. Трудно удержаться от предположения, что если бы в начале 90-х годов XVIII века власть находилась у него в руках, то он ответил бы прямым ответным ударом. Екатерина же считала, что России не надо вмешиваться, что морального осуждения вполне будет достаточно. Действительно, ведь это же не война за Иран и Тибет, которая в середине 90-х годов так занимала Императрицу. 18 апреля 1796 года русские войска под командованием графа Валериана Александровича Зубова (1771–1804) — младшего брата последнего фаворита Императрицы — начали доенную кампанию против персов, захватив Дербент (10 мая) и Баку (И июня). Их продвижение вглубь персидской территории было прекращено только со смертью Екатерины II в ноябре 1796 года.
Придя к власти, Павел Петрович не считал необходимым вмешиваться в дела сопредельных стран и территорий. Он всё ещё придерживался своего старого убеждения; Россия должна заниматься самоустроением государства, а иностранные военные кампании истощают и без того скудные государственные ресурсы.
Однако обстоятельства международного порядка вынудили Императора изменить исходные миролюбивые представления. Французская республика времен Директории не только успешно отражала натиск монархической Европы, но добилась вполне ощутимых территориальных приобретений, начала демонстрировать свои всеевропейские экспансионистские устремления. В результате поражений, нанесенных Пруссии, Испании, Сардинии, Австрии, французы установили свой контроль над Бельгией, Голландией, Ломбардией, утвердили влияние в Южной Италии и Неаполе, заявили свои претензии на Рейнские области, Швейцарию, Геную и Ближний Восток.
Как мировая держава Россия не могла оставаться в стороне от разрушения установленного миропорядка. Это был побудительный мотив, так сказать, геополитического свойства.
Другой импульс, не менее важный, носил мировоззренческий характер; дать отпор противохристианскому нашествию. Он особо рельефно проявился в так называемом Мальтийском вопросе. Император-рыцарь выступил на защиту «братьев во Христе», которых в тот период олицетворял католический Мальтийский орден, а в широком смысле — весь католический мир, испытывавший страшный натиск со стороны безбожной революции. Без этого побудительного религиозного мотива невозможно объяснить многие аспекты политики Павла I, и её в таком случае можно представлять и «экстравагантной», и «глупой», и «безумной», и какой угодно ещё, но только — не подлинной.
